Дом - Оксана Геннадьевна Бутузова

заварили кофе, и я сидела в гостевой приемной и разглядывала журналы — старые и свежие номера, имеющие лишь в некоторой степени отношение к искусству. Как, например, эта обнаженная красотка с обложки популярного издания. Ее поза, лучезарная улыбка, цвет кожи, волос — все создает впечатление искусственности, я бы даже сказала, рисованности. Однако что-то держит мой взгляд именно на этой «моднице». Не пойму что. Вероятно, память. Когда-то я уже видела подобный силуэт среди нищеты и заброшенности. И мне потребовалось еще несколько секунд, чтобы наконец узнать в нем Марину.

Со времени нашей последней встречи она преобразилась кардинально. Голая, загорелая, кожа насыщенного кофейного оттенка, и брюнетка. В общем, она прошла длинный путь от голи до обнажения, при этом постоянно меняя цвета. Чтобы убедиться в своей правоте, я проштудировала весь журнал, но нигде не нашла имени фотомодели. Ни одного упоминания о той, что представляет издание, вальяжно расположившись на обложке. Зато у меня все наоборот. Всем известно мое имя и мнение по любому поводу, но о том, как я выгляжу, знают единицы. На меня не кидаются на улице, не тычут пальцами вслед, не клянчат автографы. Я прячусь за толпами горожан, за корешками книг и пыльными стелами автобусных стекол.

Я показала журнал Вене. Так, между прочим, когда застала его одного в гостиной, раздувающего огонь в камине.

— Ну и что? — безразлично глянул он на фотографию. — У каждого своя дорога.

— Но ведь ваши дороги уже пересекались однажды, — допытывалась я.

— Тогда собственный дом казался мне слишком маленьким, а она нуждалась в человеке, с которым разделила бы свои хоромы.

— Она и так всю жизнь была окружена людьми.

— Сторожа не в счет. Ей нужны были такие, как она, — Веня один за другим подкладывал поленья в камин, формируя нечто вроде шалаша. — Да и ты была точно в такой же ситуации, — сощурился он в мою сторону. — С этим твоим Гарри, помнишь? Тебе тоже стал мал наш дом.

— А сейчас? — я хотела спросить про его сегодняшних женщин.

— А сейчас дом стал таким огромным, что я уже не замечаю, когда оказываюсь за его пределами.

Я тоже не замечаю. В этом мы схожи. В остальном мы стали друг другу совершенно чужими. Редко встречаемся втроем, еще реже разговариваем. Большой дом разбросал нас по разным углам, где каждый зажил своей жизнью и на свои деньги. На постройку бани и поддержание сада сбрасываемся по отдельности и в равных долях. На все общие работы приглашаются чужие люди: строители, садовники, бульдозеристы для освоения целинных участков. В доме бывает много посторонних. Каждый приглашает, кого хочет, не советуясь и не предупреждая остальных.

В гостиной на каминной полке вдруг появились чьи-то фотографии. Подбоченясь и вытянувшись в струнку, в пиджаках, застегнутых на все пуговицы, на меня равнодушно взирали два незнакомых мужика. Как они здесь оказались? Наш дом уже превратился в проходной двор, куда каждый может беспрепятственно зайти, да еще и выбрать себе место получше. Эти наглецы выбрали, кроме того, самое теплое.

— Кто это? — обращаюсь я к Саше, поскольку из хозяев только он дома.

— А, ты не знаешь, — отмахивается он.

— Разумеется, не знаю, поэтому и спрашиваю.

— Зачем тебе? Ты их вряд ли когда-нибудь увидишь. Они живут очень далеко отсюда.

Пока я вижу, что эти типы поселились на моем камине. Не терплю, когда таким бесцеремонным образом нарушают мой покой. Дом священен для тех, кто в нем живет. И каждое действие в нем своего рода ритуал. Все отработано до мелочей — как мы вешаем картину, загружаем холодильник, вытираем пыль, наполняем ванну. А эти, с позволения сказать, гости только расстраивают общий порядок в доме, подтачивая его изнутри, и мы скоро превратимся в слоняющихся по комнатам призраков, присутствующих, но ни на что не влияющих. Во всяком случае, я уже начинаю ощущать себя призраком.

Я перестала бывать в помещениях номер четыре, номер шесть, номер одиннадцать, двенадцать и тринадцать. Там обитают только Веня и Саша со своими коллегами, женщинами, душеприказчиками и собутыльниками. Я вынуждена стучать в дверь по любому, даже самому ничтожному поводу. А вчера мои сожители предложили разделить кухни. Нижнюю они забрали себе, а в мое распоряжение отходила на втором этаже. Это значило, что комнат, куда следует стучать, стало на одну больше. Дом все больше походит на матрешку — дома в доме, со своими жильцами, утварью и порядками. От тех времен, когда мы жили единым организмом, ничего не осталось. Каждый забаррикадировался в замкнутом пространстве, обложившись ворохами одежд и белья, у всех свои телевизоры, компьютеры с входом в глобальную сеть, свои электронные адреса и свое дело в городе. Лишь парадный вход по-прежнему общий. Но Саша живо подкорректировал и это неудобство. Он приделал табличку на крыльце с нашими именами и соответствующим количеством звонков для переадресации. Себе он записал один, Веньке — два, а мне — целых три.

— К тебе реже всего заходят, — объяснил он мое последнее место в списке.

Где-то он прав — ко мне не заходит почти никто. Все дела я решаю в городе, а сюда возвращаюсь, исключительно чтобы побыть одной. Для этого у меня имеется кабинет на первом этаже и спальня с кухней — на втором. Итого три комнаты для моего душевного комфорта. Как только я выхожу за их пределы, оказываюсь черт знает где… В холле уже бушует дискотека. Гремит и переливается цветомузыка. Десятка три полностью раскрепощенных людей прыгают передо мной парами, группами и поодиночке. Наши пальмы заплеваны окурками, истоптан ковролин, уже выбито балконное стекло, и кто-то скулит в душевой, а на ручках дверей размазаны пятна крови. С трудом узнаю в одном из трясущихся плясунов Веню. Он останавливается, вероятно, от удивления — не ожидал меня здесь увидеть.

— Что ты сделал с нашим домом? — тихо спрашиваю я, глядя в мелькающие огни, отраженные в его глазах.

— Что?!

Я повторяю одними губами.

— Тебе надо было уйти с этим! — продолжая прыгать передо мной, орет он.

Я смотрю на него внимательно сквозь мигающую пелену огней. Неужели это тот Веня, которого мы с Сашкой выволокли из-под забора? Ей-богу, лучше бы мы взяли Марину. Разворачиваюсь и прохожу мимо беснующейся толпы в свою комнату. Печка внизу затоплена. Значит, Александр принимает в гостиной очередных кредиторов-аудиторов, а попросту деньгоплателыциков. Ему больше ни с кем не интересно, потому что он ни о чем, кроме денег, слушать не хочет. И расстается с ними крайне неохотно. Со скрипом ссудил на общую баню, а теннисный корт