Клайв Баркер - Останки человеческого

– Ты уже бывал здесь?

– Конечно, множество раз, все эти годы…

«Все эти годы»? Что оно хочет сказать, «все эти годы»? Неужели оно оплакивало здесь свои жертвы?

И будто в ответ:

– Я навещаю отца. Два, иногда три раза в год.

– Но он не твой отец, – возмутился Гэвин, которого эта ложь почти позабавила, – а мой.

– Я не вижу слез на твоем лице, – возразил двойник.

– Зато я чувствую…

– Ничего ты не чувствуешь, – сказало ему его собственное лицо. – Говоря откровенно, ты не чувствуешь ровным счетом ничего.

И это была правда.

– В то время как я… – и тут слезы у двойника полились ручьем, потекло из носа, – я буду скучать по нему до самой смерти.

Существо явно играло, иначе и не могло быть, но почему же тогда в глазах его светилось такое горе и почему его черты так уродливо искажались, когда оно плакало? Гэвин редко давал волю слезам: ему казалось, что, плача, он выглядит глупо и беззащитно. Но двойник его даже радовался слезам, гордился ими. Для него это был момент триумфа.

Но даже теперь, понимая, что двойник обскакал его, Гэвин не испытал ничего, даже отдаленно напоминающее горе.

– Ради бога, – сказал он, – если хочешь, истекай тут соплями. Мне не жалко.

Но существо, казалось, не слышало.

– Ну почему это так больно? – вопросило оно после некоторого молчания. – Почему именно чувство потери делает меня человеком?

Гэвин пожал плечами. Что может он знать о великом искусстве быть человеком? Существо утерло нос рукавом, всхлипнуло и попыталось улыбнуться сквозь слезы.

– Прости, – сказало оно, – я веду себя по-идиотски. Извини, пожалуйста.

Оно глубоко вздохнуло, стараясь взять себя в руки.

– Все в порядке, – ответил Гэвин. Эта сцена привела его в замешательство, и ему не терпелось уйти. – Твои цветы? – поинтересовался он, отворачиваясь от могилы.

Существо кивнуло.

– Он терпеть не мог цветов.

Оно вздрогнуло.

– А-а-а.

– Да ладно, разве он знает?

Гэвин больше не оглядывался на истукана, просто отвернулся и пошел по тропинке, бегущей вдоль церкви. Через пару ярдов существо окликнуло его:

– Дантиста не посоветуешь?

Гэвин усмехнулся и пошел дальше своей дорогой.

Приближался час пик. Церковь стояла возле дороги, ведущей в пригород, которая уже была забита движущимися машинами: наверное, сегодня пятница, и самые первые беглецы спешили по домам. Ярко вспыхивали огни, голосили гудки.

Гэвин вступил в самую гущу потока, не глядя ни налево, ни направо, не обращая внимания на визг тормозов и проклятия, – и пошел навстречу движению так, будто решил прогуляться по открытому полю.

Проезжавшая мимо машина зацепила его ногу на полном ходу, другая чуть не врезалась в него. Их стремление попасть куда-то, приехать туда, откуда им не захочется тут же уехать вновь, было смехотворно. Пусть себе злятся на него, пусть ненавидят его, пусть кидают беглые взгляды на его стершееся лицо и с неспокойным чувством едут домой. Если обстоятельства сложатся удачно, то кто-нибудь из них запаникует, вильнет вбок и задавит его. Будь что будет. Отныне он целиком во власти случая, чьим знаменосцем он вполне смог бы стать.

Примечания

1

Предмет искусства (фр.).