Владимир Михайлов - Вариант «И»

Любопытствуя, я подошел поближе. И убедился в том, что – безотносительно к их финансовым возможностям, скромным, как у любой безрекламной компании, аппаратура у них была не просто хорошей, но прямо-таки шикарной – похоже, последний крик SONY, с совершенно новым дизайном – и электроникой, надо полагать, не уступавшей внешности. В этом деле я кое-что смыслю, – положение обязывает, – и сейчас с удовольствием глядел на новый шедевр, не без труда порой распознавая знакомые вещи в их новом облике. Красиво, ничего не скажешь. Пришлось президенту потратиться напоследок. Хотя и это вряд ли ему поможет… Так; ну а этим что управляется? Вроде бы все я уже опознал, а лишнего ничего на этой камере, как и в любом приборе и устройстве, быть не должно. Раз есть – значит эта штука нужна… Я подошел еще ближе; тоже интересно: помимо обычных кабелей, питания и трансляции, от камеры уходил еще один, тонкий; у других камер ничего подобного не было. Я хотел было подойти к камере вплотную, но в это время она начала медленно и плавно поворачиваться, хотя никто и не управлял ею: дистанционное управление? Откуда? Я только было собрался задуматься, как кто-то сзади тронул меня за плечо. Я оглянулся. То был человек незнакомый, но на груди его виднелся значок члена Службы порядка съездовского Оргкомитета.

– Вы мешаете работать, – сказал он – не грубо, но и без всякого дружелюбия. – Сядьте, пожалуйста, на свое место.

Спорить я не стал; место мое было наверху, и я направился туда, – однако так и не добрался. Я пошел вдоль фидеров, что согласно вели меня в вестибюль и оттуда – к выходу; но сразу на крыльце их согласие кончалось: если все остальные скрывались в расположившихся поблизости вагенах, увенчанных параболами антенн, то один, лишний, уходил совершенно в другую сторону и вползал в неприметный микроавтобусик, приютившийся в ближайшем дворе. Стекла машины были тонированы и отсюда казались черными. Не иначе, как управлять «президентской» камерой собирались именно отсюда.

Вот, значит, как обстояло дело…

Не останавливаясь, я прошел в глубь двора, зашел в подъезд, поднялся на второй этаж, побыл там с минутку и вышел. Только что двор был пуст; сейчас в нем оказались уже два молодых человека – ни один из них не глядел на меня, но опытному глазу было ясно, что они готовы к крутым действиям, если обстановка потребует. Я миновал их, не уделив им никакого внимания.

Я возвращался в театр, испытывая даже некоторое облегчение от того, что ларчик открывался предельно просто; хотя примешивалась к этому чувству и определенная досада: оказалось, что дельные мысли приходят в голову одновременно – или почти одновременно – самое малое, двум людям – а не мне одному, как я до сих пор полагал.

Я едва успел добраться до пустынного балкона, занял место в первом ряду; но не по центру, как прежде намеревался, а в правом углу. Отсюда мне было хорошо видно все, что следовало видеть, и спина оказалась неплохо защищенной. Правда, качественных снимков журнал от меня скорее всего не получит. Но я даже не уверен, что это хилое издание просуществует еще пару месяцев. Пусть живущие в Германии читают на немецком, черт их всех возьми.

На трибуну воздвигся, против ожидания, Сухов, военный промышленник, король зенитно-ракетных установок и великий князь противотанковых. Вот, значит, как, – подумал я. – Напрасным было опасение, что место займет, перекричав всех, Зеленчук: фашисты умеют перекричать кого угодно; однако тут, похоже, подходят к делу серьезно, и место человека в этой команде определяется не уровнем продуцируемых им децибелов. Ну посмотрим, каков из оружейника оратор. Нового-то он ничего не скажет: все выверено и отредактировано заранее. Поэтому слушать его я не стал. Пользуясь тем, что никому другому я тут не мог помешать, вынул мобильник и соединился с Ивановым.

– Немедленно возьмите под контроль микроавтобус (я назвал номер) – тут рядом, во дворе. Найдете по кабелю. Ничего не предпринимать, только наблюдать. Кто сядет, кто выйдет, куда пойдет – словом, полную картину происходящего.

– Сложно, – ответил он невесело. – Движение весьма усилилось, к нам сюда со всех сторон стекается народ – ну вы представляете, какой, сами видели, когда подходили. Боюсь, что скоро начнут пошумливать.

– Что же, как мы и ожидали, верно? Поэтому сейчас реализуйте третью программу. Петра Петровича с шумом. Все остальное – тихо.

– Вас поняли. Ффауст!

– Слушаю.

– Можете принять текст?

– Сейчас? Ну неужели не могли там без меня…

– Торопят. Сказали – очень срочно.

