Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

разные странности, происходившие с ним этой осенью; стертая грань между снами и бодрствованием, силуэт за мусоропроводом, старуха в туалете, Карел в подвальной кухне. Подобно тому, как иные люди, например Леся, глядя с высоты, например с балкона, представляют себя падающими, Илья представил, что он садится в трамвай, доезжает до грузного здания, приподнявшегося на сваях, поднимается по лестнице, кивает окаменевшему охраннику, входит в вытянутое, разграниченное стеллажами помещение, в котором никогда не прекращается сортировка писем, садится за свой стол и приступает к работе.

Илья вообразил, что за ним по пятам следуют коллеги: Карел, Божедара, некрасивая Эвичка. Пани ведоуци прочла его мысли, узнала, что он колеблется и подумывает об увольнении, и послала почтальонов наказать предателя. В прошлое воскресенье, будто ему мало писем, Илья посетил музей почты и видел среди экспонатов антикварный сигнальный рожок и компактные пистолеты, которыми защищались от грабителей курьеры девятнадцатого столетия. В фантазии Ильи такими пистолетами были вооружены Карел и компания; пристрелят ренегата у дома палача Пипергера и задуют над трупом в рожки. Погребальный гул медных рожков разнесется по извивам пустынных улиц…

Но Мала Страна выпустила путника к Мосту Легии, живого и невредимого. Опасность поджидала совсем в другом месте.

Илья вошел в подъезд, на ходу листая новостную ленту, всматриваясь в задымленный, сердитый и громыхающий Киев. На втором этаже он остановился, чтобы прочесть что-то о слезоточивом газе. Лампочка погасла, решив, что светить уже не для кого. Когда Илья оторвался от телефона, подслеповатый после яркости экрана, он обнаружил, что дверь квартиры, которая принадлежала покойной пани Леффлеровой, приотворена и кто-то выглядывает из прихожей.

– Добрый вечер, – сказал Илья темной фигуре.

– Привет, – сказала Вика.

У Ильи перехватило дыхание. Пришла мысль: «У них есть отмычки ко всем замкам». Илья хлопнул ртом и, будто отрицая существование бывшей девушки, трусливо взбежал по лестнице, этажом выше ворвался в квартиру, заперся, привалился спиной к дверям. Пульс зашкаливал. Илья воздел глаза к потолку, послал наверх просьбу о помощи.

В дверь постучали.

Илья отлип от дерматиновой поверхности и прильнул к глазку. Вика помахала рукой снаружи. Ангелоподобная демоница в толстовке с диснеевским Винни Пухом.

– Ты ведешь себя глупо, – сказала она спустя полминуты. – Я все равно не уйду.

Он набрал в легкие воздух и отпер дверь.

25

– У тебя мило, – сказала Вика, шлепая по паркету домашними тапочками. – Где выключатель? А, вот. – Она по-свойски оглядела убранство комнаты. – Скромно и со вкусом, – вынесла вердикт.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Илья, скрестив руки на груди. В день кремации он не успел как следует рассмотреть бывшую. Теперь его мозг складывал Вику из фрагментов: шишечки позвоночника между завитками русых волос и капюшоном кофты, когда она поворачивалась спиной; длинные суетливые пальцы, которыми она любила хрустеть; длинные руки, широкие плечи пловчихи; голубая жилка на виске; родинка в углублении между ключицами; густые брови; тонкие губы. Он хотел схватить ее в охапку и выпихнуть за дверь. Хотел схватить ее в охапку и не отпускать. – Что. Ты. Здесь. Делаешь, – отчеканил он.

– Где конкретно? – спросила Вика, огибая Илью, чтобы пройти на кухню. Загудел электрочайник, захлопали ящики. Илья прислонился к дверному косяку, наблюдая, как Вика насыпает какао в чашку, из которой всегда пила Леся.

– Ты поняла вопрос.

– Мы соседи. Я же могу зайти к соседу… за солью. У тебя есть соль?

Он снял с полки пивной стакан, наполненный солью.

– На. Уходи.

Вика высыпала щепотку соли на язык, эксгумировав в Илье воспоминания, которые обязаны были покоиться во тьме. Ее привычки. Ее манеры. Ее пристрастия и слабости. И то, как в ресторанах она обязательно высыпала крупицы соли на тыльную сторону ладони и слизывала их.

Вика отставила стакан.

– Ты похудел, – сказала она. – Тебя откармливать надо. Приготовить что-нибудь? Ты ужинал?

– Ты в своем уме? – Илья закипал одновременно с чайником. – Как… как ты попала к пани Леффмановой?

– К кому?

– Четвертая квартира этажом ниже.

– Я ее арендую, – спокойно сообщила Вика.

– Арендуешь квартиру в моем доме?

– Я считала, это дом пана Вейгела. – Вика налила в чашку кипяток, сказала, размешивая ложкой какао: – Хорошее место, почти центр, метро рядом. Почему нет?

– Почему? Почему?! – Он заметался по кухне. – Как тебе вообще удалось ее снять?

– Маленькая женская хитрость. – Вика пососала чайную ложку.

Илья напомнил себе, что эта девочка-дылда воровала деньги. Подсадила его на наркоту. Изменяла. Что из-за нее – во вторую очередь, в первую, конечно, по собственной вине – он лишился образования, работы, друзей, в конце концов, оказался в заплесневелом здании с трубками на фасаде. Она была ядом. И яд продолжал действовать.

– Ты убила пани Леффманову?

Вика выпучила глаза.

– В моей квартире кого-то убили?

– Нет. Пани Леффманова умерла от старости.

– Гора с плеч. Садись, хватит орать. Поговорим, как люди, и я уйду.

Он заколебался, потом устало сел за стол. Вика устроилась напротив, держа чашку обеими руками.

– Я никого не убивала. Я встречаюсь с вашим маклером.

В голове Ильи возник долговязый внук пана Вейгела.

– Ревнуешь? – кокетливо спросила Вика.

К своему ужасу, Илья ревновал.

– Я еще не знаю, насколько все серьезно. Мы на начальном этапе отношений, так что…

– Что тебе надо? Зачем ты меня преследуешь?

– А зачем ты прячешься? После всего, что между нами было. Разве я не самый твой близкий человек, скажи? Разве я не лучше и худшее, что с тобой случалось?

– Худшее… вот это похоже на правду. Мне сломали ребра, Вика. Из-за тебя. А ты даже не удосужилась прийти в больницу.

– Я решала проблему. – Вика развела руками. – Могла принести тебе бананы, а могла устроить так, чтобы пидорасы, которые тебя избили, бежали из Праги как ошпаренные.

– Мне это не интересно. Это не мой мир. Это, на хрен, девяностые. Бандитские разборки, папик на «мерине», дебильные клички. Нравится – живи с этим.

– Если бы нравилось, я бы здесь не сидела.

– Тебя что, выгнал твой немец, Пандора?

– Ой, да перестань. Будто ты ни с кем не трахался, пока мы были парой.

– Ни с кем! – изумленно выпалил Илья. – Вот именно!

– Значит, ты святой. Мне повезло, а тебе – нет.

Он потер ладонями лицо и сказал:

– Меня сейчас вырвет.

– Какао?

– Пошла вон.

– Я извинялась, котик. Тысячу раз извинялась за тот случай. И, если не ошибаюсь, ты меня простил. Так что снова укорять этим – довольно подло.

– Отлично. Ты рассуждаешь о подлости. Ты, которая взяла взаймы у наших друзей, дай вспомнить, двести тысяч в сумме и слиняла. А я погашал твой долг.

– Я