Империя Чугунного Неба (СИ) - Чернец Лев

Темный дуб и серый камень. Плющ, цепляющийся за стены, как зелёные пальцы. Витражные окна бросали на дорожку разноцветные блики — кроваво-красные, изумрудные, золотые.

Двое слуг у входа поклонились. Не так, как Железноликие — не с механической точностью, а с холодной, выверенной вежливостью. Их глаза скользнули по Гефесту, но ни один мускул не дрогнул.

— Добро пожаловать.

Улисс шагнул вперёд.

Гравий хрустел под сапогами.

Они обошли дом, и перед ними открылся сад.

Яблони.

Сотни яблонь.

Их ветви гнулись под тяжестью плодов — идеально круглых, румяных, будто нарисованных.

Из зелени вышел человек.

— Я приказал сделать шарлотку. Будешь?

Он откусил яблоко. Сок брызнул на подбородок, но он не вытер. Второе яблоко полетело в Улисса — точным, отработанным движением.

Тот поймал.

Не шелохнувшись.

— Да, папа…

Лорд-Конструктор улыбнулся.

Глава 18. Змей

— Я действительно рад, что ты решил вернуться, Улисс. — Лорд-Конструктор мерно шагал по персидскому ковру, его сапоги с каблуками-шестернями оставляли едва заметные вмятины на дорогом ворсе. — После того... инцидента с твоей подругой мы все были крайне подавлены.

Улисс ощутил, как его механические пальцы сами собой сжались в кулак. Шестерни внутри ладони издали тихий скрежет.

— Надеюсь, свет Верховного Догматика укажет её душе верный путь. — Отец произнес это с той же интонацией, с какой обсуждал погоду или состояние паровых котлов.

Гостиная.

Дубовые панели давили со всех сторон.

На столе — пыльные фолианты: «Бром и Пар», «Principia ExMechanica», «Парадокс третей догмы». Сверху — тонкий, в бархате. «Ad astra per aspera». Иронично.

Лорд-Конструктор достал из лакированной шкатулки гаванскую сигару, аккуратно откусил кончик золотыми кусачками.

Щёлк.

Поднес к газовой горелке в форме драконьей пасти.

— Так как тебе жизнь внизу, сынок? — он выпустил дым кольцами, поплывшими к резному потолку. — Столкнулся с какими-то трудностями быть может?

— Я видел голод, болезни, трущобного отстойника, где люди ютятся без света и надежды, — холодно ответил Улисс.

— Ну-ну, сын. Ты драматизируешь! Конечно, есть перегибы на местах, но Империя — это прежде всего иерархия и, следовательно, строгий порядок… — Он развел руками, и сигара описала в воздухе дымную дугу. — Это больницы, где даже самый бедный горожанин получит помощь. Это школы, где дети учатся читать и служить прогрессу, вместо того чтобы гнить на свалках. Это стабильность, которую мы, аристократы, как архитекторы этой системы, обязаны защищать. Да, цена есть у всего. Но что было до нас? — Он сделал паузу, давая слову повиснуть в воздухе. — Варварство.

— Кстати, — дым кольцами поплыл к лепному потолку, — ты так и не представил мне своего друга. — Он повернулся к Гефесту. — Тебя как зовут, старина?

-Меня зовут Гефест. Приятно познакомиться. — Металлический голос прозвучал непривычно четко в этой обстановке старинной роскоши.

Лорд-Конструктор замер. Его глаза — серые, как дождевая сталь — сузились, изучая Железноликого с неприкрытым интересом. Сигара тлела между пальцев, пепел упал на ковер, оставляя серые пятна.

— Да что ты говоришь... — Прошло несколько томительных секунд. — Впрочем, у нас ещё будет время познакомиться поближе. — Он резко повернулся к сыну. "А пока… Тебе нужно передохнуть. Можете расположиться в твоей старой комнате. Там всё так же, как и до твоего... отъезда."

На последнем слове его губы искривились в подобии улыбки.

Комната встретила Улисса все тем же бархатным полумраком, где золотые узоры на стенах, стилизованные схемы забытых механизмов, мерцали в свете витражей. Два года не изменили ничего. Даже пыль на микроскопе лежала так, будто её аккуратно подновляли слуги.