Я оглядел балкон еще раз. Было вроде бы спокойно. Текста должен был остаться самый конец – страничка, ну – полторы.

– Ладно, – сказал я. – Давайте – на скорости. – И снова включил диктофон.

– Пошел текст.

Снова просвистело. Я глянул на индикатор. Записалось.

– Чисто, – сказал я. – Итак, жду событий.

– Петр Петрович в пути. Но… Ага, новое сообщение. К сожалению, не из ободряющих.

– Давайте. Только быстро.

– Задержанный сбежал.

– Тот, взятый в «Резерве»?

– Так точно.

– Каким же образом…

– Его грузили в машину. Он был, казалось, в отключке. И вдруг словно взорвался…

Действительно, скользкий мальчик. Значит, теперь нужно ждать его здесь.

– Понял. Конец связи.

– Ко…

Грохот взрыва перед театром заглушил последнее слово.

6

Ну что же: что и требовалось доказать. Как написано в суре тридцать восьмой, по имени «Сад»: «Вот что вам обещано для расчета».

Взрыв, против моих ожиданий, не привел к панике в зале. Возможно, потому, что не повторился. Сухов на мгновение умолк, поднял взгляд от трибуны; видимо, кто-то просигналил ему нечто успокоительное, он кивнул и громко скомандовал:

– Все остаются на местах. Продолжаем работать. Мы находимся в полной безопасности!

И продолжил доклад. Начавшие было вставать люди послушно уселись.

Моим же первым движением было – рвануться к выходу, на бегу доставая из сумки «узи», и открыть огонь по тем, кого я еще несколько часов тому назад видел занимавшими исходные рубежи для атаки на театр и для которых сигналом должен был послужить только что прогремевший взрыв. После него, означавшего, что претендент уничтожен, сброду осталось бы только разметать, а по возможности и совершенно выключить из игры (этой и любой другой) незадачливых сторонников несостоявшегося государя. Что же тут можно было придумать другого, чем встретить их огнем?

Однако я вовремя остановился. Броситься и стрелять – было безусловным рефлексом, но сейчас он был как раз некстати. У меня хватало других дел. И я сразу же остановился, даже не попытавшись расстегнуть сумку; потом неторопливо спустился с балкона и подошел к стеклянной двери театра, чтобы окинуть взглядом прилегающую площадь.

Взорванная машина горела, но не тем высоким и буйным пламенем, какое бывает, когда взлетает на воздух автомобиль с полными баками; у этого комфортабельного лимузина представительского класса горючего было ровно столько, чтобы добраться до того места, где его обломки сейчас и находились. Машину мне было жаль, как и любое другое произведение рук человеческих или природы; но она была обречена с самого начала, принесена в жертву, чтобы спасти многое другое. Может показаться странным, что я не подумал об участи людей, в ней находившихся. Однако людей в машине как раз и не было: она управлялась по радио из машины сопровождения, пассажиры которой заранее знали, что должно случиться, и потому сохраняли необходимую дистанцию, чтобы никто на самом деле не пострадал. Других же людей на площади и вообще не было: милиция позаботилась. Так что удар, нанесенный оппонентами, угодил в пустоту. Конечно, пострадал находившийся в лимузине Петр Петрович, как и несколько его спутников; однако все они были всего лишь куклами, достаточно грубо сделанными, поскольку лимузин был, понятно, оснащен тонированными стеклами. И вся простенькая операция эта была чистой воды провокацией – для того и осуществленной, чтобы заставить противников новой партии раньше времени рвануться в атаку – и, естественно, проиграть.

Убедившись в том, что на площади все в порядке – атакующие были встречены на дальних, как говорится, подступах к ней, и вовсе не какими-нибудь группами сторонников джихада, но самой обычной милицией особого назначения, которой не полагалось быть пристрастной к одному или другому претенденту, но всего лишь сохранять установленный порядок – чем она и занималась сейчас с полным знанием своего дела, – итак, убедившись в этом, я повернулся к входу спиной и так же неспешно направился в фойе; нужно было найти спокойное местечко, где я смог бы побыстрее проработать переданный мне короткий текст – чтобы потом со спокойной совестью полагать, что все, от меня зависящее, на данный момент я сделал.

Едва я оказался в фойе, как оно стало стремительно пустеть – словно кто-то стал нагнетать в него сжатый воздух, выдавливавший наполнявших обширное помещение людей, – то были главным образом ребята из нашей охраны, – заставлявший их быстро втекать в открытые двери зрительного зала. Движение это сопровождалось заметно усилившимся гулом, какой возникает, когда внимание людей привлекается к чему-то важному. Люди вливались в зал необычно быстро, забыв о солидности, протискиваясь, подталкивая друг друга плечами. Похоже было, что вот-вот должно было произойти важное событие.