Нил Шустерман - Обделённые душой

— Ах как я испугался! Пустая бравада. Ты, конечно, наглец, но тебе свои угрозы и подкрепить-то нечем!

— Я наглец?! На себя посмотри — ты же весь одно раздутое эго. Или лучше сказать — целый мешок, набитый чужими эго?

Похоже, дуэлянты обнажили шпаги. Грейс отрывается от созерцания своих конфет; даже Дирдри и собачка на другой половине комнаты проявляют интерес. Кэм оценивает ситуацию. Как реагировать? Хотя буйным частям его натуры не терпится наброситься на соперника, он обуздывает их. Коннору только того и надо, чтобы он вышел из себя — с этим он управляться умеет. Не дождётся.

— То, что я физически, интеллектуально и морально выше тебя — это не наглость и не самообман, это факт, — с преувеличенным спокойствием выговаривает Кэм. — Как человеческое существо я лучше, потому что создан с этой целью — быть лучше. Я ничего не могу поделать с тем, что имею, ровно так же, как ты ничего не можешь поделать с тем, чего не имеешь.

Они сверлят друг друга взглядами, и первым отступается Коннор.

— Если хочешь устроить поединок из-за Рисы, то ты выбрал неподходящий момент. Сейчас мы вынуждены быть друзьями.

— Союзникам вовсе не обязательно быть друзьями, — вмешивается Грейс. — Взять хотя бы Вторую мировую войну. Без России нам было её нипочём не выиграть, хотя мы уже тогда смертельно ненавидели друг друга.

— Точное сравнение, — признаёт Кэм, в очередной раз восхищённый неожиданной мудростью Грейс. — Значит, давай пока согласимся считать Рису ничейной территорией. Демилитаризованной зоной.

— Ты путаешь две разных войны, — говорит Грейс. — Демилитаризованная зона была в Корее.

— Риса человек, а не зона, — возражает Коннор, после чего уходит на другую половину комнаты поиграть с Дирдри, тем самым положив конец мирным переговорам.

— Ты забываешь, — говорит Кэм, который тоже заметил интерес Грейс к военным документальным фильмам, — что после окончания Второй мировой Соединённые Штаты и Россия едва не закидали друг друга атомными бомбами.

— Я никогда ничего не забываю, — отвечает Грейс, возвращаясь к своим леденцам. — До того времени, когда вы оба начнёте боевые действия, я надеюсь построить себе бомбоубежище.

62 • Коннор

Это всё меняет.

Восторг, охвативший Коннора в момент, когда он увидел Рису, был быстро раздавлен грузом реальности. Дело не в присутствии Кэма, а в самой сложившейся ситуации. Теперь, когда Риса с ними, её жизнь в опасности. Коннор тосковал по своей любимой; все эти месяцы он жаждал услышать её голос, ощутить мир и покой, которые он дарил ему. Он мечтал массировать ей ноги, хотя она больше не парализована. Его чувства к Рисе не изменились ни на йоту. Даже когда Коннор думал, что она предала их дело и стала на сторону расплетения, в глубине души он был убеждён, что Риса делает это не по своей воле.

Потом, когда она вышла в живой эфир, разоблачила шантаж и последовательно вколотила «Граждан за прогресс» в землю, Коннор полюбил её ещё больше. А затем она исчезла, ушла в тень так же основательно, как и сам Коннор — и в этом было своеобразное утешение. Он вглядывался в ночь и знал, что она где-то там, в безопасности, потому что Риса, безусловно, слишком умна, чтобы попасться в лапы властей.

Коннора мирной гаванью не назовёшь. Ему уже известно очень многое о «Гражданах за прогресс», плюс ещё Соня, возможно, добавит. Если учесть, что он собирается обнародовать всю эту информацию, то лучше бы Рисе держаться от него подальше. Он намеревается нырнуть в самое пекло, и она, конечно же, захочет пойти вместе с ним. А тут ещё Кэм... Эхо его слов гудит в голове Коннора:

«Как человеческое существо я лучше, потому что создан с этой целью — быть лучше».

Несмотря на весь свой интеллект ручной сборки, Кэм — полный идиот, если думает, что Коннором правит ревность. Ну ладно, Коннор готов признать — отчасти это правда, ревность действительно мешает ему ясно мыслить; однако он отдаёт себе отчёт, что сейчас не время для соперничества. Для Коннора важно оградить подругу не только от Кэма, но и от себя самого.

Играя на полу гостиной с маленькой Дирдри, он старается взять себя в руки. Злостью делу не поможешь. Ревность только отвлечёт его от основной задачи.

Дирдри опрокидывается на спину и тычет ножками в лицо Коннора:

— Рожки-нарошки, нюхай мои ножки!

