Лорел Гамильтон - Пляска смерти

Ознакомительный фрагмент

Теа пошевелилась, что привлекло мое внимание снова к ней. Она ждала подчеркнуто терпеливо, но в этом ощущалось некоторое требование. Время действовать — и прекратить пустые разговоры.

Я протянула ей запястье.

Она взяла мою руку, и снова я ощутила, как прохладны ее пальцы. Обхватив меня ими за руку, она приблизила меня к себе. Запястье ее не устраивало, она хотела шею.

Вырываться я не стала, но чуть подалась назад.

Она остановилась, посмотрела на меня странным взглядом своих черных глаз.

— Анита, если мой ранг выше, то мне выбирать, где коснуться.

— Нет, — ответила я. — То, что ты хочешь шею вместо запястья, может значить только одно из трех: либо ты не доверяешь мне, либо ты показываешь, какая ты большая и страшная, либо думаешь о сексе. Что же именно, Теа?

— Второе, — сказала она.

Снова она попробовала притянуть меня к себе, и я поддалась. Сила этой руки сказала мне, что если я действительно хочу сопротивляться, то это будет драка. Теа была сильна силой оборотня.

Сжимая мне руку, она другой привлекала меня к себе, пока тела не сблизились — не вплотную, но соприкасаясь от груди до бедер.

Мне пришлось говорить, уставясь ей в плечо — она просто была выше меня.

— А зачем ты хочешь мне показать, какая ты большая и страшная?

— Моя жена очень ревнива к положению других женщин, Анита, — сказал Сэмюэл. — Жан-Клод не мог тебе не сказать об этом, как не мог не сказать нам о твоей вспыльчивости.

— Что-то он говорил, но…

Она отпустила мою руку, а свою завела мне за спину, прижимая к себе. Другая ее рука скользнула вверх по моей спине, к волосам. Но я, наверное, не очень поняла, что значит «ревнива». Почти все мои силы уходили на то, чтобы не напрячься под этим обвивающим меня телом, вплотную, совсем вплотную, как обвивает любовник, как в сексе.

Груди у нее были маленькие и тугие, а лифчика на ней не было. Я стояла, как дура, опустив руки вдоль тела, и не хотела ее поощрять, но… получилось так, что я ее вроде как обняла, чтобы удержать равновесие на этих гадских каблуках.

Она придвинулась губами ко мне и шепнула:

— Я на самом деле хочу, чтобы ты поняла, что я выше, но это только половина причины.

У меня пульс чуть-чуть участился при этих словах, я хотела повернуться, заглянуть ей в лицо, но она захватила горсть моих волос и отвернула меня от себя. Я оказалась лицом к тому мужчине, который краснел. Он сейчас уставился на меня, и его лицо показалось мне более молодой версией Сэмюэла. Как я этого раньше не заметила? Он сказал беззвучно, одними губами: «Прошу прощения».

Пульс бился в горле так, что мешал говорить, потому что какое-то чувство мне подсказывало: что-то вот-вот произойдет. Что-то такое, что удовольствия мне не доставит.

— А какова другая половина? — спросила я с придыханием, сдерживая нервозность, в которой был небольшой привкус страха.

— Я хочу понять, кто ты, Анита, — прошептала она, и дыхание ее стало теплее, чем было. И руки стали теплыми, будто вдруг ее охватила лихорадка. Очень похоже на ощущение от некоторых оборотней, когда близится полнолуние.

— Что это? — спросила я, но оказалась способна только на шепот.

Ее пальцы переплелись с моими волосами так, что я головой не могла шевельнуть, и жар от этих пальцев ощущался сквозь волосы. Жена Сэмюэла оторвалась от моей шеи и уставилась на меня сверху. Держала крепко, будто для поцелуя.

— Ты и правда то, что о тебе говорят?

Я постаралась проглотить ком в горле и прошептала:

— А что обо мне говорят?

— Что ты суккуб, — шепнула она, наклоняясь ко мне лицом. Я уже знала, что она хочет меня поцеловать. — Я ищу кого-нибудь одной со мной породы, Анита. Ты — не та, которую я ищу?

И с последним словом ее губы сомкнулись на моих.

Глава шестая

Рот у нее был невероятно теплым, теплым, как горячий шоколад, такой, что хотелось раскрыть губы и пить из него. Но это не моя была мысль — раскрыть губы, а ее. Каким-то образом мне в голову попала ее мысль. И это мне не понравилось, ну никак не понравилось, настолько, что помогло закрыть рот плотно. Она отодвинулась, шепнула:

— Не сопротивляйся.

Я услышала шум спора вокруг — близилась помощь, мне только надо продержаться. Просто держать щиты на месте и не дать ей сделать то, что она пытается. Держаться, только и всего. Я держалась, когда подмога была за много миль, сейчас до нее дюймы. Продержусь.

Она попробовала мягкое убеждение, ментальные игры — не помогло. Она попробовала силу — поцеловала меня так, что мне надо было либо открыть для нее рот, либо прорезать губу собственными зубами. Будь она мужчиной, я бы позволила ей себя целовать… неужто я действительно такая гомофобка? Если бы она мне шепнула мысленно, что хочет, просит меня открыть рот, — я бы открыла, может быть, но она слишком сильно этого хотела. Отчасти я упиралась из упрямства, а отчасти — насторожилась: зачем это ей так вдруг сильно надо? Я знала, что она — сирена, нечто вроде сверхрусалки, знала, что частично ее магия связана с соблазном и сексом. Знала, что она может подчинять себе других русалок. Все это я знала из разговоров с Жан-Клодом, а вот чего я не знала — зачем ей так нужно, чтобы я открыла рот.

Ее поцелуй придавил мне губы, и я почувствовала вкус крови — сладкий, металлический леденцовый вкус. И тут же стало больно. Она порезала мне губу изнутри о мои же зубы.

Отодвинулась.

— Зачем так упорно отбиваться вместо того, чтобы просто ответить на поцелуй? Ты настолько терпеть не можешь женщин?

Я попыталась покачать головой, но она все так же держала меня неподвижно.

— А зачем тебе, чтобы я открыла рот? Какая тебе разница?

— Ты сильна, Анита, очень сильна. Стены твоей внутренней крепости высоки и крепки, но они не непреодолимы.

Я начинала злиться и не знала, как это скажется на моей внутренней крепости и ее стенах. Мне не хотелось, чтобы зверь проснулся, пока мы все еще представляемся друг другу. Медленно вдохнув, я так же медленно выдохнула, но сказала именно то, что подсказывала мне злость:

— Либо отпусти меня, либо пробей эти стены, но эта сцена кончится в любом случае.

— Почему так?

— Я выполнила все требования этикета вампиров, так что либо ты меня отпустишь, либо я позову своих стражей, и они тебя заставят.

— Тебе нужна помощь, чтобы от меня освободиться? — спросила она снова тем же певучим голосом.

— Если я не собираюсь в тебя стрелять, то да.

Подошедший сзади Грэхем сказал тихо:

— Анита, скажи одно слово, и мы ее уберем.

В его голосе слышалась большая охота это сделать — или же просто злость. Его можно понять — Теа перешла от рисовки к явной и вульгарной грубости.