Стивен Кинг - КлаТбище домашних жЫвотных

Луис смотрел на свои руки. Смотрел на грязь под ногтями, так похожую на грязь от следов на полу.

— Хорошо, — согласился он. — Я понял. Мы постараемся приехать как можно скорее. Может быть, даже сегодня вечером. Спасибо.

— Мы сделали все, что могли, — сказал Гольдман. — Может быть, мы слишком старые, Луис. Может быть, мы всегда были такими.

— Она еще что-нибудь говорила? — спросил Луис.

Ответ Гольдмана отозвался в сердце Луиса звоном похоронного колокола:

— Она много чего говорила, но я разобрал только одно: «Пакскоу говорит, что уже слишком поздно».

Он повесил трубку и, как в тумане, шагнул к плите, собираясь то ли продолжить готовить завтрак, то ли, наоборот, прекратить, он так и не понял, что именно, но где-то на середине кухни на него вдруг обрушилась страшная слабость, глаза застлала серая пелена, и он упал в обморок — вернее, не упал, а падал и падал, падал целую вечность, погружаясь в туманную сумрачную глубину; ему казалось, что он кувыркается на лету, выписывает в воздухе фигуры высшего пилотажа вплоть до петли Иммельмана. А потом он ударился об пол больным коленом, и боль прошила все тело насквозь, но зато прогнала дурноту. Луис закричал, из глаз брызнули слезы.

В конце концов он все же поднялся и встал на месте, пошатываясь и еле держась на ногах. Но в голове полностью прояснилось. Что не могло не радовать, правда?

Ему опять захотелось бежать без оглядки, захотелось еще сильнее, чем прежде, — он даже нащупал в кармане ключи от машины. Можно сесть в «сивик» и поехать в Чикаго. Там он заберет Элли, и они вместе поедут дальше. Наверняка к тому времени Гольдман уже заподозрит неладное, но Луис все равно заберет дочь… похитит ее, если так будет нужно.

А потом его рука отдернулась от кармана с ключами. Порыв бежать пресекло не чувство вины, не ощущение, что все равно ничего не получится, не отчаяние и не усталость, накрепко поселившаяся внутри. Его остановили эти грязные следы на полу. Он представил, как они тянутся за ним через всю страну — сперва в Иллинойс, потом во Флориду, — по всему миру. Что заслужил, то твое, а что твое, все равно до тебя доберется.

Однажды Луис откроет дверь, и за ней будет Гейдж, безумная пародия на себя прежнего, с ввалившимся ртом, искривленным в усмешке, с тусклыми желтыми глазами, которые раньше были совсем другими — голубыми и ясными. Или же Элли пойдет утром чистить зубы и увидит

Гейджа, лежащего в ванне, с телом, исчерченным бледными шрамами и синяками после гибели на дороге, чистого, но воняющего могилой.

Да, однажды такое случится — Луис в этом не сомневался.

— Как же я так сглупил? — спросил он у пустой комнаты. Он опять разговаривал сам с собой, но ему было уже все равно. — Как?!

Это не глупость, Луис, а горе. Разница есть… небольшая, но очень существенная. Аккумулятор, от которого питается это древнее кладбище. Оно вновь набирает силу, сказал Джад, и, конечно, был прав… и ты теперь тоже часть этой силы. Она питается твоим горем… нет, не просто питается. Она его приумножает, в квадрате, в кубе, в энной степени. И она пожирает не только горе. Рассудок. Она сожрала твой рассудок. Да, невозможно смириться со смертью близких. В этом и заключается наша слабость. Она стоила тебе жены, она стоила тебе сына и — почти наверняка — твоего лучшего друга. Да, так оно и бывает. Именно так и бывает, когда не успеваешь от всей души пожелать, чтобы то, что стучит в твою дверь посреди ночи, ушло прочь, — и тогда наступает полная темнота.

Теперь я покончу с собой, подумал он, и, наверное, так и предполагалось. В моей сумке есть все необходимое. Оно обо всем позаботилось, это старое кладбище, все было подстроено с самого начала. Старое кладбище или вендиго, как его ни назови. Оно выгнало на дорогу кота, и Гейджа, наверное, тоже, оно привело домой Рэйчел, но только в свой срок. И теперь оно хочет, чтобы я покончил с собой… и я сам этого хочу.

Но сначала надо закончить дела.

Да, их надо закончить.

Нужно что-то решить с Гейджем. Гейдж все еще здесь. Где-то здесь.

Он пошел по следам через столовую, через гостиную и вверх по лестнице. На ступеньках следы были смазаны, потому что Луис, когда спускался, прошелся по ним, не заметив. Следы вели в спальню. Он был здесь, удивленно подумал Луис, он был прямо здесь, а потом он увидел, что его черная сумка открыта.

Ее содержимое, которое Луис всегда укладывал тщательно и аккуратно, теперь пребывало в полном беспорядке. Но Луис все равно почти сразу заметил, что скальпель исчез. Он закрыл лицо руками и долго сидел так, постанывая от отчаяния.

Наконец он снова открыл сумку и принялся рыться в ней.

Опять вниз по лестнице.

Скрип открываемой двери в кладовку. Скрип дверцы шкафа, глухой удар — дверца захлопнулась. Деловито вжикнул консервный нож. Открылась и закрылась дверь гаража. А потом дом опустел — этим солнечным майским утром, — стал таким же пустым, как в тот день в августе, год назад, когда он дожидался приезда новых жильцов… как уже совсем скоро опять будет ждать других новых жильцов. Может быть, это будет молодая семейная пара без детей (но с надеждами и планами). Веселые, полные жизни молодые люди, любящие вино «Мондави» и пиво «Левенброй». Он будет начальником отдела изучения кредитоспособности клиентов в Северо-восточном банке, у нее будет диплом стоматолога-гигиениста или, может быть, трехлетний опыт работы медсестрой в офтальмологическом кабинете. Он будет рубить дрова для камина, она будет носить вельветовые брюки с завышенной талией и гулять по полю миссис Винтон, собирая ноябрьские сухие травы для букета, которым можно украсить обеденный стол; ее волосы будут завязаны в хвост, она будет самым ярким пятном под хмурым серым небом и даже не заподозрит, что высоко в небе над ней парит невидимый гриф. Они будут гордиться тем, что совершенно не суеверны и живут в этом доме, несмотря на его историю; они будут рассказывать друзьям, что купили его по дешевке, и шутить насчет привидения на чердаке, и все они выпьют еще по стаканчику «Мондави» или по кружке «Левенброя» и будут играть в триктрак или в «Тысячу миль».

И, возможно, они заведут собаку.

Луис остановился на обочине, пропуская грузовик «Оринко», груженный химическими удобрениями, перешел дорогу и направился к дому Джада. В руках он держал открытую банку кошачьих консервов.

Черч увидел Луиса и сел, настороженно глядя на него.

— Привет, Черч, — сказал Луис, рассматривая тихий дом. — Не хочешь позавтракать?

Он поставил банку на багажник «шеветта». Черч легко спрыгнул с крыши и начал есть. Луис запустил руку в карман куртки. Черч обернулся к нему, насторожившись, как будто прочтя его мысли. Луис улыбнулся и отошел от машины. Черч опять начал есть, и Луис достал из кармана шприц. Сорвал бумажную упаковку и набрал в шприц семьдесят пять миллиграммов морфия. Убрал пустую ампулу в карман и подошел к Черчу. Тот опять с подозрением обернулся к нему. Луис улыбнулся коту и сказал: