Глаз идола (сборник) - Блэйлок Джеймс

А затем Гилберт пропал из виду, и я на краткий миг поверил, что осьминог что-то с ним сделал.

— Он прыгнул в трюм! — развеял мое замешательство Сент-Ив.

— Правда? — с изумлением переспросил я. — С чего это человеку делать такое под носом у огромного спрута?

Впрочем, вопрос мой был риторическим. Осьминог между тем исчезал под палубой, очевидно, в среднем трюме. Как и его мелкие сородичи, он обладал способностью протягивать свою тушу сквозь поразительно малые отверстия, сужаясь с одной стороны, а затем разрастаясь с другой.

— Гилберт собирается загнать его в ловушку! — воскликнул Сент-Ив, и в голосе его было поровну трепета и восхищения.

— Старик сошел с ума, — сказал я.

— Не стану спорить, хотя мне кажется, я разгадал его намерения. Следи за группой людей на корме.

А там моряки торопливо закрывали верхний люк, эффективно спасая жизнь судовладельца.

— Гилберт решил заточить монстра в трюме, — начал пояснять Сент-Ив. — Он беззаветно уверен в своих двутавровых балках. Я согласен — это безумие. Однако старик не достиг бы теперешнего своего положения, будь он кроток и послушен. Держу пари, он отлично играет в пикет.

Моряки стремительно разошлись, и катер встал в углубление на люке, дополнительно укрепив его. Очень быстро Фиббс поднял над палубой наш колокол, и мы вдохнули свежего воздуха, изрядно отдававшего серой. И я тут же вспомнил, что, хотя спрут с Билли Стоддардом в брюхе временно изолирован, вулкан всё еще нам угрожает. В дальнем конце палубы, у трапа, появился сэр Гилберт, совершенно измотанный, как и капитан Дин, вскарабкавшийся по веревочной лестнице после продолжительного и совершенно нежеланного заплыва.

Грохнул оглушительный, с огнем и дымом, взрыв, и снова посыпались камни; огромное облако пепла рванулось ввысь. Потом пассат подхватил его и понес на юго-запад. Мне понадобилось время, чтобы осознать — сейчас еще только позднее утро, о чем я позабыл из-за громадной плотности событий и облаков пепла и дыма, скрывших солнце. Фиббс чуть не бегом кинулся в машинное отделение, сопровождаемый капитаном Дином. И очень скоро адский остров с его вулканом, миазмами и жутким гротом остался у нас за кормой.

Гилберт перехитрил чудовище, когда оно последовало за ним в трюм, — выскользнул через дверцу в водонепроницаемой внутренней переборке, хорошенько задраил ее и помолился, чтобы монстр не попробовал применить силу. К счастью, ничего такого не случилось. Осьминог оказался весьма благонравным пассажиром, хотя нас поначалу изрядно качало из-за огромного веса головоногого, перемещавшегося, чтобы обследовать свою новую темную нору. Старик поставил свой корабль — и наши жизни — на кон. Ставкой, как он сказал, была его удача.

Заходить в Кингстон на Ямайке ради встречи с мисс Бракен мы уже не собирались.

— Мы все знаем старую поговорку о женщине в каждом порту, — сказал мне дядюшка Гилберт, когда мы шли в картохранилище, чтобы пообедать, — и для некоторых везунчиков это весьма близко к истине. Но даже если женщин куда меньше, найти их проще, чем гигантского спрута.

В том, что он сказал, было больше правды, чем поэзии, и я был вполне счастлив признать это, потому что мне хотелось домой, и меня не интересовали ни Ямайка, ни шашни старика с мисс Бракен. Огромный шар серой амбры покоился посреди стола картохранилища, надежно закрепленный двойным кольцом плетеного троса, напомнившего мне каменное гнездо в подводной пещере.

