Глаз идола (сборник) - Блэйлок Джеймс

А вот тревожило то, что Гилберт телеграфировал своим друзьям-биологам, сообщив им, что мы везем первое чудо мира природы. Ханиуэлл, естественно, решит, что речь идет о серой амбре, и догадается, что Стоддард и его негодяи проиграли. Соответственно, нам стоит ожидать новых атак. Тут я напомнил себе, что покончил со спрутом и скоро покончу с амброй. Так что, подумал я весело, пусть мистер Ханиуэлл полюбуется моей, э-э-э, спиной. Мы проскакали Уоппинг и под темнеющим небом выехали к реке за Тауэром и Лондонским Пулом, поглядывая, как там поживает баржа с Фробишерами и их грузом. Вволю налюбовавшись редкой красоты видами, мы направились вдоль Темз-стрит к Блэкфрайарзу, а затем намеревались проехать мимо Святого Павла и дальше, через Ньюгейт и Чипсайд. Темз-стрит, как известно, огибает набережную у Блэкфрайарза, что подарило нам последний грандиозный вид на Темзу и южный берег, дополненный нашей баржей, севшей на мель и увязшей в грязи по самые уши; буксир тщетно старался вытащить ее. Пройдут часы, пока вода снова поднимется и судно высвободится.

Сент-Ив посигналил Боггсу придержать лошадей, и тот натянул вожжи, когда вдоль мостовой оказалось незамощенное место. Оно было почти у края, и левое переднее колесо жестко ударилось о бордюр, карета дернулась и встала. Богато убранное ландо, следовавшее за нами с двумя или тремя пассажирами и двумя другими на запятках, свернуло, избегая столкновения, и кучер проорал ругательство. Мы открыли дверцу и выбрались наружу, радуясь, что остались живы. Колесо осталось на оси, но явно погнулось в ступице, — меньшая из наших неприятностей, как мне показалось. Сент-Ив достал из-под сюртука пистолет и вручил его кучеру.

— Берегите груз, мистер Боггс! — крикнул он. — Награда будет щедрой, если содержимое прибудет неповрежденным!

Боггс сумрачно кивнул, дождь лился с полей его шляпы, и он дотронулся рукояткой кнута до золотых инициалов на дверце кареты, словно говоря, что знает, кто его хозяин и как быть верным долгу. Ближайшая лестница спускалась к реке сорока футами дальше по течению от того места, где завязла баржа. Мы поспешили туда, и с верха лестницы увидели яростную суету на палубе. Гилберт жестикулировал и кричал, а несколько человек, включая Табби, увенчанного своей шляпой удачи, сгрудились у передних грузовых дверей. За этим наблюдали несколько зевак с набережной и верхнего края моста Блэкфрайарз, надеявшихся, что баржа доставит им еще какое-нибудь развлечение.

Долгая задержка могла стать смертельной для спрута, и меня захлестнула жалость к огромному созданию, увезенному из его любимых тропических вод. Это был гадкий поступок, совершенный как из алчности, так и из научного любопытства, однако расплатится за игру в Гаммельнского крысолова не только Гилберт Фробишер, но и бедняга осьминог. Я чувствовал себя вымотанным и напомнил себе, что мы втроем с Сент-Ивом и Хасбро не сдвинем баржу даже на полдюйма. Нашей задачей было привезти серую амбру на Треднидл-стрит, и чем скорее она окажется в безопасности, тем лучше.

Однако в эту минуту двери контейнера распахнулись, — моряки поспешно отскочили и попрятались за тяжелыми стальными створками, а Табби и его дядюшка остались на месте. Они упрямо стояли перед распахнутым теперь ящиком, вглядываясь в темное пространство. Текли долгие мгновения, небо темнело, и темнело всё сильней. Мне пришло в голову, что сама природа оплакивает гибель исполинского спрута. А затем так внезапно, что у меня перехватило дыхание, из контейнера вылетел конец щупальца, обвил Гилберта поперек груди, прямо под мышками, и сдернул его с палубы. Второе щупальце стащило боллинджер с головы Табби и аккуратно двинуло его в бок. Фробишер-младший шлепнулся задом в грязь, а спрут показался из трюма, не просто живой, но явно в угрожающе превосходном настроении, помахивая разрисованным рупором, словно желая обратиться с речью к толпе на мосту. Треснул раскат грома, и хлынул ливень. Спрут словно разросся во влажном воздухе, будто получив необходимые ему питание и энергию, и вознесся на переплетенных щупальцах толщиной в дерево, оглядывая Лондон с Темзы, как языческое божество, которым он по сути и являлся, не слишком довольное тем, что предстало его глазам.

