Эринии и Эвмениды - Риган Хэйс

Чтобы избежать неловкой тишины, я разворачиваюсь к Абрамсону и прошу:

— Ты не мог бы занести эти книги мисс Холлоуэй вместо меня? Сама не могу, я… тороплюсь на английский.

Рори участливо кивает, забирает книги и с интересом рассматривает обложки.

— Увлекаешься мистицизмом? — усмехается он. Левый уголок губ криво ползет вверх.

— Так, балуюсь в свободное время, — бросаю я беззаботно, застегивая сумку. — Это не всерьез.

— Жаль, потому что я знаю одно местечко в Брайтуотере…

— Что за местечко? — пожалуй, слишком быстро спрашиваю я.

Улыбка Рори делается еще шире. Знает, что посадил меня на крючок, и рад тому.

— Магазин «Вещицы Аларика Гримшоу». Там продают всякие магические атрибуты: обереги, благовония, книги… — Поймав мой недоуменный взгляд, он спешит оправдаться: — Я просто писал эссе на тему мистики в искусстве, и мистер Гримшоу, владелец лавки, очень мне помог. Правда, он немного странный, нелюдимый тип… С ним нелегко найти общий язык. Но, думаю, ты справишься.

В том, что я полажу с мистером Гримшоу, я не сомневаюсь, а вот в самой поездке в город уверенности ни на грош… Попасть в Брайтуотер не так‑то просто. Посещать городок в получасе езды от академии позволено лишь тем, чьи родители или опекуны предоставили руководству Уэст-Ривера специальное разрешение с подписью, как полагается. Мне, разумеется, не повезло: тетя Мариетта не сподобилась прислать документ в этом триместре из-за недовольства моими отметками. Что и говорить, успеваемость моя действительно сильно просела на фоне изнуряющих издевательств, и, быть может, если бы тетя внимательнее меня слушала, то знала, что причина вовсе не в моем разгильдяйстве. Как бы там ни было, а пропуска в город у меня нет, а значит, придется искать обходные пути, чтобы предпринять вылазку.

— Так где, говоришь, его магазинчик искать?

Чтобы осуществить задуманное, я вынуждена идти на бесхитростное вранье. Каждый первый день учебной недели ученики по столетним правилам академии посещают службу в часовне Уэст-Ривера, но я, сказавшись больной, пропускаю ее вместе с последующими уроками и намереваюсь выскользнуть с территории кампуса.

Форму намеренно оставляю на вешалке: если во мне распознают ученицу академии, то мигом вызовут наряд полиции и вернут в каменные объятия альма-матер. Вместо традиционного темно-синего пиджака и плиссированной юбки чуть выше колена натягиваю теплый свитер из шерсти мериноса и черные джинсы, зашнуровываю сапоги. Хватаю пальто, внимательно осматриваюсь и выныриваю в пустующий коридор.

Холодный воздух обдает меня свежестью. Солнце прячется за хмурыми тучами, сулящими снегопад. Скамьи и стол под старым дубом пусты — теперь, когда температура держится ниже нуля, ученикам не до посиделок вне кампуса. Бросив последний боязливый взор на каменную громаду академии, пробираюсь через замаскированную дыру в заборе и даю деру, пока рядом не нарисовался смотритель Роуч.

Подлесок безлюден и тих. Тонкий наст крошится и проминается под ногами. Едва заметная тропинка вдоль реки верно ведет меня к дороге, и даже отсюда я слышу первые отзвуки проносящихся мимо машин.

Самое главное — ничем не выдать в себе сбежавшую школьницу. Ежегодно один-два ученика предпринимают попытку убежать на волю, но в чем‑нибудь беглецы да прокалываются и смиренно возвращаются в кампус, где получают дисциплинарный выговор и ультиматум от родителей в виде блокировки кредитной карты.

Повторять судьбу неудачников мне не хочется, и потому я стараюсь на ходу сочинить приемлемую легенду, что́ девица моих лет могла забыть одна у дороги.

Пытаюсь вызвать такси к выбранной точке на карте, но связь в лесу так плоха, что я рычу со злости и запихиваю бесполезный телефон в карман пальто. Время внести корректировки в план.

Неохотно я встаю у обочины и выжидаю. Несколько машин проносятся мимо, игнорируя выставленный палец автостопщика, еще две чуть не обрызгивают меня грязью снежной каши. Нервно подсчитываю оставшееся время на экране смартфона — хватит ли его, чтобы вернуться назад, не обнаружат ли моего отсутствия? — и облегченно вздыхаю, когда серый «Фольксваген» тормозит поодаль от меня. Водительское окошко опускается, и наружу выглядывает кудрявая женщина.

— Вам нужна помощь, мисс?

— Спасибо, мэм, вы так добры! — стараюсь придать голосу максимум взрослости. — Не подбросите ли вы меня обратно в Брайтуотер? Я ошиблась и села не на тот автобус, правда вот, поняла слишком поздно… Решила высадиться, пока уехала недалеко, но расстояние оказалось внушительнее, чем мне сперва показалось.

— Конечно, милая, садитесь вперед! — приглашает женщина, и я семеню к пассажирскому сидению. — Вы, наверное, замерзли вся…

Я активно киваю, театрально сокрушаюсь над своей рассеянностью, и женщина увозит меня в Брайтуотер, который я якобы покинула по глупости. Ее добродушию нет конца: всю дорогу она занимает меня милыми историями о своей семье, о планах на Рождество, а я сочиняю что‑то на ходу, подкрепляя собственную сказку правдоподобными деталями. Внутри теплеет от возможности хоть ненадолго побыть кем‑то другим — девушкой-студенткой, гостившей у брата, а вовсе не школьницей, которая настолько отчаялась, что решила обратиться к темным практикам, лишь бы только перестать быть мишенью для чужих злодеяний.

За окном «Фольксвагена» буйствует снежная круговерть, а я нащупываю в голове запретную мысль, которую обычно гоню от себя прочь, чтобы не было так больно. Но она с такой силой вцепляется в мозг, укореняется так, что ее не вырвать, не выполоть. Я вспоминаю полустертые, полузабытые лица матери и отца и гадаю: когда они ехали в той машине, они предчувствовали свой финал? Они думали обо мне?..

В окне начинает мелькать череда однотипных невысоких домиков, и я понимаю, что мы въехали в город. «Фольксваген» плавно тормозит у тротуара, и женщина миролюбиво прощается со мной:

— Так‑то лучше, чем пешком, правда?

Сердечно поблагодарив ее, выбираюсь наружу, несильно хлопаю дверью и смотрю вслед. Только когда машина тает в белой пелене, я осматриваюсь и иду вперед в надежде разыскать центральную площадь.

Брайтуотер — город накатанной до гладкости брусчатки и исконно английских построек с отцветшими придомовыми палисадниками. Лозы побуревшего плюща увивают каменную кладку вдоль всей улицы, а засохшие кусты гортензий заметает снежная крупица. Редкие прохожие не обращают на меня внимания и только плотнее заматываются шерстяными шарфами. Здесь я не чувствую себя чужой, но и своей не ощущаю. Что‑то неуютное и тревожное висит в стылом воздухе; запустение городка бросается в глаза и понуждает ежиться под теплым пальто.

Рори сказал, что магазин мистера Гримшоу располагается рядом с пекарней, и я бреду вдоль торговых лавок, надеясь, что аромат сдобной выпечки станет мне ориентиром. Вот только ноябрьский ветер уносит прочь всяческие запахи и со смехом швыряет снег в лицо.