Как вы догадываетесь, наша вечерняя беседа касалась главным образом утренних переживаний, то и дело возвращаясь к жуткой твари внизу — к ее поразительной устойчивости к открытому воздуху, ее странной способности чуять человеческое зло, которое она явно ненавидела, ее очевидной симпатии к Гилберту. Особый интерес вызывали очевидная разумность спрута и его детская радость от обладания разными безделицами. Совершенно очевидно, именно он был хранителем шара амбры и сорок лет назад, когда юнга Джеймс Дуглас принимал косвенное участие в разграблении его сокровищницы. Мы обсуждали возраст чудовища и то, насколько древние и странные предметы могли бы найтись в его коллекции, довелись нам там порыться. Если спрут был в самом деле легендарным Луской, давшим имя острову в незапамятные времена, тогда его продолжительное существование позволяет предположить, что для гигантских спрутов характерно выдающееся долголетие. Мы все слышали о рыбе кои[75], живущей свыше двухсот лет, о гигантских черепахах, проползающих сквозь века в единственном стремлении отыскать съедобные растения. Однако наш спрут побивал их всех. И еще мы опасались за здоровье исполина, потому что он казался настолько же человеком, насколько животным.

— В каждом из трех трюмов есть специальные промывочные краны, — успокоил нас старик за ланчем, когда внесли стейки из мантий кальмаров Гумбольдта, зажаренные и политые лимоном, с каперсами и коричневым маслом.

Я задумался, не учуял ли спрут, как тушат его сородичей на камбузе. Не возразит ли он против этого неким жестоким образом? Но исполин был тих в прохладном мраке своего отдельного номера, и хотя яхта была сильно перегружена, мы давали добрых четырнадцать узлов по спокойной воде.

— Мы можем закачать в трюм сколько угодно чистой морской воды и удалить оттуда загрязненную, — уверял нас Гилберт. — Осьминог будет вполне доволен, благослови его небо.

— Пока не поймет, что его обманом заманили на корабль, — вставил я.

— Он возблагодарит нас за доставку в цивилизованный уголок мира, — ухмыльнулся Табби, осушив стакан биттера. — Ты позволил новому приятелю оставить себе твой хронометр, дядя? Это было бы только справедливо, по-моему, после того как его им сюда завлекли.

Старик кивнул.

— С твоей стороны было бы куда добрее отдать ему твою шляпу, племянник. Но ты всегда был скуповат. Мне пришлось отказаться от часов, чтобы отвлечь его, пока я запирал дверь в перегородке. Это был брегет, прошу прощения за уточнение, не какая-нибудь дешевая подделка. Спрут, который, кстати, по-моему, принадлежит к прекрасному полу, не заметит разницы, увы.

— Сомневаюсь, что отсчет времени много значит для головоногих, — сказал Сент-Ив, — хотя именно этот выглядит кем-то вроде философа. Но осведомите нас, сэр, какова дальнейшая судьба этого создания, если оно переживет путешествие.

— Это, джентльмены, весьма прочно связано с той вдохновенной мыслью, что пришла мне, когда я вел безмолвную беседу глаза в глаза с ним там, на палубе. Я, безусловно, ожидал неминуемой смерти, но обнаружил, что мои самые блестящие идеи приходят ко мне именно в критической ситуации. Мой старый партнер по бизнесу лорд Бледсоу давно вынашивал идею постройки громадного публичного вивария в устье Янтлет-Крик, чуть ниже Лондонского Камня[76].Там будут содержать морских существ всех видов в периодически возобновляемой приливом Темзы среде — Господень промывательный клапан, можно сказать. Это будет по большей части научное предприятие, а публика оплатит расходы. В комитете по планированию сядет фигура не меньше чем Альфред Расселл Уоллес[77], и я хотел бы добавить туда Люциуса Ханиуэлла.

Неловкое молчание царило, пока он обводил нас взглядом, молчание, которое я прервал вопросом:

— Этим джентльменам нужен гигантский спрут?

— Именно так, Джек, хотя они этого еще не знают. Но клянусь Господом, я собираюсь сообщить им об этом по телеграфу при первой же возможности, чтобы они подготовились к нашему прибытию. Мы объявим животное первым из чудес мира природы. Лондон опустеет, всё население, каждый мужчина, женщина и ребенок помчатся вниз по реке, чтобы увидеть его. Лучшее, что вы можете сделать, джентльмены, так это купить кусок земли неподалеку от церкви Всех Святых и поставить там гостиницу. У вас никогда не будет недостатка в постояльцах.