Невил Шют - Крысолов. На берегу

— Сколько же это времени придется идти с погружением?

Капитан сверился с бумагой, лежащей на столе.

— Вчера вечером я пробовал рассчитать. Думаю, мы не будем подолгу оставаться на одном месте, как в прошлый раз. С погружением пройти надо, по моим расчетам, около двухсот градусов, двенадцать тысяч миль. (Окажем, шестьсот часов хода — двадцать пять дней. Да еще дня два на обследование и какие-нибудь задержки. Скажем, двадцать семь дней.

— Под водой это немало.

— «Меч-рыба» шла дольше. Тридцать два дня. Тут главное — сохранять спокойствие и расслабиться.

Офицер связи изучал карту Тихого океана. Его палец уперся в многочисленные рифы и группы островов южнее Гавайских.

— Южнее Гавайев не очень-то расслабишься, когда надо будет крутиться, не всплывая, в этой каше. Да еще под самый конец рейса.

— Знаю. — Капитан пристально разглядывал карту. — Может быть, стоит взять немного западнее и подойти к Фиджи с севера. — И, помолчав, договорил: — Датч-Харбор меня беспокоит больше, чем обратный путь.

Еще с полчаса они изучали карты и план предстоящей операции. Наконец австралиец сказал:

— Да, недурной предстоит рейсик! — Он усмехнулся. — Будет о чем рассказывать внукам.

Капитан вскинул глаза на Питера, потом и сам улыбнулся:

— Вы совершенно правы!

Офицер связи ждал тут же, в каюте, покуда капитан Тауэрс звонил секретарю адмирала. Прием назначили на следующее утро, на десять часов. Больше Холмсу незачем было оставаться на базе; они с капитаном условились встретиться на другое утро незадолго до назначенного часа в приемной у секретаря, и Питер ближайшим поездом отправился в Фолмут.

Он доехал еще до обеда, взял оставленный на станции велосипед и покатил домой. Приехал разгоряченный, с радостью скинул китель и прочее, стал под душ, потом принялся за холодную закуску. Мэри он застал порядком озабоченной: дочка начала слишком бойко ползать.

— Я ее оставила в гостиной на ковре, пошла в кухню чистить картошку. А через минуту смотрю — она уже в коридоре, под самой кухонной дверью. Просто бесенок. Теперь она прямо носится по всему дому, не угонишься.

Сели обедать.

— Нам надо раздобыть какой-нибудь манежик, — сказал Питер. — Знаешь, есть такие деревянные, складные.

Мэри кивнула.

— Я уже об этом думала. Есть такие, у них сбоку в несколько рядов нанизаны пестрые кольца, похоже на счеты.

— Пожалуй, такие манежи еще продаются, — сказал Питер. — Может, мы знаем кого-нибудь, кто больше не заводит детей? Может, у них найдется ненужный?

Мэри покачала головой.

— Я таких не знаю. По-моему, у всех наших друзей родятся младенцы один за другим.

— Я поразведаю в городе, может, найду что-нибудь подходящее.

Пока обедали, все мысли Мэри заняты были дочуркой, Лишь под самый конец она спохватилась и спросила:

— Питер, а что случилось с капитаном Тауэрсом?

— Он получил план новой операции. Наверно, это дело секретное, ты никому не рассказывай. Нас посылают в довольно далекий рейс по Тихому океану. Панама, Сан-Диего, Сан-Франциско, Сиэтл, Датч-Харбор, а возвращаться будем, вероятно, мимо Гавайских островов. Пока все это еще не очень определенно.

В географии Мэри была не сильна.

— Кажется, это ужасно длинный путь?

— Да, изрядный. Не думаю, что надо будет пройти его весь. Дуайт очень против захода в Панамский залив, потому что не знает, как там с минными полями, а если туда не заходить, это на тысячи миль короче. Но все равно путь не близкий.

— И надолго это?

— Я еще точно не рассчитал. Примерно месяца на два. Понимаешь, — стал объяснять Питер, — нельзя пойти прямиком, допустим, на Сан-Диего. Капитан хочет как можно меньше времени идти с погружением. А значит, надо будет нестись поверху курсом на восток по какой-то безопасной широте, пока не пересечем на две трети южную часть Тихого океана, а потом взять круто к северу до самой Калифорнии. Это немалый крюк, зато меньше идти с погружением.

— Сколько же времени вам идти под водой?

— Капитан считает, двадцать семь дней.

— Но ведь это ужасно долго?

— Долгонько. Не рекорд, ничего похожего. Но довольно долго без свежего воздуха. Почти месяц.

— Когда вы отправляетесь?

— Чего не знаю, того не знаю. Сперва предполагалось выйти примерно в середине следующего месяца, но к команде прицепилась эта треклятая корь. Пока от нее не избавимся, выйти нельзя.

— А заболели еще люди?

— Только один — позавчера. Судовой врач полагает, что это последний случай. Если он не ошибается, нам можно будет выйти примерно в конце этого месяца. А если нет, если еще кто-нибудь захворает, тогда уйдем в марте, когда точно — не угадаешь.

