Владимир Михайлов - Вариант «И»

Он пожал плечами:

– Чтобы съесть одну курицу – даже слишком. Но обезвредить нескольких человек смогут. Так что я готов.

– Пусть прикрывают на всякий случай. Сейчас кто-нибудь непременно покажется. – Я изготовил баллоны. – Ну, дрогнули и пошли.

– А нам что – любой годится?

– Нам нужно, чтобы дверцу отворили хоть на секунду. А потом уже там будет подобие монастырского дормитория. Ребятам придется их вытаскивать и увозить, куда следует.

– А ведь нет гарантии, что и у них не припасена какая-нибудь гадость для защиты и подстраховки.

– Ты прав, – согласился я, вспомнив, что главный-то их человек по-прежнему находился в зале – и, возможно, при крушении всех надежд пойдет на крайность, не жалея себя. – Что же ты предлагаешь?

– А что тут толковать? Жмем на кнопки, и как только откроется дверца – полный вперед.

– С риском все же нарваться на пулю?

Он улыбнулся.

– Риск, безусловно, есть. Нас мало, конечно, но недаром же мы в тельняшках.

Тут возразить было нечего.

В приоткрывшуюся дверцу непрерывно кашлявший, со слезившимися глазами мужик не успел даже вылезти: Изя вырвал его, ухватив за руку, а я фукнул ему в лицо «Спящей красавицей», спустил на лицо рыльце противогаза и, работая баллоном, вскочил в очистившееся пространство.

Там были всего двое. Но у одного из них реакция была, пожалуй, даже получше моей.

Я едва успел уклониться от свободно падавшего прямо в проем, засыпавшего на ходу первого, как второй выстрелил собою в меня: метил головой в грудь. Пистолет у него наверняка был, но он не пустил его в ход: берег, видимо, аппаратуру, которой автобусик был набит под самый подволок. Я не устоял на ногах, и он, прижимая ладони к лицу, выскочил в дверь. Я вывалился вслед за ним. Изя заканчивал обряжать контролера в наручники. Мой обидчик прыжками, противолодочным зигзагом мчался к подворотне, из которой навстречу ему выходили люди. Стрелять было нельзя. Да и не к чему было. Сколько-то моего зелья он все-таки успел вдохнуть. Действовало оно безотказно. Беглец был в двух шагах от подворотни, когда ноги его заплелись, он взмахнул руками и упал, как бежал – лицом вниз, во весь рост.

Изя вскочил.

– Не спеши, – успокоил я, – больше он не уйдет. Отбегался.

Один из подарков, сделанных мне Изей, – индикатор – надрывно пищал у меня в кармане. Да, это был действительно «меченый официант», так я мысленно окрестил его. Я сказал Липсису:

– А твоя штука ничего: работает. Глубоко ты в него засадил свою метку.

– Удерживается в организме до месяца.

– Это твои люди? Ну, командуй.

Изя отдал распоряжения своим подскочившим ребятам. И мы подошли к пытавшемуся убежать. Изя, покряхтывая, перевернул его на спину. Подоспели люди Иванова и окружили нас, отгоняя любопытствующих. Мы смотрели в лицо спящему.

– Масочка, – сказал Липсис.

– Очередная, – согласился я. – Сними-ка.

Он сорвал с противника тонкую маску из эластичного, теплого на ощупь пластика. Открылись другие черты. Я опустился на корточки и нащупал его пальцы: не скрипача, но механика.

– Я его знаю, – сказал я. – Брал его ночью на даче. А потом он сбежал. И ты его знаешь: официант с приема. Это его твои ребята пометили.

– Не зря тогда шейх попросил подстраховать тебя, – сказал Изя задумчиво. – А видеть я его видел, точно. Занести его сейчас в автобус, что ли? А то сюда вскоре весь съезд перекочует. Ребята, ну-ка, взяли!

– Только не туда, – возразил я. – Автобус нам еще и самим понадобится. Ты говоришь, видел? А я его не раз встречал. Начиная с вокзала. Маска была, конечно, другая. И потом – на кладбище. Там твой индикатор сработал, но я слишком поздно спохватился. Уложите его в любую нашу машину, остальное решим потом.

Я обернулся: сзади меня тронули за плечо. То был Иванов.

– Торопят, – сказал он. – Претендент недоволен. Время уходит, там ораторы мелют всякую ерунду… Можно дать добро?

– Дробь, – сказал я. – Посмотрим сначала, что в зале.

– Ну пошли побыстрее, – сказал Иванов.

– Нет. Посмотрим отсюда, – предложил я, и мы по одному залезли в микроавтобус.

Здесь располагалось несколько мониторов; на первом была видна сцена, второй показывал зал, третий панорамировал бульвар перед театром. Но непривычный для глаза пульт, а точнее – джойстик и компьютерная клавиатура, хотя и не в стандартном исполнении, управляли, как я вскоре убедился, только камерой: той самой, мысли о своеобразии которой и привели меня сюда.

