Нил Гейман - Все новые сказки

Робби откашлялся.

— Ну, это… Над чем теперь работаешь? — спросил он, жалея, что согласился надеть дурацкую футболку с рожей Эмери.

— Сейчас покажу, — сказал Леонард.

Наверху они отправились в бывшую фотолабораторию — ныне центр обработки цифровой информации.

— Пленку мы тут до сих пор проявляем и фото печатаем, — заметил Леонард в коридоре, увешанном фотохроникой со съемок «Дня, когда остановилась Земля» Роберта Уайза и «Женщины на Луне» Фрица Ланга[127]. — Негативы, отрывки из старых фильмов — народ до сих пор присылает всякую всячину.

— Интересные вещи попадаются? — спросил Эмери.

— Бывает, — пожал плечами Леонард. — Наперед никогда не знаешь, что найдешь. Завет Мэгги — мы никогда не исключаем, что возможны новые неожиданные открытия.

Робби зажмурился. От голоса Леонарда у него заныли зубы.

— Помните, она всегда держала в боковом ящике, под сумочкой, бутылку шотландского виски?

Леонард скис, Эмери засмеялся:

— Точно! И виски она покупала первоклассный.

— У Мэгги был утонченный вкус, — мрачно проскрипел Леонард.

«Ах ты, позер поганый», — подумал Робби.

Леонард набрал на двери код, распахнул ее перед приятелями.

— Когда-то это была кладовка.

Они переступили порог. Робби помнил это помещение — однажды покувыркался тут с девушкой из «Введения в авиацию». А вот имя девушки давно забыл. Тогда это была просторная кладовая, и пахло в ней странно, сладковато — от коробок с пленкой на стеллажах.

Теперь это был рабочий кабинет, ломящийся от всякой всячины. На полках — книги и полное собрание отчетов кураторов с 1981 года, архивные коробки бог весть с чем — должно быть, Леонард хранит даже собственное заявление о приеме на работу, с него станется. В углу, прямо на полу, валялась куртка. Длинный железный стол был уставлен пузырьками с лаком для ногтей. К столу придвинуто древнее вращающееся офисное кресло (Робби смутно помнилось, что на свидании в кладовке он им воспользовался не совсем по назначению).

Но главное место в комнате занимали работы Леонарда — крохотные картонные диорамы, макеты космических кораблей и дирижаблей. Запах лака для ногтей перебивал все. Холод стоял адский.

— Ты тут зад себе не отморозил? — пробурчал Робби, растирая руки.

Эмери взял пузырек:

— Учишься на маникюршу?

Леонард указал рукой на стол:

— Теперь я пишу лаком для ногтей вместо красок. Дает очень необычный эффект.

— Еще бы, — заметил Робби. — Ты же лаком практически дышишь.

Оглядел полки. Невольно, скрепя сердце, восхитился:

— Ну и ну, Леонард, это все ты сделал?

— Сомневаешься?

Когда Робби познакомился с Леонардом, оба работали рядовыми смотрителями. Леонард коллекционировал канцелярские скрепки и ездил на работу на старом велосипеде «Швинн», развлекал туристов, изготовляя зверюшек из воздушных шариков. На досуге он смастерил робота Корнеплода, друга Капитана Марво, из сломанной лампы и свеч зажигания.

А еще Леонард рисовал тушью странные картинки. Сотнями. Монгольфьеры с зловещими рожами, Б-52[128], сбрасывающие мыльные пузыри вместо бомб, карикатуры, где директор музея и старшие кураторы в виде грейхаундов обнюхивали друг другу филейные части. Эту карикатуру и подобрала с пола Маргарет Бливин, когда для нее проводили экскурсию по залу «Введение в авиацию». Рисунок вывалился из кармана Леонарда. Тот с ужасом увидел, как замдиректора наклонился подобрать скомканный листок.

— Позвольте, — произнесла женщина, стоявшая рядом с замдиректора. Миниатюрная, лет сорока с хвостиком, рыжие кудри, в ушах — огромные серьги колечками, индийская расписная блузка, облегающие голубые брюки, кожаные сабо. Она схватила рисунок, убрала в сумочку и продолжила осмотр. Когда замдиректора ушел, женщина подошла к тренажеру, у которого, потея в синтетическом кителе, Леонард надзирал за толстым мальчишкой в футболке с Чубаккой. Мальчик спустился из тренажера на пол, и женщина вскинула руку со смятым листком:

— Кто это нарисовал?

Эмери и еще один парень помотали головами.

— Я нарисовал, — отрапортовал Леонард.

Женщина поманила его пальцем:

— Пойдемте.

— Я уволен? — спросил Леонард, когда вышел вслед за ней из галереи.

