Домой приведет тебя дьявол - Габино Иглесиас

Он говорил хриплым голосом с акцентом, этаким влажным, рокочущим акцентом из фильма ужасов. Моя кожа засияла потом. Я сунул руку в карман, вытащил несколько помятых долларов, положил на поднос и сказал ему, чтобы отваливал.

– Да, сэр. Маленький совет в виде благодарности: будь осторожней, оре.

Оре. Я думал, что ослышался в первый раз, но он повторил это слово. «Оре» на языке йоруба[37] означает «друг». Когда я с матерью жил в худшем из множества трейлер-парков в Хьюстоне, у нас был сосед, который называл меня оре. Он был человеком, чье прошлое не давало ему покоя, у него было много любви для его богов и много ненависти для всех остальных. Он был пуэрториканцем, но ни с моей матерью и ни с кем другим почти не разговаривал, отчего они нервничали. Но я знал, что он порядочный человек. Он слышал, как я говорю по-испански, а когда я сказал ему, что мы переехали в Штаты из Пуэрто-Рико, он рассказал мне о том, как испанцы украли у нигерийцев их землю, а их самих перевезли на этот остров. Он сказал, что их ярость все еще живет в наших венах, что мы смесь злой крови конкистадоров, индейцев таино[38] и африканских рабов. Потом он рассказал мне, как его предки одевали своих богов в облачение богов испанских и наполняли вены пуэрториканцев частичкой своей древней крови. Я знал, что он хороший человек, потому что он оставлял молоко и консервы с тунцом перед дверью своего трейлера для армии бездомных котов, которые бродили по парку. Копы нашли его обнаженное тело, согнутое неестественным образом и засунутое в маленькую душевую кабину его трейлера. Полицейские пришли, потому что кто-то пожаловался на запах. Тот, кто его убил, забрал его глаза в качестве сувениров.

Человек, стоявший передо мной, возможно, родился на таком же разграбленном клочке земли, похожем на тот, на котором жил старый сосед. Особенность нищеты состоит в том, что она презирает географию. У бедных людей на всем земном шаре одинаково затравленный вид. У нас всех есть что-то такое, что делает нас одним племенем, независимо от цвета кожи и языка. Да, этот человек чем-то напоминал моего соседа, но у меня для него не было времени, а потому я вышел из туалета, не сказав больше ни слова. Даже рук не помыл.

Я вернулся на то место в баре, на котором сидел, перед тем как отправиться в туалет, и вытащил телефон. Белые циферки показывали 11:32 – полчаса до полуночи. Никогда не верь гринго[39], если он говорит тебе: «Приеду в десять». Эти слова сказал мне Брайан час назад, а я до сих пор ждал его бледную, издерганную задницу.

Рядом со мной появилась фигура. Чувак из Гуанахуато. Он положил руку мне на плечи и сунул мне под нос свой телефон.

– Вот, посмотри, это мой младший братишка – Эмилио!

С экрана мне махал человек с крохотным лицом, напоминающим нарезанную ломтиками ветчину. Вид у него был сконфуженный и пристыженный.

– Это мой брат, чувак!

Mi hermanito. Voy a matar a los pinches culeros, которые так его изуродовали, ты меня слышишь? Los voy a matar bien muertos a esos cabrones[40]. Запах от него шел такой, будто ароматы попойки и тела сражались с парфюмом, насыщенным спиртом. Я уже был готов взорваться от громкой музыки, массивных белых дам, трясущих задницами на танцевальной площадке, и козла, орущего о мести и сующего мне в лицо свой слишком яркий телефон. Al carajo todo esto[41]. Если Брайан не появится через пять минут, пусть сам берется за эту работу и катится ко всем чертям.

Человек в телефоне мямлил что-то неразборчивое. Пьяный мексиканец орал что-то о мести. Его голос ломался. Он убрал руку с моих плеч, перекрестился, бормоча молитву. Потом заорал своему брату, снова пообещал, что убьет тех, кто изуродовал его.

– Te lo juro, hermanito[42], – сказал он, складывая крестом большой и указательный пальцы и целуя их. – Их гребаная кровь потечет по улицам Майами, когда я приеду туда. Te lo juro. – Это навело меня на мысль о том, что религия и насилие шагают рука об руку и оба всегда заигрывают со смертью. И все мы знаем, кто побеждает в конечном счете.

Мексиканца снова засосало в океан движущихся тел. А я отправил Господу собственную молитву: дорогой Господь, океан всегда возвращает нам то, что берет, но, пожалуйста, задержи этого типа на какое-то время.

Через минуту появился Брайан и занял место, которое освободил мексиканец.

– Где ты шлялся столько времени?

Брайан ответил что-то, но шум вокруг нас проглотил его слова. К тому же он всегда говорил так, будто у него камушки во рту, а он пытается удержать их, не выпустить через щербины между теми зубами, которые у него еще оставались.

Брайан был чуток повыше меня. Его сальные светлые волосы падали на лицо и закрывали те черты, которые большинство женщин сочли бы привлекательными в ком-либо, если бы этот кто-либо вел более умеренный образ жизни, а не пустил бы все под откос. Он напоминал белого Иисуса из трейлерного парка, каким его изображают на стаканчиках в магазинах «все за доллар». Только без бороды. Он всегда везде опаздывал и был ужасно глуп, иногда даже не верилось, что он еще жив.

– Ты о чем хотел поговорить, Би?

– Я тебе сказал, у меня есть кое-что сладенькое для нас обоих, оно навсегда вытащит нас из этой треклятой дыры. Черт, оно уведет нас так далеко, что мы забудем эту треклятую дыру, червей и даже дурацкую лопату[43]. – Он сделал глубокий вдох с дрожью и оглянулся. – Не хочу говорить об этом здесь. Поедем домой. Мы встречаемся кое с кем. Он должен вот-вот появиться.

Нормальный человек назначает тебе встречу дома, если там он и хочет обо всем договориться, но не Брайан. Нет, Брайан просил меня приехать в бар, заставил меня прождать там лишний час, потом появился-таки, чтобы сказать мне, что не хочет обсуждать деловые вопросы в баре. Algunas personas nacen para joder a los demás[44].

Но я не стал затевать с ним спор, я только кивнул. Брайан развернулся, и я пошел за ним к выходу.

Когда мы вышли из бара, в ушах у меня гудело. Снаружи было на несколько градусов холоднее, и пахло на воздухе лучше, чем в баре. За обе эти перемены я