Костотряс - Прист Чери

Свакхаммер взял с верха кучки толстую спелую фигу и кинул ее Брайар. Она умяла плод в два счета, почти не пережевывая, и уселась возле барменши, лицом к Свакхаммеру — из подозрения, что его легче будет раскусить.

Люси покраснела, но не от злости. Ей было неловко, что ее поймали за сплетнями.

— Милая, я и не думала судачить за вашей спиной. Но Иеремия тут носится с одной нехорошей идеей, и мне не хотелось, чтобы она дошла до ваших ушей.

Брайар отчеканила:

— Он желает, чтобы я была с вами, когда вы пойдете к Миннерихту просить насчет руки.

— Да, примерно так.

Поигрывая кукурузным початком, Свакхаммер подался вперед и сделал серьезное лицо:

— Вы должны понять: стоит вам поглядеть на него и сказать, что это не Блю — или все-таки он, люди сразу вам поверят. Если Миннерихт — ваш бывший муж, то мы будем вправе обвинить его в том, что случилось с городом, и вышвырнуть отсюда. Сдадим властям, а дальше пусть сами разбираются.

— Вы же не серьезно. — Вопрос у Брайар превратился в утверждение.

— Да куда уж серьезней! Вообще, его могут просто вытащить на улицу и скормить трухлякам… за всех я отвечать не могу. Но у меня что-то не появилось ощущения, что вы за него переживаете.

— Ни в малейшей степени.

Угостившись еще одной фигой, она сделала большой глоток из чашки, которую до сих пор таскала с собой. Свакхаммер достал из ящика за стулом мешочек сушеных яблок, и Брайар с радостью на них набросилась.

— Тут вот какое дело, — произнес здоровяк, опять нацепив на лицо серьезную мину. — Миннерихт, он… он гений. Настоящий гений, bona fide,[22] а не шут какой-нибудь из бульварных романчиков. Только чокнутый. И ведет себя так, будто здесь его королевство, все десять-двенадцать лет, что пробыл тут… с тех пор как смекнул, что мы нуждаемся в нем.

Судя по тому, как Свакхаммер замялся на слове «нуждаемся», эти речи не доставляли ему удовольствия. Однако он продолжил:

— Поначалу все было нормально. С организацией у нас как-то не складывалось — жили как в сумасшедшем доме, потому что многих хитростей еще не знали.

Люси поддержала его:

— Нормально, нормально. Держался он наособицу, не беспокоил никого, а когда хотел, мог и помочь. Некоторые китайцы считали его чуть ли не волшебником. Правда, — добавила она тут же, — быстро перестали.

— Что же изменилось? — спросила Брайар с набитым ртом. — И есть тут еще что-нибудь съестное? Не хочу показаться грубой, но я умираю с голоду.

— Минутку.

Свакхаммер встал и направился к штабелю ящиков, которые заменяли здесь буфет. Пока он рылся в них, Люси продолжила:

— А изменилось то, что люди сообразили, как делать на Гнили хорошие деньги, перегоняя ее в желтуху. И под «людьми» я имею в виду самого доктора Миннерихта. Мне говорили, он экспериментировал с газом, пытался сотворить из него что-нибудь безвредное. А может, и не пытался. Знает лишь он.

Здоровяк наконец обернулся. В руках у него был завязанный мешочек, который миг спустя шлепнулся на стол перед Брайар.

— Что это? — поинтересовалась она.

— Вяленый лосось, — объявил мужчина. — Только Люси кое о чем умалчивает: Миннерихт начал испытывать препарат на своих друзьях-китайцах. Выдавал, наверное, за опиум. Но в итоге многих поубивал, и тогда остальные обозлились на него.

— Кроме Яо-цзу, — заметила барменша. — Он правая рука доктора и ведет у них все дела. Коварен, как змея, и в чем-то даже умнее Миннерихта, честное слово. Эти двое построили на желтой гадости маленькую империю и деньги гребут лопатой, но вот на что их тратят — бог знает.

— Здесь, под землей?

Брайар взяла кусок лососины и вгрызлась в него. Пить захотелось еще больше, но ее это не останавливало.