Её ступни пахнут детским питанием — наверно, наступила в пюре из батата: носочки с утятами выпачканы оранжевым.

— Классные носки! — говорит Коннор, по-прежнему дивясь тому, что перед ним тот самый ребёнок, которого он подобрал с порога дома, где обитали жирная бабища с поросячьими глазками и её жирный поросячеглазый сынуля.

— Утячьи носки! — с упоением подхватывает Дирдри. — Рыбячья рука! — Она тыкает липким пальчиком в его акулу. — Рыбячья рука! Рукачья рыбка! — Она хихикает. Её смех словно открывает в нём предохранительный клапан, через который улетучивается вся его злость. Спасибо, малышка.

— Это акула, — поясняет он.

— Акула! — повторяет Дирдри. — Акула-акула-акула! — Девочка вставляет кукольную женскую головку в отверстие на шее безголового пожарного. — А твоя мама её видела? Тебе за неё не попадёт?

Коннор вздыхает. Маленькие дети, решает он — как кошки. Просто обожают прыгать на руки именно тем, у кого аллергия. Интересно, Дирдри имеет хоть малейшее понятие, что при мысли о родителях Коннора выворачивает?

— Нет, — отвечает он девочке. — Моя мама ничего не знает про акулу.

— А когда узнает, рассердится?

— Вряд ли.

— Вряд ли, — повторяет Дирдри и нахлобучивает на куклу шину от игрушечного автомобиля. Создаётся впечатление, что на голове у куклы огромная казачья шапка.

Дирдри не знает, что в кладовке у Сони стоит сундук, а в нём лежит письмо. Вернее, сотни писем. Все они написаны расплётами; все они написаны родителям, отправившим их на расплетение. Целый день сегодня с того самого мгновения, когда Коннор увидел этот сундук, он мучается вопросом: может, положить письмо собственноручно в почтовый ящик родителей, а самому спрятаться в укромном уголке и понаблюдать, как они будут его читать? Одна только мысль об этом заставляет руку Роланда сжаться в кулак. Коннор представляет, как разобьёт этим самым кулаком стекло и выхватит письмо до того, как предки прочтут его... Но он гонит этот образ прочь, принуждает пальцы разжаться, а руку вернуться прежнему занятию — играм с Дирдри.

Рука Роланда так же ловко соединяет кирпичики лего, как и собственная рука Коннора, тем самым доказывая, что способна не только на разрушение, но и на созидание.

Должно быть, способности Сони к убеждению близки к сверхчеловеческим, потому что Ханна соглашается оставить гостей под своей крышей.

— Грейс может спать в комнате Рисы — у неё там двухъярусная койка, — распоряжается Ханна. — Вы, парни, устроитесь в моей швейной мастерской. Там стоит кушетка; хотите — спите поочерёдно, хотите — подеритесь, пусть достанется победителю. Уясните только одно: мой дом — не убежище вроде тех, что у ДПР. Я даю вам кров только потому, что считаю это правильным. Но не вздумайте воспользоваться моей добротой.

Она велит им не подходить к окнам и прятаться, если кто-то позвонит в дверь.

— Мы знаем, как себя вести, — заверяет её Коннор. — Проходили.

— Кое-кто не проходил, — возражает Кэм и кивает на Грейс. — Насколько я понял, ты втянул её во всё это.

— Я сама втянулась, — отвечает ему Грейс, не давая разгореться баталии между двумя соперниками. — И я умею прятаться не хуже других!

Уверившись, что всё под контролем, Соня покидает их.

— Мне надо кормить гремлинов в подвале, пока они не перегрызли друг друга.

Коннор знает по опыту: это опасность вполне реальная.

Двадцать минут спустя начинается гроза — льёт дождь, сверкают молнии, правда, отдалённые. Ханна заказывает на обед пиццу. Абсурд. Кусочек нормальности в их ненормальной ситуации.

Швейная мастерская находится на втором этаже вместе с прочими спальнями. В крохотной комнатёнке стоит изящная кушетка, вся в оборочках, — прямое оскорбление самой концепции мужественности.

— Я на полу! — тут же предлагает Кэм и косится на Рису — обратила ли она внимание на его самопожертвование. Обратила. Девушка улыбается Коннору:

— Он тебя опередил.

— Да уж, — притворно сокрушается Коннор. — В следующий раз постараюсь действовать поживей.

Однако Кэму, который так и завис в режиме соперничества, вовсе не весело.

Весь остаток дня Риса избегает заходить в каморку, когда оба парня находятся там одновременно; а поскольку Кэм не упускает Коннора из виду ни на секунду, Рису они видят только во время её кратких набегов с постельным бельём и туалетными принадлежностями.

— В подвале Сони у нас целая коллекция всего, что нужно, — говорит она, передавая Коннору зубную пасту, а Кэму — щётку.