Красный бубен - Олег Владимирович Попов

прошла как-то зря. Когда-то собирался пойти в уголовный розыск, но Нюрка не пустила. Жаль, что не смог тогда проявить характер. Если бы устроился, жизнь была бы куда как интереснее. Погони, перестрелки, операции, слежка и все такое. Вот это настоящая была бы жизнь! И если бы его даже убили на задании, он бы и умер как герой, с сознанием, что геройская жизнь прожита не зря и заканчивается очень даже заслуженно. Возможно, после его такой смерти деревню Красный Бубен переименовали бы даже в Абатурово.

Только на войне он чувствовал, что такое настоящая жизнь. Каждое мгновение там имело смысл и могло стать последним.

Однажды с ним произошла странная история. Наши только что заняли город Фрайберг. И вот он с друзьями, Мишкой Стропалевым и Андрюхой Жадовым, шел по отбитому у фашистов городу, прихлебывая из фляги спирт. Всю войну они прошагали бок о бок, спасали друг друга от смерти, делились последним…

Долго гуляли, пока не вышли к старинному замку.

– Ничего фашисты жили! – присвистнул Жадов.

– Вернемся, Андрюха, – Мишка похлопал товарища по плечу, – каждому по дворцу построим! Заживем, как фашисты!

– А я высоко жить не привык, – сказал Семен. – У меня от высоты голова кружится. Я на чертовом колесе катался и блеванул оттуда.

– Ну и прекрасно, – сказал Мишка. – Снизу, например, фашист идет, а ты на него сверху блюешь.

– Или ссышь, – добавил Жадов.

Друзья расхохотались своим мечтам.

Решили посмотреть замок внутри, чтобы узнать, как устраивать дворцы на родине. Прошли в ворота и оказались во внутреннем дворе с колодцем. Пить поостереглись – мало ли какой туда дряни напускали фашисты, чтобы отравить освободителей.

Обошли двор кругом и остановились у железной двери с ручкой-кольцом. Кольцо торчало из бронзовой головы носорога. На рог наколота рейхсмарка.

– Как это понимать? – Жадов снял очки и протер носовым платком.

– Вход за деньги?

– Мы их фашистские деньги отменили. – Семен снял марку с рога, порвал на кусочки и подкинул в воздух.

Андрей подергал кольцо.

– Заперто!

– Поправимо! – Мишка снял с плеча ППШ. – Отойдите.

Жадов и Абатуров отошли и закурили американские «Каракум» с верблюдом на пачке.

– Тра-та-та! – застрочил автомат.

Но универсальная отмычка военного времени на этот раз не сработала. Железная дверь выстояла.

– Ничего! – сказал Стропалев, отстегивая гранату.

Жадов и Абатуров присели за колодцем.

Через секунду к ним присоединился Стропалев.

Грохнуло, на голову Стропалеву упало ведро с колодца. Мишка стал похож на тевтонского рыцаря.

– У-у! – загудел он в ведре.

Семен треснул по ведру.

– Ты чего?! – Мишка снял ведро. – Оглохнуть можно!

Дверь валялась на земле.

Внутри было темно. Стропалев включил трофейный фонарик. На стенах висели рыцарские гербы и портрет какого-то немца в рогатой каске.

– Что за рожа? – Жадов приподнял очки. – Вроде не Гитлер.

– Может, Геббельс, – сказал Стропалев. – Или Моцарт.

– Моцарт не фашист.

– Один хер.

– Тут слова в углу. – Жадов стал читать по складам: – Теофраст Кохаузен… Вот такие и отравили Моцарта!

Семену почудилось, будто немец на портрете нахмурился.

– Ты ничего не заметил? – Он подтолкнул Мишку.

– Что? – Мишка потянулся к автомату.

– Да так. – Семен заглянул за портрет. – Я слышал, у портретов делают дырки в глазах и оттуда подсматривают…

Дырок в портрете не обнаружили.

Мишка докурил и окурком пририсовал портрету немецкие усы с кончиками, загнутыми кверху, плюнул на бычок и прилепил его немцу ко рту:

– Покури, фриц.

Семену снова показалось, что портрет живой и недовольный. Но он списал это на счет тусклого освещения и необычной обстановки. Однако незаметно от товарищей перекрестился.

Пошли дальше. На стенах висели и другие красноносые немцы в париках и бледные немки с завивкой. Но солдаты перестали обращать на них внимание. Они же не знали никого из тех, кто был изображен на полотнах, а потому им было неинтересно на них смотреть. Подумаешь – немцы.

Наконец попали в огромный зал с высоченными потолками. В зале царил хаос: перевернутые кресла, дубовый стол завален посудой – помятыми металлическими кубками и тарелками, битыми фарфоровыми вазами, гнутыми подсвечниками, вилками с отломанными и перекрученными зубьями и прочим хламом. На столе лежала большущая люстра. Видимо, в разгар пиршества она грохнулась с потолка на стол и покалечила посуду. Большая серебряная ваза для фруктов валялась на полу.