— Значит, ты вернешься в июне, а когда точно — неизвестно?

— Думаю, что да. Так ли, эдак ли, к десятому марта мы от кори избавимся. Стало быть, к десятому июня будем дома.

Упоминание о кори вновь пробудило материнскую тревогу:

— Хоть бы Дженнифер не заразилась.

День они провели по-семейному в своем саду, Питер принялся пилить дерево. Оно было не очень большое, и не так уж трудно оказалось перепилить ствол до половины, а потом обвязать веревкой и тянуть с таким расчетом, чтобы оно свалилось на лужайку, а не на дом. До вечернего чая Питер обрубил сучья, прибрал их — пригодятся зимой на топливо — и успел распилить на поленья немалую часть ствола. Малышка проснулась после дневного сна, Мэри разостлала на лужайке ковер и усадила на него дочку. Ушла в дом взять поднос с чашками и всем прочим для чая, а когда вернулась, дочка была уже футов за десять от ковра и усердно грызла кусок коры. Мэри отчитала мужа, посадила его сторожить малышку, а сама пошла за чайником.

— Так не годится, — сказала она, возвратясь. — Без манежа нам не обойтись.

Питер кивнул:

— Завтра утром съезжу в город. Нам назначен прием у начальства, но потом я, наверно, буду свободен. Пойду к Майерсу, погляжу, может, там еще не все распродано.

— Хоть бы удалось купить. Иначе ума не приложу, что делать.

— Давай наденем на нее пояс, вобьем в землю колышек и станем держать ее на привязи.

— Перестань, Питер! — рассердилась жена. — Веревка накрутится ей на шею и задушит!

Питера не впервые обвиняли, что он бессердечный отец, и он уже привык смягчать разгневанную жену. Час они провели на лужайке, играя с малышкой, поощряли ее, когда она ползала по травке под теплыми лучами солнца. Потом Мэри унесла девочку в дом купать и кормить перед сном, а Питер опять взялся пилить поваленное дерево на дрова.

На другое утро он встретился в военно-морском ведомстве с Тауэрсом, и их провели к адмиралу Хартмену, в кабинете оказался еще и капитан из оперативного отдела. Адмирал приветливо поздоровался с ними и предложил сесть.

— Итак, — начал он, — просмотрели вы план операции, который мы вам послали?

— Я очень внимательно его изучил, сэр, — сказал капитан Тауэрс.

— Что-нибудь вызывает у вас сомнения?

— Минные поля, — ответил Тауэрс. — Некоторые места, намеченные для обследования, почти наверняка заминированы. — Адмирал кивнул. — У нас есть точные сведения о Пирл-Харбор и о подступах к Сиэтлу. Об остальных портах мы ничего не знаем.

Некоторое время они подробно обсуждали план действий. Наконец адмирал откинулся на спинку кресла.

— Что ж, общая картина мне ясна. Что и требовалось. — И, помедлив, прибавил: — Пора вам узнать, в чем тут суть.

Суть в розовых очках. Среди ученых есть такое направление, есть люди, которые полагают, что атмосферная радиоактивность может рассеяться, ослабеть очень быстро. Главный их довод: за минувшую зиму осадки в северном полушарии — дождь и снег — так сказать, промыли воздух.

Американец понимающе кивнул.

— По этой теории, — продолжал адмирал, — радиоактивные элементы станут выпадать из атмосферы в почву и в океан быстрее, чем мы предвидели. В этом случае материки северного полушария останутся на многие столетия непригодными для обитания, но перенос радиоактивности к нам станет неуклонно уменьшаться. И в этом случае жизнь — жизнь человеческая — сможет продолжаться здесь или хотя бы в Антарктиде. Это мнение решительно отстаивает профессор Йоргенсен.

— Таков костяк этой теории, — чуть помолчав, продолжал адмирал. — Большинство ученых с нею не согласны и считают Йоргенсена наивным оптимистом. Из-за мнения большинства мы ничего не сообщали по радио и ни слова не просочилось в печать. Не годится пробуждать в людях напрасные надежды. Но, безусловно, надо исследовать, есть ли тут зерно истины.

— Понимаю, сэр, — сказал Дуайт. — Дело слишком важное. Это и есть главная цель нашего рейса?

Адмирал кивнул.

— Вот именно. Если Йоргенсен прав, при движении от экватора на север вы сперва обнаружите равномерную радиоактивность, но потом она станет ослабевать. Не скажу — сразу, но с какого-то места уменьшение радиации станет явным. Вот почему мы хотели бы, чтобы вы прошли в Тихом океане возможно дальше на север — к мысу Кодьяк и Датч-Харбор. Если Йоргенсен прав, радиоактивность там будет гораздо меньше. Как знать, может, даже она близка к нормальной. Тогда вам удастся выйти на мостик. — Опять короткое молчание. — Конечно, на берегу радиоактивность почвы будет еще очень высока. Но в море, возможно, даже сохранилась жизнь.