Догоняй! - Анатолий Уманский

– Nay, nay, nay, – замотал головой Эрни. – Mrs. McDonnell didn’t grow suckers. Six![78]

– Five?[79]

Джун зевнул. Он сомлел от духоты, ни словечка не понимал, а от Эрни разило перегаром даже сильнее, чем от Дункана. И еще табаком.

Мужчины продолжали препираться. По-види– мому, оба находили в этом огромное удовольствие.

– Five and another bottle on fresh the nip! – наконец заявил Эрни. – And only out of sympathy for your nice little boy, young man[80]… – Он протянул руку и взъерошил Джуну волосы. Тот отпрянул.

Дункан скорбно взглянул на мальчика:

– Как тебе нравится этот старый пердун? Шесть бутылок джина! А сам после трех лыка уже не вяжет.

– What did you just say to the boy? – прищурился старик. – Something nasty about old Ernie McDonnell? After all, I’d better put poor old Charlie on. The guys are waiting[81].

– No way! – притворно возмутился Дункан. – I told him that Ernie McDonnell is a greatest old fart in the world[82]!

– Oh, Danny, Danny! I was hoping that at least a blow to the pate would straighten your twisted brains[83]…

– All right, Ernie! – перебил Дункан. – Six is six, but if you mess up the reels again, I swear I’ll tie you to your chair and drink them in front of you one by one. Okay[84]?

– You unhuman fiend, Danny! – возопил старик. – Besides, did I ever let myself do that[85]?

– Just every fucking night[86]?

Смеясь, они пожали друг другу руки. Дункан открыл портфель и одну за другой извлек шесть бутылок джина, ни больше ни меньше. Сразу видно, заранее подготовился. Старик посмотрел одну на просвет, удовлетворенно крякнул и показал Дункану странную фигуру из пальцев: большой и указательный сложены колечком, остальные оттопырены:

– Thank you very much[87]!

– Don’t forget the reels, Ernie! We rely on you[88].

– My Gosh, Danny[89]!

Старик открыл дверь и выпроводил гостей обратно в проулок. Джун вдохнул полной грудью: после душной берлоги Эрни напоенный дождем воздух был хорош как никогда.

– Между прочим, это та самая копия, которую ваши вояки в начале войны забрали с нашего грузового судна и отправили в Токио, – сообщил Дункан по дороге к главному входу. – Мы нашли ее в архивах вашей студии «Тохо», и с тех пор эта пленка кочует по всей Японии. Скоро ее пошлют в Фукуоку, а потом обратно в Штаты. Мы, янки, всегда возвращаем свое. Впрочем, – добавил он, вприпрыжку взлетев на крыльцо, – у «Фантазии» нет и не может быть одного хозяина. Сегодня она будет твоей. Тебе нравятся динозавры?

Джун немного знал о динозаврах из учебников. Это такие вымершие чудища, вроде драконов. Внутри поневоле встрепенулось давно забытое предвкушение чуда, какое он всякий раз испытывал, входя в кинотеатр.

Зал, наполовину полный, гудел, как пчелиный улей. Большинство кресел занимали американские офицеры из младшего состава, многие в обнимку с японочками. В общий гомон то и дело вклинивались девичьи взвизги, когда кто-нибудь из ухажеров давал излишнюю волю рукам. Несколько чиновников-японцев с застывшими улыбками вперились в белый экран, не желая видеть, что творят бака-гайдзины.

– Я с детства бредил динозаврами, – говорил Дункан, прокладывая путь между кресел. Он будто сбросил пару десятков лет, превратившись в мальчишку, который пытается заразить своим увлечением школьного приятеля. – Ты когда-нибудь видел рисунки Чарльза Найта? А «Затерянный мир» О’Брайена? «Кинг-Конга»? Бронтозавриху Герти? «Миллион лет до нашей эры» – piece of crap! Нацепили на аллигаторов гребни, на свинью рога, обвешали слона медвежьими шкурами, а поди ж ты, чуть ли не «Оскар» за спецэффекты! Кто-нибудь должен переснять этот фильм. Нет, «Фантазия», конечно, целиком прекрасна, но эпизод с динозаврами! Это магия, понимаешь, настоящее волшебство…

– Hey, Dan, – прервал его излияния офицер в соседнем ряду, обнимавший за плечи пухленькую школьницу, – what a ugly girl you have[90]?

– It’s a boy, – с ухмылкой ответил Дункан. – And if you, Stevie, have any thoughts on this, do not hesitate to tell me[91].

Американцы взорвались хохотом. Джун, не понимавший причины их бурного веселья, ощутил себя ягненком в окружении волков.

Они с лейтенантом заняли места в пятом ряду. Лейтенант, к великому ужасу Джуна, сразу водрузил ноги в нечищеных ботинках на спинку кресла впереди. Сидевший в нем офицер о чем-то шептался со своей спутницей и ничего не замечал. Похудевший портфель Дункан пристроил на сиденье рядом. Джун вжался в кресло, мечтая просочиться в обивку.

Наконец огни начали меркнуть. Прежде чем свет погас окончательно, Джун бросил взгляд на своего неприятного спутника. Глаза Дункана сияли предвкушением, на губах играла улыбка.



– …Вот так за пару сапог полегли остатки нашего славного взвода!

Костерок, разведенный на пятачке у одинокой стены, тихо потрескивал, бросая тени на изможденное заросшее лицо бродяги. Он стянул сапог, звучно поскреб усеянную струпьями стопу в разводах грязи и заискивающе спросил:

– Вы действительно убьете меня теперь, господин?

Человек, сидевший напротив, молча кивнул и поднялся на ноги, слегка покачиваясь. Его голову перехватывала повязка-хатимаки в желтых и бурых пятнах, алый круг восходящего солнца циклопьим глазом горел во лбу.

– Ах, господин, – бродяга хлопнул себя по узловатым коленям, торчащим из драных брюк, – какое счастье, что я на вас набрел! – Он так низко поклонился, что язычки пламени чуть не лизнули всклокоченную бороду. – Вы один согласились даровать мне избавление! Вы добрый дух, не иначе!

– Нет, – промолвил его собеседник, – я демон.

Меч сверкнул в свете костра и рассек шею безумца. Клочья срезанной бороды разлетелись черным пухом. Голова запрокинулась на шматке плоти, косматым затылком ткнувшись между лопаток. Из рассеченной трахеи вырвался клокочущий свист, пузыристая кровь взметнулась фонтаном и дождем пролилась в огонь, зашипев на раскаленных угольях. Бродяга повалился в костер, притушив его своим телом, – голова так и покоилась у него на спине, устремив помутневший взор в небеса, счастливая улыбка залипла в залитой кровью бороде.

Глядя на убитого, Атомный Демон нахмурился. Еще недавно он бы с одного замаха снес голову начисто, но удар по черепу не прошел даром. Собственное тело плохо слушалось его, голова трещала, в левом глазу постоянно мельтешили какие-то белесые инфузории – должно быть, отслоилась сетчатка. Ему казалось, что, если он снимет повязку, голова раскроется, как цветок, и мозги шмякнутся наземь. Но боль, день и ночь стучащая в стенки его бедного разбитого черепа, словно обезумевший узник, не могла