Сергей Жилин - Душегуб

Ознакомительный фрагмент

Разумеется, Тим обозлился: привык, что помощники безропотно глотают его слова. Поэтому и не хотел отдавать мне дело, что я всё буду делать так, как захочу, и методы мои сильно Тиму не понравятся. Что ж, пусть хоть слюной изойдёт.

— Есть, за что зацепиться, — ткнул пальцем в мои бумаги Тим, — все данные я перепишу себе, так что заберёшь утром. Пойдёшь?

— А что мне тут делать? — засобирался я уходить.

— Зарплату должны завезти.

Признаться, не ожидал от старого брюзги.

— Ты мне собираешься жалование платить? — уточнил я, тем не менее, неторопливо двигаясь в сторону двери.

— Почему бы и нет…

— Тогда завтра заберу. Сегодня действительно без сил.

И пока не вздёрну маньяка, так будет каждый день. Здравствуй, давно забытая хроническая усталость.

Хочется поскорее уснуть, ни о чём не думать, чтобы эта чёртова голова перестала наконец булькать содержимым. Ворочаюсь не меньше получаса, а сон так и не идёт, словно в наказание.

Вспоминается Энгриль, как он учил меня приёмам, как заставлял читать скучные научные книги, полагая, что это поможет мне стать полицейским. И это вопреки тому, что я открыто ему заявляла, что совершенно не хочу им быть! Дядя был упёрт, слеп и глуп. Иной раз приходилось устраивать в доме погром, кричать и топать ногами лишь для того, чтобы Энгриль потрудился просто выслушать. Наверно, его жутко удивляло, что у меня было своё мнение.

На работе он пропадал так долго, что я часто видела его только рано утром и поздно вечером. Бывало, он несколько дней дома не появлялся.

Я много времени проводила на улице, находилась в дружной компании. Если случайно встречалась с дядей на улице, он отчитывал, что я, дескать, ушла из дома без спросу. Оказывается, не видя его толком, я должна была спрашивать, можно ли мне покинуть этот опостылевший сарай! Наказания были суровыми и бестолковыми. А я упёрто шла на улицу.

Ненависть к дяде шла не от того, что он был полным кретином, даже не от того, что он не осознавал свой кретинизм! Дело в том, что он не осознавал этого, когда я прямо ему всё высказывала!

Я пыталась донести до него, что мне нравится, чего я хочу, что он делает неправильно! А итог? Он удивлялся, наказывал меня и никак не реагировал на претензии! Он просто не слушал меня…

Да, мне его совсем не жаль. Любить человека лишь за то, что он твой родственник, — дичайшая глупость! И я Энгриля никогда не любила.

Но сейчас не могу понять, почему так тянет отомстить за него. Наверно, хочу показаться этакой правильной и совестливой. Хотя бы для самой себя.

Глава 4 Пляски зелёного эфира

Думаю маленькие, но жутко работящие шахтёры существуют. Ночью они забрались мне в уши, их кирки ухнули под утро. Я понял: их приманивает запах алкоголя. Так всё просто. Маленькие шахтёры — те ещё садисты…

Еле раздираю глаза, отмечаю, что уже светло. Но когда это я просыпался рано после пьяной ночи? Клокочущий в горле алкоголь приковывает к постели, вытягивает силы из членов, даруя то ли благостный покой, то ли раздражающее бессилие.

Провёл ладонью по лицу с такой силой, что мог бы кожу стянуть с черепа. Земля качается не хуже лодки в море. В моём стиле размышлять о море, которого я ни разу не видел. Не стоит отрицать, что сим недугом заражено абсолютнейшее большинство.

— Ты — Харон, ведь так?

Чуть не поперхнулся, зато бодрости женский голос прибавил! Я моментально сел в кровати, чтобы лицом к лицу столкнуться с какой-то бабой, забредшей в берлогу отшельника. Темноволосая, невысокая, довольно бесформенная, что ещё и усугубляется курткой не по плечу.

Лицо бледное, брови тонкие, уши плотно прижаты к голове, нос кривой, а губы тонкие и обветрившиеся. Если бы эта девица с очень уж надменным выражением лица спросила меня, я бы ответил, что она совершенно некрасива. Зато достойна интереса.

Нельзя не отдать должного её способностям ищейки: сколько уже живу в Гаваре, а местные никак не могут пробраться в моё убежище. Теперь мне глаза мозолит темноволосая девчушка, коею бог посадил на ступеньки в паре метров от меня.

Мы в подвале. Дом стоит на окраине заброшенный, с заколоченными окнами и дверью, попасть внутрь можно через чердак, если подтащить к южной стене лестницу.

Обидно, что первый же гость оказался утруждённой неправильной гордостью бабой.

— Ты меня понимаешь? — поведя головой, как голубь, прокричала она.

— Я пьян, дура! — ответил я и плюхнулся на матрас. — Проваливай!

— Нужна твоя помощь, так что не уйду.

Мы ещё и упёртые! Ненавижу, когда глупые бабы оказываются ещё и упёртыми! Надо бы встать и навалять ей. Однако ноги еле держат. Мне удалось лишь немного приподняться, держась за холодную стену. Сбросил ноги с койки — пора сделать перерыв, отдохнуть.

Не отказался бы от мощного сквознячка, чтобы тот продул мне извилины. Заодно мог бы вышвырнуть мелких садистов…

— Как очутилась в моём подвале?

— Выдал местный плут по кличке Утёнок, — не стала строить секретов деваха. — Он давно прознал, где тебя искать.

— Утёнок! Спасибо, Шапка, я теперь знаю, кому пальцы переломать.

— Шапка? — округлила глаза гостья.

— У тебя на редкость неказистая шапка, — довольно ухмыльнулся я. — Прозвище получилось звонкое.

Бледная кожа темноволосой покраснела — я прекрасно это заметил. Да, здесь светло, всё видно: через большие дыры проникают толстые лучи дневного светила, отражаются от тщательно настроенных зеркал и рассеиваются по подвалу. Сам придумал хитрую систему.

Руки девицы спрятались в карманах, дамочка поднялась на ноги:

— Ну и грубиян же ты!

— Извини-и-и, — протянул я, — кто тут ворвался в чужой дом и орёт на хозяина? Абстрагируйся и спроси себя: а не ты ли у нас грубиянка? А Шап…

— Не называй меня так!

— Тю! Какие мы злые! Как, позволь полюбопытствовать, мне тебя величать?

Замялась, как и следовало предполагать. Решила, что всё будет так уж просто, а тут приходится играть по моим правилам. Шах, так сказать…

— Кейт, — неохотно представилась темноволосая.

— Кейт? Не помню таких. Ты, наверно, неместная, а смысл мне общаться с неместными?

— Я - племянница Энгриля Хасса, он тут полицейский.

Имя прозвучало знакомое, словно бы я слышал его совсем недавно. Полицейский? Мне дела нет до этих ребят, имена ещё их запоминай… Но не Хасс… Его фамилия шипит в дебрях памяти.

Чем больше мозг работает, тем крепче убеждение в собственной трезвости…

Вот! Нашёл что-то:

— Это не тот ли, что умер недавно? Или нет, его же убили…