— He-а. Позвольте представиться: Мэгги Бливин. Мы уберем тренажеры и сделаем в этом зале новую экспозицию. Я ее хранитель. Мне нужен человек, который начнет составлять для меня каталог предметов и, возможно, сделает эскизы проекта. Хотите получить это задание?

— Д-ддда, — вдруг начал заикаться Леонард. — Конечно хочу.

— Прекрасно. — Она скатала карикатуру в тугой шарик и выбросила в мусорную корзину. — Вы попусту растрачиваете свой талант. Задница директора получилась очень похоже.

— Не совсем… Будь он собакой, тогда бы да, похоже…

— Он сукин сын. Сходство не случайно, — возразила Мэгги. — Пойдемте в отдел кадров.

Теперь должность Леонарда называлась «Специалист — оформитель музейной экспозиции, девятая категория, десятая ступень». Последние двадцать лет он создавал фигурки людей и макеты. Модели военных и коммерческих самолетов он не изготавливал — для этого существовал целый самостоятельный отдел моделирования.

Леонард производил штучный товар. Об этом свидетельствовали десятки летательных аппаратов на всех полочках в его крохотном кабинете. Ракеты, бипланы, трипланы, летающие тарелки и, наконец, «аэродромы» Самуэля Лэнгли[129] — машины с крыльями, как у летучей мыши. Одни аппараты были полосатые, другие — в горошек, третьи — какой-то веселой цирковой расцветки, словно леденцовые: эффект вышеупомянутого глянцевого лака для ногтей.

Леонард предпочитал делать летательные аппараты, которые в реальности никогда не отрывались от земли; собственно, многие из них вообще конструировались не для полета. «Криптоавиация», — раздраженно проворчал один куратор. Леонард работал по чертежам и фотографиям, рисункам и не поддающимся классификации материалам, найденным в архивах, для разбора которых в свое время наняли Мэгги Бливин. Архивы хранились в дубовых каталожных шкафах 20-х годов XX века. Официально архив именовался «Коллекция периода до Лэнгли». Но весь музей, в том числе сама Мэгги Бливин, именовали ее «Психархив».

После того как Леонард волею судеб сделал карьеру, Робби и Эмери иногда после работы поднимались наверх и навещали его в библиотеке. В те времена можно было шататься по мастерским и запасникам, по библиотеке и архивам без специального пропуска, без проверки службой безопасности. Даже в книгу посетителей не требовалось записываться. Робби ходил к Леонарду просто за компанию, а вот Эмери был очарован тем, что Леонард откапывал в «Психархиве». Зернистые черно-белые фотоснимки предполагаемых НЛО, отпечатанные на машинке стенограммы разговоров с погибшими русскими космонавтами в пустынях Невады, рассказ о свадьбе раэлитов[130], на которой среди гостей присутствовал сияющий малиновый шар. Была также большая картонная коробка, подаренная вдовой легендарного ракетного конструктора — коллекция порнографии 50-х годов XX века в категории фетишизма ног. И бобина с 16-миллиметровой кинопленкой, на которой несколько пионеров авиации делали нечто непристойное с пятнистой свиньей.

— А то кино про свинью сохранилось? — спросил Робби, любуясь бипланом с элеронами в фиолетовую полоску.

— Продали с аукциона, чтобы купить более ценные экспонаты, — сообщил Леонард.

Он убрал всякую всячину с кресла и пригласил Эмери присесть, а сам пристроился на краешке стола. Робби тщетно поискал другой стул и опустился на пол у мусорной корзины, доверху заваленной пустыми пузырьками от лака для ногтей.

— Итак, у меня есть идея, — возвестил Леонард. Он неотрывно глядел на Эмери, словно кроме них двоих в кабинете никого не было. — Идея, как помочь Мэгги. Помнишь «Беллерофонт»?

Эмери наморщил лоб:

— Смутно. Та старая хроника авиакатастрофы?

— Гипотетической катастрофы, — возразил Леонард. — Никаких обломков так и не нашли. Все только предполагают, что аэроплан разбился. Но ты правильно говоришь насчет «Беллерофонта». Этот фильм показывали в нашей галерее. В галерее Мэгги.

— Точно! Фильм, который сгорел! — вставил Робби. — Помню-помню, пленка застряла в барабане, кажется. Пожарная сигнализация среагировала на дым, провели полную эвакуацию. Тогда все напустились на Мэгги — решили, что она неправильно вставила пленку.

— Она тут ни при чем, — возмутился Леонард. — Один техник напортачил — он мне пару лет назад признался. Накосячил с вентиляцией, лампочка проектора перегрелась, и пленка запылала. Он говорил, что его всегда мучила совесть за то, что Мэгги выперли.