Алексей Тарасенко - Бедный Енох

Уж не понимаю и как, но он материализовался на кухне как раз в тот момент, когда я после долгой бессонной ночи пил кофе и ел бутерброды с расплавленным в микроволновой печи сыром.

Как бы то ни было, но повод для общения с этим супчиком, как мне представлялось, у меня был, хотя такой, что мне нужно было узнать какие действия следует предпринять, чтобы данный персонаж больше ко мне не заявлялся.

Ну так вот, «мальчик» повел себя на моей кухне так, будто он был в ней если и не хозяин, то уж точно частый и, главное, желанный гость! Он вновь раскрыл нараспашку все двери кухонного шкафа, после чего стал энергично изображать из себя радушного будто хозяина:

— Что будешь? — спросил он меня своим слегка припискивающим голосочком — кофе?

Но «кофею» я уже наглотался:

— Чай! — ответил я, нарочито стараясь придать своему голосу оттенок небрежения, чтобы сделать вид, будто происходящее меня не смущает и не удивляет.

— Зеленый? — странное дело, где мой нежеланный гость вдруг увидел, чтобы у нас был зеленый чай?

— Черный!

— Без сахара?

— Четыре ложки.

Не налив ни мне, ни себе ни чаю, ни кофе, молодой человек уселся на стуле на противоположном торце кухонного стола и уставился на меня назойливым и противным взором своих светло-светло голубых глаз:

— Тебя так все любили — вдруг, перед этим помолчав начал он вновь припискивать, и мне показалось, будто его слова у него застревают во рту, выходя наружу с трудом, заставляя «мальчика» немного булькать небольшой пеной слюны у рта:

— Но потом ты стал будто бы не наш. Все ребята долго возмущались, говоря, будто ты притворяешься, и только я, запомни — только я уговорил всех не давить на тебя. Так, пожалуйста, скажи, хотя бы мне правду — ты точно ничего не помнишь?

Понимая, что от этого персонажа я так просто не избавлюсь, хотя, впрочем, волнуясь по большому счёту лишь о том, что он сможет вновь устроить мне в доме какой-нибудь кавардак, а то и пожар (не приведи, господи), либо украдет чего, я решаю подыграть ему, чтобы, в конце концов, разобраться, что он, кто он и откуда, а уже потом, если получится, избавиться от него самого, желательно навсегда:

— Увы, друг мой — отвечаю я тогда — ничегошеньки не помню, и уж если ты так благосклонен ко мне, надеюсь, что, может быть, ты мне всё и поможешь вспомнить!

Но пока я, как мне представляется, успеха не имею, молодой человек будто меня не слышит, лишь поглаживая свою жиденькую бороденку продолжает дуть в ту же дуду, слегка побулькивая жидкой пенкой жиденькой слюнки:

— Или ты просто хочешь нас через это чему-нибудь научить?

— Не понимаю…

— Нет?

— Честно скажу — я не знаю, кто вы такие и чего вам от меня надо, кроме того, как я уже воочию уже убедился, вы от меня не отстанете, иначе как я точно смогу разобраться в чём дело, и тогда смогу вам просто и ясно и чётко объяснить, где и в чём вы со мной ошиблись, явно меня с кем-то спутав.

Тогда молодой человек, весело, и, как мне показалось, искренне заулыбавшись (у него в глазах аж искорки весёлые при этом заиграли) покачал головой, вроде как он со мной согласился:

— Хорошо! — вновь немного привзвизгнув ответил он — тогда, если мы тебе понадобимся, пожалуйста сделай это — мой гость беспардонно схватил лежащую на столе мою тетрадку, куда я, как уже говорил, всё записываю, и, взяв карандаш, быстро твердой рукой нарисовал там нечто, после чего стал что-то писать.

Закончив это дело, «мальчик» легким щелком пальцев отправил довольно тяжелую (чтобы её так легко так далеко можно было переместить) тетрадку на мою сторону стола:

— Лучше запомни, что там написано. Вызубри наизусть.

— Хорошо, сделаю, если сочту нужным — ответил я, — демонстративно захлопнув тетрадь, не глядя в нее и положил её к себе в сумку — что ещё?

— Пока на этом всё — в глазах парня запрыгали весёлые искринки — я на время покину тебя, Енох, и будь здрав! Удачи!

За сим молодой человек, вдруг резко встав, покрутился на месте какое-то время, разглядывая наши кухню и веранду, но потом, когда я четко и громко сказал ему: «До свидания!» — резко развернулся и вышел в дверь.

Я, конечно, тут же вскочил с места, но, оказавшись на улице (и я даже этому не удивился) молодого человека больше не увидел. Его как и след простыл.

Вернувшись на кухню я в нетерпении от любопытства, почти трясущимися руками достал из сумки тетрадь и внимательно стал разглядывать то, что мне там нарисовал мой гость.

Рисунок, как было видно, умелой рукой изображенный (а это была простая пентаграмма, даже знаков никаких в ней было) сопровождался текстом, коряво достаточно, но разборчиво написанным, заклинаниями, которые, дескать, надо было произнести, чтобы «вызвать Азазеля», встав перед этим в круг, изображенный в тетради, и по периметру круга поставив не менее девяти горящих черных свечей, желательно ароматических. Заканчивались все эти бесовские инструкции вот такими мне чем-то даже понравившимися стихами, видимо адресованными непосредственно мне:

Трудна же жизнь!Но возрожденьепридетБессонными ночами снова,Пройдя дорогой испытаний

Вновьсилуобретаетслово!

Веди туда, за горизонт!Туда, куда желаешь сам,Туда, где в славу обернешься,И звёзды вновь падут к ногам!

Покой извечный…Бой нам только снится.Но зри! — судьбы твоей десница

Занесена уже.

Не придумав ничего лучшего, я приписал к этим стихам следующий текст: «Хе-хе». А потом, разошедшись (а чем я не поэт?), ещё и следующее:

   Грядет апокалипсис!   Закупайте соль, спички и крупы!   Я надвигаюсь,   Вокруг сыпятся трупы!

   И пусть все ругаются, что я, дескать, дебил,   Я всё одно — надвигаюсь!   Ибо я   Так   решил!

Мама приехала в пятницу вечером и тут же наказала мне быть наготове:

— Эти «камарады» сами перезвонили — сказала она — они почему-то очень в тебе заинтересованы, наверное, по старой памяти дружбы с отцом.

— Кто-кто, мам? — не сразу поняв о чем идет речь переспросил я.

— Товарищи нашего папы — мамин голос слегка осёкся, будто она проглотила всхлип — Сартаков Александр Сергеевич и его друзья.

Да, припомнится, был такой, пару раз будучи с папой мы с ним встречались.