И. Хо - 666. Рождение зверя

Легенда о происхождении его капиталов, которую Лебедин всегда транслировал в прессе, выглядела безупречно, но не очень убедительно. «Долго искал нишу для бизнеса, организовывал компании, пытался продавать колючую проволоку для войск ООН в Могадишо, купил вагон обуви из Южной Кореи, а она вся была на одну ногу!» Стартовый капитал он заработал тогда, когда на деньги банка «Империал» сыграл на облигациях стран «четвертого мира» и получил комиссионные. На них он приобрел маленький «Национальный резервный банк». Вскоре НРБ удачно «сел» на тему газовых долгов Украины и превратился в один из ведущих частных банков.

А потом наступил 1996 год, когда семибанкирщина сделала ставку на полуживого Ельцина. Сохранить власть можно было только жестко, вопрос заключался лишь в методах. Либо железной рукой, как предлагал глава стражи его величества Коржаков, либо ржавой, как настаивал Чубайс. В этой войне историческую роль сыграла знаменитая «коробка из-под ксерокса», в которой адъютанты чубайсовского штаба Лисовский и Евстафьев выносили из Белого дома наличность для шоу-кампании «Голосуй, или проиграешь!». Те банковские упаковки с купюрами происходили из НРБ. После задержания несунов Чубайс обвинил Коржакова, главу ФСБ Барсукова и их «духовного отца» вице-премьера Сосковца в заговоре и саботаже. Врагов демократии погнали поганой метлой, а результаты выборов посчитали как надо – благо, коммунисты особенно не сопротивлялись.

Окончательная победа капитализма между тем обернулась для Лебедина большими неприятностями. Многолетняя скандальная интермедия между ним и генеральным прокурором Скуратовым началась с ерунды: какой-то мелкий порученец Лебедина, некий Федоров, который обзавелся грин-кард в США, украл у лебединского банка что-то около семи миллионов долларов на сделках с облигациями. После ареста его счетов в Швейцарии, на которые были переведены ворованные деньги, Федоров в поисках крыши связался с братьями Егиазарянами, чьи жрицы любви цепко держали в своих объятиях генпрокурора России. На основании заявления Федорова, присланного по факсу из США, прокуратура возбудила против Лебедина дело по девятнадцати статьям Уголовного кодекса. Одновременно, благодаря теплым отношениям между Скуратовым и тогдашней швейцарской прокуроршей Карлой Дель Понте, были разблокированы зависшие на счетах у Федорова деньги, которые, разумеется, тут же пошли на оплату интимных услуг.

Три последующих года Лебедин каждый день ходил на допросы, как на работу. По его словам, перед каждым визитом к следователю он напивался в хлам и на допросах травил анекдоты. Все закончилось только в 1999 году, причем печально для прокурора, который обнаглел настолько, что начал задумываться о президентстве. Когда Ельцин проснулся и решил поменять это вконец замылившееся око, контролируемый мэром Москвы сенат предсказуемо взбунтовался и послал его куда подальше. Разруливанием этой ситуации занимались только что назначенный главой кремлевской администрации Александр Волошин и директор ФСБ Владимир Путин. Неожиданно выяснилось, что Скуратов очень похож на человека, который на сделанной скрытой камерой в квартире Ашота Егиазаряна записи предается любовным утехам с двумя проститутками. Говорят, прокурора по-доброму попросили написать заявление «по собственному». И только после того, как плейбой встал в позу, Михаил Швыдкой, в те времена директор государственного телеканала ВГТРК, выдал в эфир историческую пленку. После этого скандала заступники Скуратова разбежались, и прокурор канул в Лету вместе со всеми своими сорока двубортными костюмами, пошитыми за счет швейцарской фирмы Mabetex.

