Андрей Звонков - Закон сохранения

Как ни силился вспомнить Виталий Васильевич, чтобы Свешников как-то выказывал свои симпатии Мариночке или еще кому-нибудь из медсестер, не мог вспомнить. О чем и сказал, изрядно захмелевшему Максакову.

— Было, было — отозвался полковник, — это ты не видел. А он, хоть и "особа духовного звания", — проблеял Максаков мартинсоновским голоском из "Ночи перед рождеством", — а мужик! Он потом что-то бормотал… молился, наверное… Что-то я пьяный совсем! Доктор, ну хрен ли ты не пьешь? Мы что, тут втроем все выпьем?

Поляков и Леонидыч дружно показали свои пустые стопочки.

— Наливай! — сказал Леонидыч. — Доктор он — меру знаит! Не гони.

— Я шашлычок наворачиваю, — ответил Кабанов. — Изрядный ты шашлычок зажарил. Не кривя душой, скажу, такого еще не едал!

Счастливый от похвалы Максаков, сел у костра по-турецки, хмель в глазах пропал.

— То-то же! Уважил, Васильич! Уважил! Ну, давай, еще по одной! Ты, как кардиолог, не запретишь?

— Как кардиолог, запретил бы, да ты ж не послушаешь!

И покатился пикничок дальше. И видел доктор Наф-Наф, что бывший пациент его и друзья-собутыльники счастливы. И не мешал он этому их счастью, хотя и не мог их понять. Никак не мог. Видимо, не всем дано.

К вечеру они вернулись в дом к Леонидычу, Шатаясь, Максаков натолкал стерлядкам нового мякиша с водкой. Пьяная, не меньше людей, рыба не могла качнуть и плавником. Люди же поспали, похмелились с рассветом рассолом. Как звучит?! Рассвет — рассол! Или рассол — на рассвете! Поэзия, однако. Кабанова хмель не брал. Он утром рано опрокинул ведро ледяной воды из колодца себе на голову. Будто и не было вчера шести бутылок "Смирновской"! Трясясь, растерся полотенцем, вернулся в дом. Максаков, сидел за столом на веранде и жевал соленый огурец, Поляков и Леонидыч допивали рассол. Остатки холодного осетрового шашлыка лежали в глубокой тарелке на столе. На лавке стояли большущие корзины с ножами.

— Так, — сказал полковник, — вторая часть марлезонского балета! Грибы! — он обратился к Кабанову, — с этими все ясно, а ты в грибах разбираешься? Съедобные от ядовитых отличишь? — Кабанов кивнул "разбираюсь". На дворе Максаков залез в машину и извлек… три милицейские радиостанции. — Леонидыч — местный, тут каждый пень ему родной, — сказал он, — а нам, чтобы не потеряться, как раз, по одной. И мазаться друг к другу не будем и найтись сможем. Позывные будут: я — первый, капитан — второй, а ты — доктор. Рацию не потеряй, мне их надо вернуть.

Они вернулись к дому после обеда, с полными корзинами и совершенно без ног. Рации и в самом деле здорово помогли, потому что капитан провалился в какую-то яму наподобие ловчей, и все сошлись его спасать. Потом собирали рассыпавшиеся грибы. Отрезвевший окончательно Максаков распрощался с Леонидычем, обещая обязательно нагрянуть, как только дела позволят.

Воскресение заканчивалось. Уже поздно ночью полковник высадил Виталия Васильевича у подъезда, выставил из багажника корзину в которую сложили самые лучшие грибы (Кабанов вяло отбрыкивался), капитан взял двух пьяных но все еще живых стерлядок под мышки и проводил доктора до двери.

Девчонки уже спали, жена, как и положено — ждала. Встретила, поцеловала, обрадовалась и улову и грибам. Приглашала капитана к чаю, но тот отнекался, извинился и убежал, оставив стерлядок на столике в прихожей. Жена дождалась Кабанова у туалета, затем сунула поводок в руку. "Собаку выведи". Тот послушно поплелся на улицу. И в самом деле, чем позже выведешь псину, тем позже подымет утром.