Осторожно осваивая управление, я заставил камеру слегка поворачиваться вокруг вертикальной оси, поднимать и опускать объектив. Устройство работало прекрасно, и я пожалел, что в числе нашего снаряжения еще не было таких – с перекрестием прицела в самом центре монитора, с верньерами тонкой наводки и тормозными приспособлениями, позволявшими наглухо закрепить находившуюся в зале камеру в любом положении.

– Это бы все можно и потом! – Иванов нетерпеливо переминался с ноги на ногу у меня за спиной. – Пора открывать!

– Еще чуточку терпения, – осадил его я. – Пока я тут копаюсь, огляди-ка зал: там все в порядке?

– Уже смотрел. Все нормально, только терпение у них кончается.

И в самом деле, постепенно усиливающийся гул, складывавшийся из множества голосов, явственно доносился и сюда: система была снабжена хорошими микрофонами.

– А ты посмотри по балконам. Если что…

Он понял меня с полуслова и занялся второй камерой. Липсис, до сей поры осматривавшийся безмолвно, проговорил:

– Интересно: у них антенна снаружи; вы не прикинули, куда они собирались транслировать?

– На спутник, куда же еще, – откликнулся я. – Где-то с нетерпением ожидают их сообщения… Ладно, ребята, не отвлекайте меня еще минуту-другую…

Но Иванов не утерпел:

– Смотри-ка: вон твоя дама сидит…

Я невольно покосился. И в самом деле, на почти пустом балконе второго яруса в гордом одиночестве восседала Наташа. Она выглядела грустной, и мне вдруг очень-очень захотелось быть в эти секунды рядом с ней, взять за руку и сказать что-нибудь такое, от чего она сразу улыбнулась бы и посмотрела на меня так, как только она одна и умела. Но именно сейчас я никак не мог находиться там, и даже будь у меня клонированный двойник, я не доверил бы ему занять мое место ни здесь, ни рядом с ней.

Кроме нее, двумя рядами выше, на балконе располагался всего лишь один человек.

– Гляди, – сказал я Изе. – Наш Долинский и в самом деле скромничает: не в первом ряду, как вся азороссовская шляхта, а на самой камчатке… Скромность, как говорится, украшает… кого там было? Политика?

На самом деле я отлично помнил, кого украшала скромность: большевика, вот кого.

– Думается мне, – проговорил Изя медленно, – что этот парень никогда и ничего не делает без причины.

– Просто осторожничает, – сказал Иванов. – После аварии.

– Ммм… – пробормотал я. – Пожалуй, правильно. Сделаем тогда так: я работаю с первой камерой, ты, каперанг, следи за залом. Больше всего за балконом. За Долинским. Что-то есть в его скромности, что паче гордыни.

– А я?

– Иди, командуй дальше, – сказал я Иванову. – Можешь передать добро. Пусть начинают.

– Ну наконец-то, – пробормотал он облегченно.

– Только охрану оставь.

– Не надо, – сказал Изя. – Там мои. В случае чего справятся.

– Оставь, оставь, – повторил я. Иванов кивнул и исчез, осторожно затворив за собой дверцу.

– Ну что же, – сказал я Липсису. – Премьера начинается – и, похоже, сразу же с последнего акта.

– Ну, – сказал он в ответ, – это пьеса такая. Начинается с конца. И, похоже, именно сейчас.

И в самом деле: монитор исправно показал, как зал замер, затаив дыхание, а потом как бы единой грудью выдохнул; и это означало, что историческое заседание съезда азороссов наконец-то приблизилось к открытию.

8

– …Если, конечно, гражданам России угодно будет избрать меня своим государем…

Так говорил, стоя на трибуне, Искандер, наш Претендент. Овации успели стихнуть, и его внимательно слушали.

А на мониторе, на котором я все это видел, перекрестие прицела лежало прямо на его груди. Навести аппарат можно было очень точно. Он обладал прекрасной механикой.

– Завтра состоятся Референдум и Избрание. Если вам хоть в какой-то мере близко то, что я говорил, если судьба державы волнует вас – сделайте правильный выбор. Я буду говорить еще и еще, отвечать на все вопросы, какие люди захотят мне задать; мне нечего скрывать, нечего стыдиться. Все мои желания – в том, чтобы достойно продолжить дом Романовых на российском престоле – с пользой для великой страны, для великого народа. Иншалла.

Я удовлетворенно кивнул сам себе. Он не ошибся ни в едином слове – даже в тех последних фразах, которые я едва успел просмотреть перед самым началом заседания. Но это был еще не конец.

– Соотечественники! – заговорил он снова. – Всевышнему угодно было сделать выбор ваш не столь мучительно тяжелым, каким он казался всем нам до нынешнего дня.