Сорока на виселице - Эдуард Николаевич Веркин

– Обычно мы работаем со вторым кессоном, – говорил Штайнер. – Но сегодня Уистлер вошел здесь, думаю, правильно следовать за ним.

М‐блоки кончились, я заметил людей – несколько человек монтировали установку, больше всего напоминавшую крючковатый гриб, объеденный слизнем, сам слизень тоже имелся – полз по шляпке, блестя хромом панциря.

– Сейчас в Объеме смена, два инженера монтажа и контролер, три человека. Мы стараемся, чтобы в рабочей зоне присутствовал минимум сотрудников, Уистлер нарушил правила… И палец… Мы должны проконтролировать, надеюсь, вы понимаете… Уистлер, скорее всего, там… сейчас мы идем к основному шлюзу…

По мере продвижения к шлюзу машины, окружавшие нас, становились все причудливее, утрачивали земные черты, привычную геометрию, становились легче и изящнее, матовая сталь уступала место хрусталю, сапфиру и полированной меди, машины напоминали мне существ земных, но искаженных почти до неузнаваемости.

Журавль, черепаха, кит.

Голова заболела. Вернее, не заболела… Глаза стали отставать. Я поворачивал голову, глаза на долю секунды задерживались, вызывая приступы дезориентации. Не стоило вертеть головой так увлеченно, смотреть под ноги, как Штайнер.

– Ненавижу это… – прошептал Уэзерс.

– Уровень шума… – пояснил Штайнер. – Здесь крайне высокий уровень шума во всем комплексе, адсорберы не справляются. Зато в самом Объеме тихо, там самое тихое место в мире, вы сами убедитесь – слабые инерционные поля гасят практически все…

Машины снова изменились, теперь я не узнавал в них ни птицы, ни паука, бесформенные камни, из их нечеловеческих очертаний мозг старался извлечь смысл, придать значение расколам и выступам, при этом никаких сомнений в том, что это не камни, а приборы, у меня не возникало.

Янтарь, соломенные слезы небесного змея.

Мутный камень, гигантский опал с золотыми искрами в глубине, светящийся сам по себе.

Синий камень, кусок скалы в пять метров в высоту, утыканный серебряными иглами, вокруг него старались многочисленные люди, как мне показалось, они что-то собирали с поверхности монолита. Пинцетами.

Вот где все. Здесь. В глубинах, соскребают со звездных ежей серебристую пыльцу.

– Штайнер, ваши сотрудники соблюдают режим? – неожиданно неприязненно поинтересовался Уэзерс.

– Вы же сами все знаете про режим, – мягко ответил Штайнер. – Его никто здесь, включая вас, не соблюдает.

– Вот именно! Никто не соблюдает! Если так будет продолжаться, я вам гарантирую проблемы! Скоро работать станет некому, я вынужден буду доложить…

Уэзерс продолжал ворчать, неубедительно грозить докладом, комиссией и выводами.

– Туда, – указал Штайнер. – К шлюзу, мы почти на месте…

Я ожидал другого. Стены из кипящей ртути. Пылающей плазменной сетки. Врат огня. Широкой золотой лестницы, ведущей к храму Артемиды. Но четвертый кессон заканчивался заурядным вакуумным шлюзом, мы приблизились к нему.

Я ожидал напутственной речи, важных слов, но ничего подобного не случилось, Штайнер опять задействовал персональный идентификатор, и мы вошли в кессон.

Черный коридор. В конце лепестковая диафрагма. Стены шершавые, чувствуется через перчатки.

– Поля будут отключаться последовательно, – пояснил Штайнер. – Шуйский, мы готовы, начинаем погружение.

Лепестковая диафрагма раскрылась, следующий отсек, диафрагма закрылась. Мы последовательно преодолели три черных коридора, за последней диафрагмой начиналась рабочая зона.

Погружение в Объем.

– Западная аппарель, – пояснил Штайнер. – Можно осторожно оглядеться.

С высоты под разными углами опускались белые мраморные колонны. Ни стен, ни границ. Что-то со светом… Пять колонн.