Пойдем по малому кругу, решил Виталий Васильевич. Хотя в машине в дороге и отдохнул, а все равно ноги отваливаются. Щенок на полную вытягивал поводок-рулетку, все ему надо было понюхать, периодически вскидывал лапу, псыкал коротко, удерживая драгоценную влагу в мочевом пузыре. То ли дело — сучка, думал Кабанов, уже были бы дома. У гаражей ему навстречу вышли двое. Кабанов их не знал. Встретил бы на улице, прошел бы не заметив. Один окликнул:

— Доктор Кабанов?

— Да, — отозвался он. — чем обязан?

— Да всем, — ответил спросивший, — ударяя ногой Кабанова в пах.

От боли в мошонке потемнело в глазах. Они били Наф-нафа, ногами, тот крутился на траве, пытаясь подставить под удар наименее опасные места. Снова накатило, как тогда в школе. За что? Обида. Дикая, щипучая до слез. За что? Они молчали, только хакали на выдохе. Кабанов почувствовал, как хрустнули ребра. Онемели от боли руки и ноги, он подтянул колени к животу, и думал, только бы не по голове. Звенел щенячий лай.

— Да заткни ты его! — крикнул кто-то. Щенок коротко взвизгнул, захрипел. Виталий Васильевич не видел ничего вокруг. Было невозможно дышать, боль пронзала при малейшем движении. "я прощаю вас, прощаю, я не хочу больше ничего… вертелась мысль. — Ты, козел! Услышал вдруг, словно сквозь вату Кабанов, — когда тебя просят по-хорошему, надо делать. А иначе будет вот так! — И последний удар в голову, от которого он потерял наконец сознание.

Он на мгновение пришел в себя, когда укладывали на носилки в машину скорой. Потом снова провал. Видимо жена настояла, чтобы отвезли в свою больницу. Потому что он пришел в себя в родном реанимационном отделении и, как только он зашевелился, возле сразу же оказалась сестричка. "И чего они всегда так ярко красятся?", — подумал Кабанов. Он попытался что-то сказать. И почувствовал в горле трубку. "Оперировали… или была остановка дыхания? Нет, вряд ли. А что оперировали?" Он увидел дежурного реаниматолога. Все тело ватное. Боли нет. Пока. Это от наркотиков. Все вернется. Игорек! Он пошевелил пальцами привязанной к кровати руки. Это нормально. В вене стоит игла, чтоб случайно не согнул руку — привязали. Никак не мог сообразить — он сам дышит? Или аппарат. Вдруг понял, что левое ухо не слышит, а именно слева у кровати стоит РО-6. Дежурный реаниматолог Игорь Попов, наклонился низко, заглянул в глаза.

— Виталий Васильевич! Вы можете дышать? Закройте глаза. — Кабанов продолжал смотреть. Как же я узнаю, если он не отключил аппарат? Попытался самостоятельно подышать. Почувствовал, как что-то распирает изнутри. Могу. — Ага! Хорошо. Я сейчас выключу ро. — щелчок. Стихло гудение. Игорь отсоединил шланг от трубки.

Кабанов сипло задышал. Нормально. Убирай же ее!

Врач спустил манжетку, укрепляющую трубку в трахее, предупредил:

— Задержите дыхание, — и резко выдернул. — Кабанов закашлялся коротко. Потом сипло выговорил:

— Что у меня?

— Много чего, — уклончиво ответил реаниматолог. — Вы помните, что случилось?

— Помню. Меня били.

— Кто?

— Я их не знаю.

— Ясно. Виталий Васильевич. Вам пришлось удалить почку. Подкапсульный разрыв. В остальном, все более-менее. Три ребра справа, два — слева, ключица справа. И множественные гематомы. Печень, селезенка — в порядке.