Гефест замер у хронологии, его оптические линзы сфокусировались на пожелтевшем пергаменте. Шестерни в его груди закрутились быстрее, перемалывая даты:

1602 г. – Основание ПароИндской компании

(На рисунке — корабли с паровыми щупальцами, опутывающие континент)

1698 г. – Великая Паровая Реформация (Томас Ньюкомен представляет первую «самоосознающую» паровую машину. На гравюре — он держит череп с шестернями вместо мозга.)

1776 г. – Декларация Независимости Паровых Штатов (Восстание колоний с использованием тактических экзоскелетов.)

1804 г. – Первая битва дредноутов (Гигантские наземные крепости на гусеницах. В углу — силуэт механического Левиафана.)

1812 г. – Восстание Механических Луддитов (Рабочие-механики переписывают программы фабричных автоматов. Набросок — станок, зажимающий в шестернях руку промышленника.)

1838 г. – Эра Пневмопочты (Стальные капсулы с сообщениями, мчащиеся по трубам. Внизу — карикатура: почтальон, разорванный напополам избыточным давлением.)

1859 г. – Открытие Эфирной скважины (В Пенсильвании обнаружены залежи «флогистона» — концентрированной энергии. На схеме — город, отрывающийся от земли.)

1884 г. – Всемирная выставка «Небесных городов» (Первый плавучий мегаполис. На фотографии — Чикаго, висящий в облаках, а внизу — тени тех, кто не успел подняться.)

1903 г. – Первый полёт братьев Райт на паровом орнитоптере («Стальной Альбатрос» с механическими крыльями, работающими на флогистоне, совершает 12-секундный полёт.)

1912 г. – Гибель «Титаника» от Левиафана-Механикуса

(Стальной Левиафан пронзает борт корабля, внутри — сотни крошечных фигурок с поднятыми к небу руками)

1929 г. – Великая Паровая Депрессия (Крах рынка эфирных акций приводит к массовой остановке Железноликих — улицы городов заполняют безработные и вышедшие из-под контроля машины.)

1962 г. – Карибский Паровой Кризис (Державы демонстрируют «Паровые испарители» — оружие, превращает города в облака за секунды. Начало нового летоисчисления.)

Улисс швырнул орден на стол. Он покатился с монотонностью пыточного механизма и упала на пол.

—Ты изучал это? — голос Гефеста звучал странно — будто в нём смешались скрежет шестерён и человеческое любопытство.

Улисс не ответил. Он перебирал книги на полках — толстые фолианты в кожаных переплетах, испещренные его же юношескими пометками. "Флора механических садов", "Принципы термодинамики живых систем", "Чертежи забытых машин". Он швырнул очередной том на кровать.

— "Здесь ничего нет", — прошептал он. Страницы шелестели, будто смеялись над ним. — "Мне нужно в библиотеку."

Гефест стоял у окна, наблюдая, как солнце окрашивает витражи в кровавые оттенки. Его латунные пальцы осторожно касались подоконника, оставляя масляные отпечатки на безупречном мраморе.

— "Похоже, нам придется тут задержаться", — сказал Улисс, сжимая переносицу.

Гефест повернулся. Его оптические линзы сузились, улавливая лучи света.

— "Мне тут нравится", — ответил он. Голос звучал почти мечтательно, если такое слово вообще можно применить к машине. — "У тебя очень... уютный дом."

Улисс усмехнулся.

— Уютный?

Этот дом никогда не был уютным. Он был тяжелым, выверенным, холодным, но не уютным.

Но Гефест смотрел на комнату иначе. Он видел: Гравюры на стенах — не просто схемы, а чьи-то мечты, застывшие в чернилах, Дистиллятор — не инструмент, а попытку поймать красоту в стеклянных трубках, Книги — не знания, а одиночество, запертое между страниц.

Улисс резко отвернулся.

— "Это не дом. Это музей."

Где-то в доме заскрипели трубы. Воздух наполнился гулом — будто проснулся огромный механизм. Гефест резко повернул голову:

— Мы не одни.

Из вентиляционной решётки выползла механическая змея — тонкая, с глазами из рубинов. Она замерла, наблюдая. Затем резко дернулась и исчезла в темноте.