Свет двигался, вращался против часовой стрелки.

Я понимал, что это искажение, вызванное динамическими инерционными полями, или влияние актуатора, или побочный эффект от пульсации гравитационных машин, удерживающих над нашими головами занесенный камень…

Свет обрел видимую скорость.

– Наберите воздуха и задержите дыхание, – посоветовал Уэзерс. – Это поможет. Должно…

И это действительно помогло – я вдохнул, не дышал, и стало легче, свет вернулся к привычным свойствам.

– Попробуйте пройтись.

Я сделал шаг. С трудом, разлитое инерционное поле гасило всякое движение, я двигался словно через смолу, и звуки долетали с задержкой, мне казалось, что в несколько секунд.

– Все в порядке, – заключил Уэзерс. – Идем дальше.

Штайнер двинулся первым, мы за ним. Пол был каменным, это я мог сказать наверняка, не мраморным, гранит. Над полом примерно на фут инерционная жидкость, прозрачная и черная одновременно, как ни странно, я не чувствовал ее сопротивления. Ни сопротивления, ни брызг, жидкость словно не имела свойств жидкости, странная разновидность равнодушного воздуха.

– Не думал, что машина Дель Рея так похожа…

В нескольких метрах слева от нас возникло бледное зеленоватое свечение, Штайнер сделал знак рукой, мы остановились. Свечение продолжалось, пульсировало, то расширяясь, то сжимаясь в точку.

– Лучше пристегнуться… К тросу.

Штайнер пристегнул карабин к тросу, лежащему под ногами, пояснил:

– Старые методы самые надежные, пристегивайтесь, пожалуйста.

Я погрузил руку в жидкость, пристегнулся, Уэзерс тоже.

– Это на всякий случай, – пояснил Штайнер. – Прямой опасности нет, но если вы заблудитесь… придется долго искать. Держитесь за мной в пределах видимости.

Мы шагали за Штайнером.

– Машина Дель Рея похожа…

Древние цивилизации были весьма склонны к монолитам.

– На атомный микроскоп, – закончил Штайнер. – Все именно так и говорят.

– Да…

– Дело в том, что это не машина Дель Рея, – сказал Штайнер. – Это действительно субатомный микроскоп, самый мощный…

Во всех девяти обитаемых мирах, Иокаста, Дита, Новая Окситания, другие.

– Посетители, осматривающие Объем с галереи, уверены, что это и есть актуатор. Мы, как правило, не разубеждаем. Людям привычнее думать, что актуатор огромен, так заметнее потраченные усилия… А между тем актуатор… легко умещаетстся… то есть уместится на ладони.

Машина пространства, чей шаг ограничен лишь желанием.

– Но пока машины Дель Рея, увы, не существует, она в процессе постройки. Да и актуатор… актуатор еще не смонтирован. Более того, мы в самом начале, всего несколько процентов первого слоя…

Штайнер говорил. Я слушал. Мы шагали через Объем, по сторонам то и дело вспыхивали спрайты, разбегавшиеся в толще инерционной жидкости быстрыми зелеными змеями.

Около полувека назад австралийская группа штурмовиков в очередной раз пыталась решить проблему репликации кристаллов, используемых в модулях стандартных вычислительных систем. Увеличение объема совершаемых вычислений привело к заметному усложнению архитектуры литиевых элементов, самих же элементов в ситуации расширения Ойкумены требовалось все больше и больше, литографы работали круглосуточно, но с нагрузкой не справлялись. Реплицировать кристаллы не удавалось – точность копировальной аппаратуры, построенной на эффекте Марло, достигла предела и не позволяла воспроизводить сложные устройства. Группа австралийских штурмовиков пыталась увеличить точность репликации, однако, как известно, успеха не добилась – для создания тождественных объектов требовалось исключить воздействие любых переменных – вспышек солнечной радиации, гравитационных волн, вызванных близостью Луны, искажений, связанных с инерцией вращения Земли, и магнитных полей, возникающих из-за ее вращения, десятков других факторов. Создание оборудования, купировавшего внешние воздействия, заняло бы годы. Тогда один из штурмовиков