Лебедину же, предпочитающему более спортивный стиль одежды, в прокуратуре выдали справку, сильно напоминающую эпитафию на могиле старого большевика: «Спи спокойно, дорогой товарищ, факты не подтвердились». Видимо, именно эта история пробудила в нем интерес к разнообразной общественной и политической деятельности. Во всяком случае, он единственный из олигархов, кто несколько раз самостоятельно, а не по разнарядке правящей партии участвовал в выборах. Его дебют состоялся в 2003 году, когда он попытался бодаться с Лужковым на выборах мэра Москвы. Собственно, в ходе той кампании Потемкин с ним и познакомился – он выполнял для Лебедина кое-какие, как всегда деликатные, подрядные работы. Потом олигарх оставил банк и ушел в Госдуму, где прославился инициативой о запрете игорного бизнеса, начал финансировать оппозиционную «Новую газету», покупать английские издания, первым из олигархов завел себе «живой журнал», причем писал туда сам и вполне бойко – что называется, невзирая на чины и звания. Он вообще никогда за словом в карман не лез и регулярно позволял себе не только высказываться по поводу линии партии и правительства, но и судиться с министрами. Поэтому все, кто пытался его «раскусить», никак не могли взять в толк: это у него такое спецзадание или он на самом деле такой, как выразился один из руководителей государства, «авангардный»? Последний раз этот авангардизм проявился на выборах мэра Сочи в 2009 году, в которых неугомонный олигарх пытался участвовать. Тогда-то Кирилл с ним пересекался последний раз – он консультировал лебединский штаб по пиару. Но избирательной кампании в Сочи толком не получилось: хотя электорат был весьма воодушевлен появлением кандидата, чье личное состояние превышало бюджет города, олигарха просто и незатейливо сняли с дистанции решением ручного местного суда – за то, что три подставные несовершеннолетние девочки перечислили ему на счет избирательного фонда по тысяче рублей. Надо ли говорить, что автором этой комбинации был Потемкин, который в своей обычной манере, играл на нескольких досках. С тех пор прошло несколько лет, и вот судьба вновь свела его с этим человеком, перед которым он чувстовавал определенную вину за свои проделки. Кирилл зашел в беседку:

– Александр Евгеньевич! Как я рад вас видеть.

Олигарх снял очки и посмотрел на Кирилла подслеповатыми глазами:

– Добрый день, Кирилл…

«Память профессиональная», – отметил Потемкин:

– Вы меня помните?

– Как же, как же. К сожалению, в наших исторических условиях вашему гению трудно найти применение… Какими судьбами вас занесло в этот оазис порока? Присаживайтесь.

– Да так вот как-то. Пригласили, грех было отказываться, извиняюсь за каламбур. Что читаете?

– Эдвард Гиббон, – Лебедин показал обложку пухлого фолианта – судя по всему, оригинального издания. – «История упадка и разрушения Римской империи». Весьма поучительно.

– Не соглашусь с вами, – тут же возразил Потемкин. – То, что написал Гиббон, – его домыслы. Все же полторы тысячи лет прошло. Куда интересней читать первоисточники – тех, кто был реально погружен в эпоху. Того же Тацита, например. Или Аврелия Виктора. Пушкин, кстати, весьма интересовался этим слегка подзабытым автором. Но я, собственно, не об этом.

Лебедин посмотрел на собеседника и как бы невзначай выставил руку с красным браслетом.

– О чем же?

– Если честно, никак не ожидал встретить вас в этом месте.

Лебедин водрузил очки себе на нос.

– Отчего же?

– По имиджу не вписываетесь.

– У меня тут кое-какие встречи. К тому же, знаете, – Лебедин вдруг стал сосредоточенным, – как говорил Гилберт Честертон: если хочешь спрятать лист – отнеси его в лес. Здесь неплохое место для желающих вырваться за пределы пространства и времени. И главное, – олигарх посерьезнел, – напрочь отсутствуют холимы. За ненадобностью.

– Холимы?

– Ну да, это такое приспособление из высушенной тыквы. Типа бандажа, который мужики из диких племен на Папуа Новая Гвинея надевают себе на хуй. Я их там насмотрелся, когда путешествовал. Чем холим длиннее и красочнее, тем выше статус самца. На Côte d’Azur[88] это сублимируется в «бентли» и яхты. А здесь все это не так очевидно. Много вполне вменяемых людей, есть о чем поговорить.

– Эдакий санаторий… – начал было Кирилл, но прервался, так как увидел нечто забавное.

Мимо их беседки степенно прошествовали Мухаммед бин Найеф и бывший министр иностранных дел Израиля, лидер партии «Кадима» Ципи Ливни в сопровождении чернокожего халдея. Они сели в гондолу, халдей взялся за весло и повез их по каналу. Лебедин и бровью не повел.

– Санаторий? – Он пригладил короткие волосы. – Я бы не сказал. Санаторий – от слова «санация». Скорее, профилакторий. Или резервация для мировой вертикали – гайки подтянуть, шурупы подвинтить, чтоб не качалась сильно. Я тут как-то высказал мысль, что нам в России надо бы создать особый федеральный округ, в который поместить всю нашу местную вертикаль. Включить туда Рублевку, Сколково, Кутузовский проспект, Новый Арбат и Кремль с окрестностями. – Он зевнул, вытянул ноги и растопырил пальцы. – И чтобы они там все жили, как за каменной стеной – желательно в прямом смысле слова. Ходили друг к другу в гости, «терли» в своих ресторанах, ездили на машинах с мигалками. Причем сделать градацию мигалок – по размеру, цвету и оттенку, чтобы сразу было видно, что за холим едет. Еще можно было бы отдельный аэропорт построить, чтобы им вообще не было никакой надобности покидать свою зону.