Невил Шют - Крысолов. На берегу

— Нам по дороге? — спросил он.

Питер покачал головой.

— Я попробую купить манежик для дочки. Мэри говорит, если мы не достанем манеж, малышка разобьется насмерть.

Они расстались, и ученый пошел своей дорогой, благодаря судьбу за то, что не женился.

Питер пошел по магазинам, и ему повезло — уже со второй попытки он нашел детский манеж. Это приспособление хоть и складывается, но нести его в толпе несподручно; Питер не без труда добрался со своей ношей до трамвая и довез ее до остановки на Флиндерс-стрит. К четырем часам дня он был в Фолмуте. Оставил покупку в камере хранения, чтобы позже вернуться за ней с прицепом, и на велосипеде не спеша поехал по торговому центру. Зашел в аптеку, где семья всегда покупала лекарства, они с владельцем были знакомы не первый день. Питер спросил девушку за прилавком, нельзя ли видеть мистера Гоулди.

К нему вышел сам аптекарь в белом халате.

— Можно нам поговорить с глазу на глаз? — спросил Питер.

— Ну конечно, капитан. — И он провел посетителя в бесплатное отделение.

— Я хотел с вами потолковать насчет этой радиационной болезни, — начал Питер. Лицо аптекаря оставалось бесстрастным. — Я должен уехать. Отплываю на «Скорпионе», на американской подводной лодке. Рейс дальний. Мы вернемся никак не раньше начала июня. — Аптекарь медленно кивнул. — И поход будет не из легких, — продолжал моряк. — Может случиться, что мы и вовсе не вернемся.

Минуту-другую оба стояли молча.

— Вы думаете о миссис Холмс и о Дженнифер? — спросил аптекарь.

Питер кивнул.

— Пока я еще здесь, я хочу, чтобы жена толком поняла, что и как. — Он чуть помолчал. — Скажите, что, собственно, происходит, когда заболеешь?

— Первый симптом тошнота, — сказал аптекарь. — Потом рвота и понос. Кровавый понос. Все это усиливается. Может немного и полегчать, но улучшение очень кратковременное. И наконец смерть просто-напросто от истощения. — Он минуту помолчал. — Под самый конец непосредственной причиной смерти может стать инфекция или лейкемия. Понимаете, организм обезвоживается, теряет соли, и кроветворные органы разрушаются. Возможна либо та, либо другая причина.

— Кто-то говорил, это вроде холеры.

— Верно, — подтвердил аптекарь. — Очень похоже на холеру.

— У вас ведь есть какое-то средство от этой болезни?

— Боюсь, лекарства нет.

— Я не про то, чтобы лечить. Но чтобы с этим покончить.

— Мы пока не имеем права это отпускать, капитан. Примерно за неделю до того, как радиация накроет очередной округ, радио сообщит подробности. Тогда мы станем раздавать это средство всем, кто ни попросит. — Он помедлил. — Возможно, на нас обрушится гнев церкви… Но я так думаю, каждый будет решать сам.

— Я должен постараться, чтобы жена все поняла, — сказал Питер. — Ей ведь надо будет заботиться о малышке… А меня, возможно, здесь не будет. До отъезда я должен это уладить.

— Когда придет время, я могу все объяснить миссис Холмс.

— Я предпочел бы объяснить сам. Она, наверно, расстроится.

— Ну конечно… — Аптекарь постоял в раздумье, потом предложил: — Пройдемте на склад.

Он отворил запертую на ключ дверь и провел Питера в лабораторию. В углу стоял большой ящик, крышка приподнята. Аптекарь ее откинул. Ящик заполняли красные коробочки двух размеров.

Аптекарь достал две коробочки — побольше и поменьше — и пошел обратно в раздаточную. Открыл коробочку поменьше; в ней оказался пластиковый флакончик с двумя белыми таблетками. Он откупорил флакончик, вынул таблетки, осторожно отложил и заменил двумя таблетками аспирина. Опять вложил флакончик в коробку и закрыл ее. И подал Питеру со словами:

— Это — для всех, кто захочет что-то принять. Возьмите и покажите миссис Холмс. Одна дает почти мгновенную смерть. Вторая — запасная. Когда настанет время, мы будем их раздавать прямо из-за прилавка.

— Большое спасибо, — сказал Питер. — А как быть с ребенком?

Аптекарь поднял другую коробочку.

— Для ребенка или для наших четвероногих любимцев — для кошки или собаки. Это немного сложнее. — Он открыл коробочку, достал маленький шприц. — У меня есть использованный, вот, я кладу в коробку. На ней написано все, что надо. Просто сделать укол под кожу. Девочка очень быстро уснет.

Он опять вложил пустышку в красный футляр и обе коробочки подал Питеру. Моряк с благодарностью их взял.

— Вы очень добры, — сказал он. — И когда придет время, жена сможет просто получить их в аптеке?

— Совершенно верно.

— Сколько они будут стоить?

— Нисколько, — сказал аптекарь. — Они бесплатные.

