Рассвет Жатвы - Сьюзен Коллинз

class="p1">Сую карточку в карман и ставлю кувшин обратно в корзинку, пытаясь скрыть, как сильно у меня дрожат руки. Ну и что это значит? Вариантов всего два, таких же разных, как день и ночь.

Если мыслить позитивно, то это подарок от Плутарха, отправленный Мэгз. Пинта поддержки, глоток ободрения. Он означает: «Отлично справляешься, Хеймитч! Сквозь туман пропаганды, перетасовки и лжи я вижу, что ты преуспеваешь в своей миссии. Ты внес посильный вклад, а если взрыв резервуара не смог затопить мозг в полной мере, в чем нет твоей вины, он поверг арену в смятение. Отнеси это молоко Велли, помоги ей выжить, выложись по полной».

С другой стороны, Мэгз может не иметь к подарку никакого отношения, и тогда зловещее послание гласит: «Привет от президента. Зря ты думал, что я не заметил твоей уловки с кувшином. Я замечаю все. И бомбы, и заговоры, и даже огниво, подаренное твоей милой пташкой. Теперь у тебя есть выбор. Выпьешь молоко сам? Отдашь больной союзнице? Выльешь на землю? Естественно, ты заподозришь, что оно отравлено. Что ты сделаешь, Хеймитч Эбернети? Знай: глаза Панема, мои глаза, следят за каждым твоим движением».

Все за мной следят. Если я не отнесу молоко Велли сию же секунду и не попытаюсь ее спасти, это будет выглядеть так, словно я любыми средствами стремлюсь стать вторым победителем из Дистрикта-12. Однако я практически уверен, что молоко отравлено и его прислал Сноу. Не верится, что Плутарх настолько беспечен, чтобы публично связать себя со мной после того, как я взорвал резервуар. Разумеется, многим людям, в том числе и распорядителям, знаком этот символ – золотые лестницы в особняке Хевенсби буквально на каждом шагу. Учитывая, что Плутарх приписан к трибутам из Дистрикта-12, то по правилам Игр ему наверняка запрещено нас поддерживать, как Прозерпине с Витом.

Значит, молоко – подарок от Сноу. Участь, которой я пытаюсь избежать с тех пор, как увидел в поезде именинный торт, преследующий меня не хуже, чем ворон – героя того стиха, что так любит Ленор Дав. Я целиком и полностью во власти Сноу, он волен манипулировать мной, сколько пожелает. Его марионетка. Его добыча. Его игрушка. Я рисую его плакат! Его пропаганда. Я угодил в ловушку Голодных игр и вынужден выполнять его приказы – лучшая пропаганда для Капитолия.

Представляю, как мой па вертится в могиле.

Гордому союзу дистриктов, новичкам, никогда не позволят победить. Велли умрет от яда, от голода или от рук профи. Корону получит Силка, фанат Капитолия.

А как же я? Если я не хочу умереть предателем дистриктов – убийцей Велли, умирающей от голода, поскольку поить ее отравленным молоком я не буду, – мне остается лишь одно, и Сноу об этом знает. Он изначально следил за каждым моим шагом и теперь ждет безоговорочной капитуляции. Я должен выпить молоко. Игра окончена.

Достаю кувшинчик, откидываю крышку и смотрю на содержимое. Каждая клеточка моего тела сопротивляется такому концу. Раздумываю, не сделать ли вид, что споткнулся и уронил кувшин, чтобы немного оттянуть победу Силки, как вдруг стреляет пушка. Я потрясенно замираю. Вроде бы сейчас президент должен наслаждаться моим поражением. Что происходит? Кто спутал его игру?

Швыряю кувшин в сторону, тот раскалывается о камень, и я со всех ног лечу к зарослям дикого винограда. Как и обещал, я был неподалеку. Надеюсь вопреки всему, что Силка погибла в схватке с переродками. Это бы все значительно упростило.

Обогнув рощицу молодых деревьев, я застываю в ужасе от увиденного. Силка стоит, словно статуя, ядовито-зеленый костюм забрызган алой кровью. В правой руке у нее топор. В левой – голова Велли с открытыми глазами и разинутым ртом. Единственный звук – стук капель по лесной подстилке из сосновых игл. Скрюченное тело Велли лежит неподалеку бесформенной кучей тряпья. Серебристый звонок от велосипеда. Духовая трубка. Детские ботиночки. Крошечный нож, зажатый в птичьей лапке. Голубиные перышки. Безголовый птенчик… Проживи я хоть тысячу лет, это зрелище никогда не изгладится из моей памяти.

– Что ты наделала?! – потрясенно шепчу я.

Силка с усилием переводит взгляд на меня, поднимает голову Велли, словно защищаясь.

– Она на меня напала!

В рукаве Силки торчит отравленный дротик, не причинивший ей ни малейшего вреда. Велли пыталась защититься. Постоять за честь новичков. Вероятно, ей едва хватило сил, чтобы выдуть дротик из трубки. Я ее бросил, как она и боялась. Ослепленный желанием намалевать свой плакат, я оставил подлинное сокровище без присмотра.

– Она должна была умереть, и ты тоже, – продолжает Силка. – Иначе мне не вернуться к своим.

– Свои есть у всех, – говорю я. – Думаешь, твои близкие смогут это забыть? Мои точно не смогут.

Эх, Сид! Забудь меня, отрекись от меня. Плюйся, услышав мое имя. Неудача со взрывом арены – ничто перед лицом этой смерти.

– Я всем расскажу, как было дело, когда вернусь домой.

– Никуда ты не вернешься, Силка. – Вынимаю из-за пояса топор. Никто из нас не вернется домой. Я убью ее, Сноу убьет меня. У этих Игр не будет победителя.

Плакат для второй Квартальной Бойни.

Отшвырнув голову Велли в сторону без тени сострадания или уважения к смерти, Силка упрощает мне задачу. Пятно от шоколада на скуле, размазанного вместе со слезами в ночь нашего одностороннего перемирия, тоже помогает. И, наконец, ее слова: «Именно мне выпадет честь восславить Капитолий!»

Мы вступаем в схватку на топорах. Хотелось бы сказать, что я превосхожу ее по скорости или по силе, однако мы примерно равны. Тренировали ее превосходно, но у меня есть преимущество, которым Силка не может похвастаться. Помните тех тридцать с лишним верных союзников, которыми я хвастался перед распорядителями? Я чувствую, что все они стоят у меня за спиной!

Первый удар направлен мне прямо в голову, словно она хочет разрубить меня на две половинки. Я ухитряюсь его блокировать. Ответным ударом задеваю ей ногу, брызжет кровь. На лице Силки проступает удивление. Не ожидала, что смогу прорваться сквозь ее защиту. Может, я и не тренировался на трибута с рождения, мисс Силка, зато топором махал побольше вашего, пока варил самогон и помогал матери-прачке.

Да и после смерти Ампера я не зря с такой яростью бросился крушить арену топором. Это оружие лежит в моих руках как родное.

Варварство. Зверство. Кровища. То, что происходит дальше, никак не приукрасить. Мы осыпаем друг друга градом ударов, и некоторые попадают в цель. Наши топоры сцепляются, и Силка бьет меня коленом так сильно, что я вижу звезды. Я уворачиваюсь, ее