Экипаж баржи весь до последнего попрыгал за борт, по щиколотку увязнув в иле, и, теряя засосанную обувь, побрел к берегу, к лестнице или куда поглубже, где удобно плыть, что было не слишком умно, принимая во внимание характер опасности. «Болотные ласточки», привычные к свирепому нраву реки и грязи, двигались куда быстрее, оглядываясь на спрута с неподдельным ужасом на лицах. Люди на мосту тоже явно оценили исполинский размер существа, явившегося им, и с дикими воплями, толкаясь, всей толпой кинулись на Темз-стрит, скрываясь от чудовища. Очень быстро народ пронесся мимо нас по набережной, призывая полицию, вопя, что явился левиафан из времен древних, чтобы опустошить город. Некоторое число — в основном молодые люди и мальчишки — остались, невзирая на ливень и опасность, заняв позиции на фонарных столбах и деревьях, словно это смогло бы защитить их от ярости чудовища, в надежде увидеть потеху.

Сент-Ив бросился по лестнице к реке, мимо грязной, исхлестанной ливнем толпы, устремившейся в противоположном направлении; некоторые уже ползли на четвереньках, задыхаясь от усилий. Мы с Хасбро бежали следом за профессором. Спрут стоял — назову это так — на опустевшей палубе баржи, заполненной до бортов его исполинской мантией, бережно прижимая к себе Гилберта, походившего теперь на очень крупного младенца. Руки старика были спеленаты плотью щупальца, он смотрел теперь прямо в огромные темные глаза спрута. Табби, пытавшийся встать на ноги, размахивал руками, крича осьминогу, чтобы тот поставил, ради бога, дядю на ноги, но исполин полностью игнорировал его, выбрав Гилберта в фавориты и вовсе позабыв о существовании Табби. Потом спрут перетек всей массивной тушей через край баржи на мелководье, унося с собой Фробишера-старшего, его рупор и шляпу Табби; на кончике одного из гигантских щупалец покачивался приснопамятный брегет.

При нашей с Хасбро помощи Табби вскарабкался на гранитную ступень лестницы, струи дождя смывали грязь с его брюк и ботинок. В этот момент прибыли блюстители порядка — двое констеблей встали рядом с нами и, раскрыв рты в полном недоумении, смотрели, как спрут плавно скользит вниз по течению к черному отверстию, зиявшему над рекой в гранитной стене набережной: это было устье сточного тоннеля под Флитом, откуда каскадом хлестала вода. Прикрывая Гилберта и свои сокровища от ущерба, исполин принялся заползать по стенке набережной, и мутный поток бушевал вокруг него. За мгновение Гилберт Фробишер был унесен во тьму.

— Что тут происходит, во имя Господа?.. — обратился один констебль к другому, со всё еще выпученными от изумления глазами.

— Это же кракен древний, — авторитетно заявил тот, — вылез из вон того ящика. Закупорит Флит, как бутылочная пробка. Пошли, Боб. Стоя тут, мы ничего не сделаем.

И они поскакали вверх по ступенькам и скрылись, забыв о нас.

— Я намерен последовать за этим проклятым сукиным сыном! — рявкнул Табби, имея в виду, надеюсь, осьминога. Он огляделся с видом человека, намеревающегося нырнуть в грязь Темзы. Но представить, что Табби сможет противостоять потоку, бившему из круглой дыры в стене набережной, даже если бы он смог туда взобраться, было совершенно невозможно.

— Здесь поток непреодолим, — сказал Сент-Ив, положив руку ему на плечо. — Нам понадобится пересекающий сток на более высоком уровне.

— Возможно, перекресток Ладгейта у Динз-Корт, — посоветовал Хасбро, и мы затопали по лестнице. — Тоннель на Оксфорд-стрит слишком далеко.

— Точно, — согласился Сент-Ив. — Именно Ладгейт. Выйдет отлично, если мы сможем попасть туда раньше, чем монстр. Мы пойдем за ним по пятам, учитывая, что он движется на север.

— И как нам это сделать? — спросил я уже наверху, но ответа не было, потому что в этот момент треснул пистолетный выстрел, затем второй. По пути от верхних ступеней лестницы к улице мы увидели, что ожидавшая нас карета Гилберта Фробишера выкатывается на мостовую. Боггс хлестал кнутом вправо и влево, а в другой его руке дымился пистолет Сент-Ива. Какой-то человек лежал на мостовой, раненый или мертвый. Второй цеплялся за поручень, лошади шарахались, и карету мотало по брусчатке. Двое хватались за уздцы, пытаясь увести лошадей в незаметный проезд, ведущий к Паддл-Док, уворачиваясь от кнута. Пятый карабкался на верх экипажа, видимо добираясь до сумок, притороченных сзади на подставке. С воинственными криками мы помчались вперед. В этот момент взобравшийся на козлы налетчик выдернул кнут из руки Боггса и швырнул прочь. Боггс развернулся, прицелился и выстрелил негодяю в лоб. Тот рухнул на мостовую, раскинув руки, но его компаньон на крыше вцепился Боггсу в волосы и плечо, рванул и, сбросив с козел, перескочил туда и схватил вожжи, его сообщники немедленно оставили в покое лошадей и залезли в салон. Мы почти добежали до кареты, когда она резким рывком, несмотря на побитое колесо, загромыхала в сторону Куин-Виктория-стрит с ее лабиринтом перекрестков и переулков, где так легко затеряться. Табби и я пустились в погоню.