5

Из трех подарков, которые в тот вечер Питер Холмс привез жене, больше всего ее обрадовал манеж.

Новехонький манежик, светло-зеленый, с несколькими рядами нанизанных на проволоку ярких разноцветных колец. Еще не войдя в дом, Питер расставил его на лужайке и позвал Мэри. Она вышла, придирчиво осмотрела покупку, проверила устойчивость — не сможет ли малышка его опрокинуть, повалить на себя.

— Надеюсь, краска держится прочно. Ты же знаешь, Дженнифер пробует сосать все, что попадется. А зеленая краска такая вредная. В нее входит медный купорос.

— Я спрашивал в магазине, — успокоил жену Питер. — Это не масляная краска, это особенная. Чтоб ее слизнуть, ребенку нужна слюна пополам с ацетоном.

— Дженнифер почти со всех игрушек обсосала краску. — Мэри немного отступила, оглядела манежик. — Такой приятный цвет. Очень подойдет к занавескам в детской.

— Я так и думал, — сказал Питер. — Там был еще голубой манеж, но я подумал, что тебе этот больше понравится.

— Мне очень нравится! — Мэри обняла мужа, поцеловала. — Чудесный подарок. Ты, наверно, совсем измучился с ним в трамвае. Большущее спасибо!

— Ничуть я не измучился, — Питер ответил поцелуем. — Я так рад, что тебе понравилось.

Мэри пошла в дом за дочкой, усадила ее в манеж. Потом они понемножку выпили и посидели на лужайке возле манежа, курили и смотрели, как поведет себя дочка на новоселье. Крохотная лапка крепко уцепилась за столбик манежа.

— Смотри, ей теперь есть за что держаться, вдруг она слишком рано начнет вставать на ножки? — встревожилась Мэри. — Ведь без этого она еще не скоро научилась бы ходить. А когда маленькие начинают ходить раньше времени, они растут кривоногими.

— Думаю, можно этого не бояться, — возразил Питер. — Я хочу сказать, у всех детей бывают такие манежи. И у меня был когда-то, а я ведь не вырос кривоногим.

— Да, наверно, если б не манеж, она нашла бы другую опору. Держалась бы за стул, мало ли.

Когда Мэри пошла купать и укладывать малышку, Питер отнес манеж в дом и расставил в детской. Потом накрыл стол к ужину. Потом вышел на веранду и постоял, нащупывая в кармане красные коробочки, и спрашивал себя, как же, черт возьми, вручить жене еще и эти подарки.

Наконец вернулся в дом и налил себе виски.

Он вручил их в тот же вечер, незадолго до того, как Мэри, прежде чем им лечь спать, еще раз подняла девочку. Он сказал запинаясь:

— Пока я не ушел в рейс, мне надо еще кое о чем с тобой поговорить.

Мэри подняла на него глаза.

— О чем?

— Насчет лучевой болезни, которой сейчас люди болеют. Есть вещи, которые тебе следует знать.

— А, это! — с досадой перебила Мэри. — До сентября еще далеко. Не хочу я про это говорить.

— Боюсь, поговорить надо.

— Не понимаю, с какой стати. Когда придет время, тогда мне все и скажешь. Когда мы будем знать, что это близко. Миссис Хилдред говорит, ее мужу кто-то сказал, что в конце концов до нас не дойдет. Вроде оно движется все медленнее. Нас это не коснется.

— Не знаю, с кем там говорил муж миссис Хилдред. Но только это сплошное вранье. До нас дойдет, будь уверена. Может быть, в сентябре, а может быть, и раньше.

Мэри широко раскрыла глаза.

— По-твоему, мы все заболеем?

— Да, — сказал Питер. — Мы все заболеем этой болезнью. И все от нее умрем. Поэтому я и хочу тебе кое-что объяснить.

— А разве нельзя объяснить попозже? Когда уж мы будем знать, что это и правда нас не минует?

Питер покачал головой.

— Лучше я скажу теперь. Понимаешь, вдруг меня в это время здесь не будет. Вдруг все пойдет быстрей, чем мы думаем, и я не успею вернуться из рейса. Или со мной что-нибудь случится — попаду под автобус, мало ли.

— Никаких автобусов больше нет, — негромко поправила Мэри. — Это ты про свою подводную лодку.

— Пусть так. Мне куда спокойней будет в походе, если я буду знать, что ты во всем разбираешься лучше, чем сейчас.

— Ну ладно, рассказывай, — нехотя уступила Мэри.

Питер задумался. Заговорил не сразу:

— Рано или поздно все мы умрем. Не думаю, что такая смерть много хуже любой другой. Дело в самой болезни. Сперва мутит, а потом и впрямь начинает тошнить. И это не проходит, что ни съешь, тебя выворачивает наизнанку. В желудке ничего не удерживается. Понос. Становится хуже и хуже. Может немножко полегчать, а потом опять все сызнова. Под конец совсем ослабеешь… ну и умираешь.