– Немцы погуляли. – Жадов взял мятый кубок. – Люстру кокнули.

– Это от бомбы, – сказал Семен.

Стропалев посмотрел наверх:

– Может, и от бомбы. А может, какой-нибудь фриц назюзюкался, подпрыгнул со стола, раскачался и навернулся.

Друзья расхохотались. Их голоса диким эхом отозвались под потолком, вибрируя и искажаясь. Оттуда вылетела целая стая летучих мышей. Солдаты вскинули автоматы и полоснули очередями по летающей мерзости. Грохот поднялся такой, что у нормального человека сразу бы лопнули все перепонки.

– Гады какие! – крикнул Жадов.

– Не хуже фашистов! – добавил Семен.

– Кончай стрелять! – Мишка опустил автомат и покрутил в ухе пальцем.

Семен прекратил стрельбу. А Жадов, увлекшись, расстрелял посуду. Простреленный кувшин слетел со стола, покатился к шкафу с резными ножками и пнул его. Со шкафа свалилась толстая книга. Андрюха присел, взял книгу, сдул с нее пыль.

– Старинная. – Он поднял очки. – Знаки на обложке кобылистические…

– Как у кобыл, что ли? – спросил Семен.

– Это знаки колдунов, – пояснил Жадов. – Закорючки такие, навроде фашистских. – Он открыл книгу. – Ого! Как будто ручкой написано… Бурыми чернилами.

– А что написано-то? – Стропалев заглянул ему через плечо.

– Буквы вроде немецкие, а слова – непонятно чьи. – Жадов прочитал: – Хамдэр мых марзак дыхн цадеф юфр-бэн.

В тот же миг стены замка задрожали, зашатались и с потолка на солдат посыпались мелкие камушки. Летучие мыши заметались под потолком. Друзья решили, что началась бомбежка. Они кинулись назад, но прямо перед ними потолок в коридоре рухнул. Проход завалило. И тут же бомбардировка закончилась.

– Что делать будем? – спросил Стропалев.

– Поищем другой выход, – сказал Жадов.

– Через окна не вылезти. – Семен посмотрел наверх.

Друзья обошли зал, и у противоположной стены обнаружили дверь. За дверью – коридор. Пошли вперед.

Вдруг Жадов, который шел первым, резко остановился.

– Странно, – сказал он, показывая фонариком на стену. – Точно такой портрет, как там.

На стене висел портрет того же немца, только с настоящими усами с кончиками, загнутыми кверху, и с сигарой во рту.

– Мишка, как ты угадал ему усы-то с папиросой добавить?! – воскликнул Абатуров.

– Меня мать, – ответил Мишка, – в изостудию отдала из-за талантов. – Он вытащил изо рта сигарету и подрисовал немцу круглые очки.

Коридор привел друзей в зал.

– Чего? – вырвалось у Стропалева.

Жадов присвистнул.

А Семен не знал, что сказать, ему стало страшно.

В этом зале все было точно такое, как и в предыдущем. Точно такая люстра лежала на точно таком столе. Рядом на полу валялась точно такая же ваза для фруктов. В углу стоял точно такой же шкаф.

– А вон и кувшин, который я прострелил! – Жадов поднял кувшин с дырками от пуль. – А вон и книга! Это мы, получается, дали кругаля.

– Как это мы? – Стропалев почесал затылок.

– Пошли снова, – сказал Семен. – Надо выбираться отсюда, скоро стемнеет.

Они вошли в дверь и пошли по темному коридору.

– Черт! – сказал Жадов. И остановился.

На него налетел Стропалев, а на того Абатуров.

– Чего встал?! – крикнул Стропалев.

– Очки уронил!

– Поднимай и пошли! – крикнул Семен.

– Я их не вижу! – Андрей опустился на коленки и стал шарить. – Есть! – Он поднял очки, надел и застыл. – Гляди-ка, братцы!

На стене висел портрет знакомого немца с поднятыми вверх усами, с сигарой и в круглых очках.

– Говно какое-то! – сказал Стропалев.

Семен, который стоял позади всех, перекрестился и сплюнул через плечо.

– Что-то тут не то, – сказал Андрей. – Ну а если мы ему хер на лбу нарисуем?

Стропалев вынул изо рта окурок, но хер на лбу рисовать не стал, а нарисовал торчащие изо рта зубы.

– Зря ты, Миш, зубы, – поежился Абатуров. – Уж лучше хер.

– А чего?

– А ничего.

– Пошли. – Жадов двинулся вперед.

И опять Семену показалось, что портрет поморщился.

Коридор вывел в зал, похожий как две капли на предыдущий. Бойцы молча прошли через него.

– Если бы вас не было со мной, – сказал Жадов, – я подумал бы, что сплю или свихнулся.

Стропалев хмыкнул.

– Лучше бы мы сюда не заходили. – Семен перекрестился. – Может, вернемся в первый зал, рванем гранату, где завал, и все?

– Граната такой завал не возьмет. – Жадов встал и показал на стену.

На стене висел портрет немца. Ко всему,