Юрий Леж - Бульвар

Всего метров через полтораста, в конце переулка, возле мемориальной доски на старинном трехэтажном особнячке, построенном еще лет триста назад, Арнич увидел свежевыкрашенную будку телефона-автомата. Неторопливо приближаясь к нему, Мишель пошарил по карманам и в сердцах выругался вслух, разряжаясь за всё происшедшее с ним сегодняшним утром и днем: «Богач хренов…». В карманах не нашлось ни единой мелкой монетки, подходящей для автомата, и Арничу пришлось пройти еще метров сто, пока в перпендикулярном переулке он не нашел табачную лавку — обычную в старом районе Города застекленную щель между тротуаром и стеной дома, рассчитанную на одного продавца и одного покупателя. В лавке скучал старенький невысокого роста и худой, как щепка, дед, явный пенсионер, помогающий младшим поколениям своей семьи сводить концы с концами, а может быть и просто поставленный здесь, что бы быть при деле.

Мишель легко притиснулся вплотную к прилавку, и ноздри его мгновенно забило запахом табака, оберточной бумаги, пыли и старости. Он попросил пару пачек «Лаки страйк», протянув для размена десятиталеровую серебряную монетку, и выслушал долгую и унылую лекцию старичка по поводу крупных денег, огромной сдачи с самого раннего утра и дороговизны всего в этой жизни. «Повезло, — с фатальной меланхолией подумал Мишель, ожидавший речей совсем на другую тему, — похоже этот пенсионер еще не знает о перевороте». Получив пять талеров сдачи и ожидая горстки медных монет вдобавок, Арнич даже успел согласиться с дедом, что раньше трава была зеленее, небо голубее, вода мокрее, а молодежь сейчас совсем забыла о приличиях и не слушает поучительных рассказов стариков.

Как ни странно, утомительная лекция пенсионера освежила и взбодрила Арнича. Теперь, направляясь из табачной лавки к телефонной будке с пригоршней медяков в кармане, он чувствовал себя отдохнувшим и полностью дееспособным, дневной гормональный порыв окончательно стих в глубинах организма, и Мишель четко знал, кому будет звонить и что говорить.

За внешним лоском и новизной покраски будки скрывались разрисованные непристойностями светлые пластиковые панели и старенький аппарат-ветеран, с честью переживший не одно нашествие современных вандалов. Забросив в щель аппарата монетку, Мишель начал набирать знакомый номер, одновременно изучая устное народное творчество и многочисленные рекламные слоганы профессионалок, выполненные в разнообразнейших художественных стилях — от сугубого реализма до мало разборчивого абстракционизма.

… — Алло?

— Лекса? давно проснулся? — хоть голос компаньона и звучал бодро и привычно, Мишель не поленился вставить контрольную фразу.

— Хочешь спросить, что я знаю? — опередил Мишеля компаньон. — Все, что сказали по телевизору. Но — не больше…

Только после слов о телевизоре Арнич успокоился. Это было оговорено между ними давным-давно, еще в самом начале их плодотворного сотрудничества. Если Мишель говорит о сне, снах, пробуждении, то у него все в порядке, никто не стоит за спиной и не висит над душой. То же самое у его друга, если он скажет хоть что-то о телевизоре и телевидении. Способ простой и в простоте своей надежный, как старинный наган.

— Я тоже не больше. Но теперь мы в цугцванге с тобой, Лекса, — «утешил» его Мишель. — Как ни поступи, будет только хуже.

— Излагай, — попросил Лекса, сообразив, что у компаньона есть чем поделиться и сложившуюся ситуацию он понимает лучше.

— Сегодня утром я имел беседу на бульваре с комиссаром Леичем, потом ко мне пристал Вечный Жид, ну, помнишь этого убогого помощничка Принца… Но это все — пустяки, Лекса. Из-за этого я не стал бы объявлять цугцванг. К концу нашего разговора за комиссаром пришел его помощник и, когда они уходили, сказал ему так, что б я не слышал, что ждут комиссара из военной контрразведки…

— Ну, а вдруг это по поводу переворота? — предположил сообразительный Лекса.

— Я бы тоже так хотел думать, Лекса… Очень бы так хотел думать…

— Значит, получается у нас, Миша, — «чемодан, вокзал, деревня»?

— Думаю, часа два-три у нас еще есть, — поделился соображениями Арнич. — Пока гангстерята Принца освоятся среди военных, да пока комиссар с контрразведчиками разъяснят своему начальству суровую необходимость срочного расследования ограбления, а если они между собой еще и не поладят, на что я очень надеюсь… Давай брать по минимуму — два часа. Из них почти час прошел.

— Мне пятнадцати минут хватит, — хохотнул в трубку Лекса, но ничего веселого в его голосе Мишель не услышал и представил себе, как его компаньон за четверть часа превращается совершенно в иного человека; все-таки в Лексе погиб великий артист.

— Тогда — до встречи, компаньон, — попрощался Арнич, — связь держим по старым каналам, встретимся, когда все утихнет…

— И тебе удачи, — пожелал Лекса и первым повесил трубку.

Предупредив своего постоянного компаньона и друга и убедившись, что тот воспринял его предостережение всерьез, Мишель мог теперь полностью посвятить все силы решению личных проблем… связанных, в первую очередь, с таинственной блондинкой из огромной американской машины…

5

Они выбрались из-под земли через незаметную щель в глухом темном тупичке, возле высокого бетонного забора. С наслаждением вдыхая прохладный воздух осени после мрачного душного лаза подземелья, они прижались друг к другу обнаженными телами… Но в этом движении не было ничего сексуального, а лишь незнакомое людям желание передать партнеру капельку своих жизненных сил, с таким трудом восстанавливаемых после перехода.

Десяток секунд спустя, Мишель отпрянул от Александры и сел рядом, подтянув ноги. Поглядывая на её белеющее в темноте тело, он принялся деловито выгружать из маленьких, принесенных с собой рюкзачков свою и ее одежду.

— Я сейчас не смогу никуда идти, — хрипло проговорила Саша, не открывая глаз.

— И я — тоже, — согласился Мишель, не прекращая рыться в вещах. — Но идти все равно придется…

Он выводил блондинку вонючими и узкими подземными переходами не наобум; огромный промышленный район, притулившийся к Городу с запада, своего рода маленькое государство в государстве со своим населением, законами и обычаями, Мишель знал неплохо. Конечно, что бы облазить и изучить всю территорию средних, маленьких и совсем крошечных мастерских, цехов, фабрик и заводиков, действующих и заброшенных, не хватило бы и двух жизней. Но Мишель понимал, что только здесь, среди металлических запахов, цементной пыли, торговых складов, гниющих десятки лет под открытым небом старых покрышек и груд мусора, их будет чрезвычайно сложно найти.