Лют - Дженнифер Торн

* * *

На лестничной площадке встречаю Салли – та направляется на кухню, к детям. Они сейчас завтракают под просмотр телевизора – теперь, когда антенна тоже не работает, доступны только записанные программы, – так что для меня это удачная возможность улизнуть из дома и поискать невесть куда запропастившегося муженька. Насколько мне удалось выяснить за последние полчаса, высматривая Хью во все окна, на участке его нет, а Макс громко храпит на пятачке солнечного света в гостиной, следовательно, если Хью решил прогуляться, то с какой-то своей целью, что гораздо больше похоже на меня.

– В городе я его не видела. – Салли хмурит лоб.

– Я видела! – Из-за угла появляется Эйвери с корзиной сбитых ветром фруктов. – Вы о лорде Тредуэе? Минут пятнадцать назад он шел к церкви.

– Спасибо. – Я ловлю пристальный взгляд, брошенный Салли на девушку, и к тому моменту, когда Эйвери оглядывается на меня, моя улыбка делается чуточку натянутой.

– Чарли и Эмма внизу? – звонко с надеждой интересуется Эйвери, как будто пришла на детский праздник. В ответ на мой кивок радостно сияет. – Хотите, присмотрю за ними до обеда? Мне нетрудно.

– Это было бы замечательно. Спасибо, Эйвери.

Ощутив легкий укол сожаления, наблюдаю, как она вслед за Салли уходит на кухню. Жаль, что я по-настоящему не сблизилась с Эйвери. Почти все ее ровесники ушли на войну, и ей здесь одиноко. Помню ее двенадцатилетней девочкой: как живо она интересовалась нашими свадебными планами, моим подвенечным платьем и прической, подробностями моей жизни до переезда на Лют… После возвращения из балетной школы она держится более замкнуто. Думаю, я по-своему тоже.

Прошедшие семь лет сделали меня почти такой же самодостаточной, какой я была в те три года, когда жила с бабулей и каждый вечер ровно в пять тридцать прогуливалась по бетонированным дорожкам, обрамлявшим поле для гольфа, когда наши развлечения состояли из ланчей у бассейна в компании других пенсионеров, коктейлей на крытой бабушкиной террасе и, если нам хотелось похулиганить, вылазок в местный «Таргет». В теперешней моей жизни иные стены и границы. Базовый сценарий я усвоила: с чувством высказаться о погоде, вежливо поинтересоваться благополучием членов семьи и питомцев, вскользь упомянуть последние события. Гарантия безопасности – следовать алгоритму, поэтому каждый день я с улыбкой киваю Эйвери и иду своей дорогой, так же как при встрече с большинством других островитян. Главное – никого не злить. Незаметно выхожу из дома, вдыхаю соленый морской воздух и настраиваюсь на квест: отыскать мужа, удостовериться, что у него все в порядке, а после, как всегда, взяться за планирование очередного скучного дня. Иду по аллее в лучах солнца, пробивающихся сквозь ветви вязов. Через каждые несколько шагов зажмуриваюсь, чтобы не кружилась голова. И дело не только в свете. Мой привычный распорядок всю неделю хромает, как пластинка, замедляющая вращение, когда выключают проигрыватель и звук становится все ниже и ниже.

Может, Хью отправился к Мэтью, чтобы договориться о починке сотовой вышки?

Я ступаю на грунтовку, ведущую в деревню, и тут же из-под моих ног взметаются клубы пыли. В последние семь дней стоит непривычная сушь. Кое-какие растения на задней террасе придется поливать.

Эйвери, впрочем, сказала, что Хью шел в церковь. Встречаться с Мэтью в церкви он бы не стал, и все же одна мысль об их возможном разговоре меня нервирует. Да, Лют – маленький остров, мы, его обитатели, видим друг друга почти каждый день, а если не видим, сразу интересуемся, все ли в порядке. Однако Хью и Мэтью Клер отлично умеют избегать любого взаимодействия, как будто заключили договор и неукоснительно соблюдают его условия. На моей памяти в последний раз они общались один на один почти семь лет назад, через две недели после Дня «Д», сразу после похорон отца Хью. Мы возвращались домой с кладбища, и Джессика, старшая сестра Хью, представляла меня местной публике. Я оробела от броской элегантности Джессики и так старалась произвести хорошее впечатление, что не замечала разгоревшейся ссоры до тех пор, пока не услышала крики. Когда я обернулась, дерущихся Хью и Мэтью уже разнимали. Разбитая губа Хью сочилась кровью, но вид Мэтью Клера был просто жутким: эта боль в глазах, эта опустошенность… На похороны он, несомненно, надел свой лучший костюм, но выглядел тот как последние лохмотья. Казалось, Мэтью жаждет провалиться сквозь землю и забрать Хью с собой.

По общему мнению, до этого дня они считались лучшими друзьями. Их разлад остается для меня загадкой. Мужчины бывают такими упрямыми.

И не только мужчины. Моя мать была еще хуже. Была и есть. Она вполне себе жива. Почему я всегда говорю о ней так, будто она умерла? Попытка выдать желаемое за действительное. Что за гнусные мысли! Мама права, я чудовище. Убийца, пускай только в мыслях. Насколько легче было бы, если бы она взяла и наглухо заколотила гвоздями дверь наших отношений, вместо того чтобы раз за разом ее открывать, а потом оглушительно ею хлопать. Взять хотя бы недавнее послание, которое она отправила мне почтой, – в конверте лежал браслет, оставленный мне бабулей, а к нему был прилеплен стикер с запиской от матери:

«Позвони, как сможешь» – и ее телефонным номером, как будто у меня его нет. Я до сих пор ей не позвонила. Да и она вряд ли ждет у телефона.

Тру глаза, ерошу волосы, чтобы стряхнуть прошлое. Проморгавшись, смотрю по сторонам и вижу военный мемориал, загаженный чайками. Памятник заляпан пометом сверху донизу, мы по очереди его чистим. Я говорю «мы», но сама не делала этого ни разу.

Когда я подхожу к тому месту, где грунтовка превращается в главную, как мы ее называем, улицу, я опускаю голову и в буквальном смысле гляжу себе под ноги. Главную улицу Люта можно было бы именовать просто «улицей», так как это единственный мощеный участок дороги на всем острове, и под «мощением» я имею в виду груду многовековых булыжников, вдавленных глубоко в почву. Риск подвернуть ногу или пробить колесо здесь гораздо выше, чем в любой другой, необлагороженной, части острова. Зато туристы обожают эту булыжную мостовую – когда они, туристы, у нас случаются. До войны сюда валили целые толпы: семьи с детьми на каникулах; пенсионеры – дабы поставить галочку в списке развлечений, которыми нужно успеть насладиться до конца жизни; орды историков, орнитологов-любителей и прочих натуралистов; редкие странные – серьезно, странные – неоязычники. Но в