— Так и я о том же, — кивнула Люси. — Деньги здесь мало чего стоят. У нас в ходу лишь то, что можно выменять на еду и чистую воду. И вокруг до сих пор полно домов, где остались хорошие вещи. Стена стеной, а не могли же мы прочесать тут каждый дюйм. Как я подозреваю, деньги у него уходят на металл, на всякие детали, шестеренки и все такое прочее. Делать машины из воздуха он пока не умеет, а от металла с поверхности, как правило, никакого толку.

— Почему?

Ответил Свакхаммер:

— Из-за воды и Гнили все ржавеет с невероятной скоростью. Если металлические детали хорошенько смазывать, можно замедлить процесс. А у Миннерихта есть какая-то особая глазурь — вроде гончарной, — которая неплохо защищает сталь.

— Он безвылазно сидит на Кинг-стрит, — сообщила Люси. — Сам себя объявил королем и улицу так же назвал.[23] Туда никто особо не суется. Хотя поблизости до сих пор живет кое-кто из китайцев — на границе их старого квартала.

— Но большинство переселилось поближе к холму — надоело, что с ними обращаются как с крысами, — добавил Свакхаммер. — А суть-то в чем, миссис Уилкс: доктор Миннерихт контролирует почти все, что происходит в городе. И все воздушники — Клай, Броли, Гринстед, Уинлок, Хейни и так далее — тоже подчиняются ему. Чтоб вывозить отсюда Гниль, нужно платить доктору налог; и всем химикам, которые потом вываривают отраву на Окраине, приходится отваливать денежки за рецепт. А еще ведь есть перевозчики, распространители — они все тоже ему должны. Для каждого у него находится кредит — мол, отдашь потом из прибыли. Но как-то так получается, что никто еще пока не сумел расплатиться с ним до конца. Всплывают проценты, комиссии и прочие фокусы, и в результате человек понимает, что принадлежит ему с потрохами.

Взгляд Брайар остановился на одинокой и бесполезной теперь руке Люси.

— Даже вы.

Барменша заерзала.

— Прошло уже… сколько я там сказала? Тринадцать-четырнадцать лет, не иначе. А ему все мало. Всегда выясняется, что я еще что-то должна. Деньги, сведения, и так до бесконечности.

— А если откажетесь отдавать?

Люси скривила рот, губы ненадолго приникли друг к другу и снова разошлись.

— Он придет и заберет ее. — Она торопливо добавила: — Вы небось думаете, что еще не повод впрягаться в кабалу к старому мерзавцу, но у вас есть две отличные руки, а у меня без этой машины и одной-то нет.

— А Свакхаммер?

Помявшись, тот заговорил:

— Здесь не так-то просто выжить без некоторых вещей. Прежде чем у меня появилась эта броня, я столько раз висел на волоске от гибели, что и не сосчитать. А перед этим потерял племянника и брата. В подполье свои порядки. Мы… мы тут занимаемся такими делами, что… если о них узнают на Окраине, то мигом окажемся пред очами судьи. Миннерихт и на этом играет. Угрожает, что всех нас вышвырнет и оставит на милость закона — какого уж ни есть…

Люси заметила с ехидцей:

— А Мейнард на том свете. Так что нет за стеной ни одной шишки, которой мы могли бы довериться вот хоть на столечко.

Свакхаммер возвратился к исходной мысли:

— Но если вы подтвердите, что это Блю, то у людей появятся кое-какие козыри против него. Понимаете?

Брайар опрокинула кружку, дала последним каплям стечь в рот и со стуком поставила ее на стол.

— Вот вам бредовый вопросик. А его-то самого кто-нибудь спрашивал? В смысле, мог ведь кто-нибудь подойти к нему и брякнуть: «А ваше имя и вправду Миннерихт? Может, вы все-таки Левитикус Блю?»

— Принесу вам еще, — сказал Свакхаммер, после чего забрал у нее кружку и вышел из комнаты.

Люси кивнула:

— Ну, люди пытались. Ничего не отрицает, ничего не подтверждает. Ему же того только и надо, чтобы слухи расползались. Хочет всех нас посадить на короткий поводок, а чем меньше мы о нем знаем и чем больше его боимся, тем лучше ему.

— Да он просто душка, — вздохнула Брайар. — Я по-прежнему уверена, что это не Леви, но слеплены они, похоже, из одного теста. Пожалуй, я все-таки пройдусь с вами, Люси. Может быть, доктор даже и не слышал обо мне. Вы говорили, он объявился здесь уже после строительства стены, так что вряд ли он из местных.