Гиблое дело - Кори Доктороу

Долорес, Фыонг и остальные тоже начинали нервничать. Я взглянул на заклеенные окна, оглядел рыжее небо и серый воздух внешнего мира.

– Не против, если я опущу жалюзи? – спросил я. Возражений не последовало. Пройдясь по дому, мы позакрывали все окна.

* * *

Попрятавшись по домам, мы всем городом только и делали, что листали соцсети и обновляли новости о пожарах. Огонь, к счастью, от нас удалялся. Оказалось, что разросшийся из-за обильных весенних дождей подлесок погиб во время засушливого жаркого лета, превратившись в отличное топливо. И хотя в последние годы в Анджелесском национальном лесу начали проводить контролируемые выжигания, любой, кто более-менее смыслил в ликвидации пожаров, говорил, что понадобится десять лет серьезной работы, прежде чем в лесу будет достаточно выжженных участков, чтобы препятствовать распространению огня. Пока же в лесу были только молнии, старые линии электропередачи, которые медленно, но верно меняли, и потенциальные поджигатели (но это было пока под вопросом).

Моего запаса масок хватило на всех с запасом – по четыре штуки на человека. Достаточно, чтобы менять раз в шесть часов и стирать старые. К счастью, после вечеринки еды осталось немерено, и мы могли пару дней отсидеться без необходимости покорять дымные дали. Время от времени мы поднимали жалюзи и смотрели на пепел, покрывающий все вокруг: деревья, газоны, кактусы, высокую траву у меня во дворе. У проезжавших мимо немногочисленных такси и машин экстренных служб без устали работали дворники, сметая со стекол пепел, который сыпался с неба.

К вечеру появились хорошие новости: пожарные давали осторожные, но оптимистичные прогнозы относительно направления ветра и продвижения пожаров, но поутру я проснулся со слезящимися глазами и пересохшим горлом, выпил воды из-под крана, достал телефон и выяснил, что за ночь ветер действительно переменился – теперь он дул в нашу сторону. Пожарные оказались не готовы к такому повороту, сдали позиции, и разгорелся второй пожар. Он быстренько слился с первым, образовав длинный фронт, подбирающийся все ближе и ближе. Пожары на холмах практически потушили, а толку? Основной дым валил со стороны леса.

Отыскав стремянку, я забрался на чердак и поменял вентиляционные фильтры, дыша сжатым кислородом из баллончика. Заодно с великим неудовольствием заметил множество щелей в крыше, через которые проникали свет и дым. Неудивительно, что дом стал газовой камерой.

На кухне Долорес со своими товарищами уныло завтракали остатками с вечеринки, насквозь пропахшими дымом. Фыонг попыталась разрядить атмосферу, в шутку предложив закупорить пару бутылочек дыма для Дона с Мигелем, и все послушно посмеялись. Закончив с завтраком, гости ушли валяться в кровати с мокрыми тряпками на лицах, и мы с Фыонг остались одни.

– Задолбался здесь жить, – сказал я.

– В Бербанке? – удивленно спросила Фыонг.

– Нет, в этом доме. Ненавижу его, вот правда. Бесит меня. – Я рассказал о проблемах с крышей. – Чтобы ее починить, придется демонтировать солнечные панели. Зато сразу на двадцать пять лет. Мне за сорок будет, когда ее снова менять придется.

– Господи, как же странно от тебя это слышать.

– Почему?

– Сразу вспоминаю, что тебе девятнадцать и у тебя собственный дом на Магнолии. В голове не укладывается.

– О да, – сказал я. – Бесит. Нет, я понимаю, что мне повезло – потому и бесит. Чем я заслужил этот дом? Да тем же, чем Долорес заслужила лишиться дома – ничем. Просто вот так сложилось.

– Считай, плата за то, что тебе пришлось пережить.

– Как будто многим сиротам достается в наследство дом за несколько миллионов.

– Несколько миллионов… Я, конечно, догадывалась, но блин. Все равно странно.

– Бесит.

– Это я поняла, – сказала она. – Ну тогда… отдашь его, может?

– Пытался. Еще когда город искал места под застройку. Я же потому и пришел на собрание, где мы познакомились – помнишь, в библиотеке!

– А, так вот что ты там забыл, – сказала она.

– Лучшее собрание в моей жизни, – сказал я. – Короче, потом город нашел свободные участки и без меня, я занялся организацией стройки, беженцами, с республиканцами бешеными бодался, и это вылетело из головы. Может, надо просто вручить ключи Ане-Люсии, сказать, чтобы заселила сюда кого угодно и на сколько угодно, устроить этакое постоянное «Эйрбиэнби» и умыть руки.

– А дальше?

Я пожал плечами.

– Получу квартиру по гаранту, займусь социальной работой. Запишусь в миротворцы, посмотрю мир.

– Из тебя выйдет замечательный миротворец, – сказала она. Притянула к себе, уложив руку на шею, и наши лбы соприкоснулись. Я ощутил приятный аромат ее волос, и тело прошило неожиданным возбуждением. Фыонг, видимо, это заметила, потому что окинула меня жарким взглядом и сказала: – Спокойно, тигр. Воздух слишком плохой, часто дышать нельзя.

Наши маски потерлись друг о друга с шершавым звуком. Я взял себя в руки.

– Бесит, – сказал я, дернув за тканевый край.

Фыонг пожала плечами.

– Что поделаешь, локдаун. – Она отпила кофе, приподняв маску, и вернула ее на место.

– Да не в локдауне дело. Если бы я знал, что рано или поздно он кончится и все вернется на круги своя – валялся бы сейчас с книгой… – Она ткнула меня под ребра. – Ай. Валялся бы сейчас с тобой и контролировал бы дыхание. А так мы просто беспомощно сидим взаперти. Один локдаун заканчивается – начинается другой.

– Я тебя понимаю, но это не конец, это только начало. Забыл, что у нас впереди совещание совета? Если получится уговорить их наплевать на выходки бешеных дедов, у нас снова будет работа. Я представляю, как сложно сидеть и ждать, но ты уж потерпи, Брукс. Марафон не пробегают с наскока. Да, мы впервые имеем дело с беженцами, но с каждым годом их будет становиться все больше. Вон, даже из-за пожаров уже говорят об эвакуации Ла-Каньяды и Флинтриджа. Куда люди пойдут, если лишатся дома? Сюда, куда же еще. В Майами было точно так же – один район, другой, поселки на побережье, а потом хоп, и весь город ушел под воду. То, что творится сейчас, – это цветочки. Деды рано или поздно отбросят копыта, но их идеи будут жить дальше. Слишком много денег в них вложено.

Я улыбнулся своим мыслям.

– Помнишь наше первое свидание? Мы сидели в эфиопском ресторанчике, обсуждали людей из Лондона, и ты сказала…

– Что они никуда не денутся и могилу себе рыть не станут. Да, я часто так говорю. И ресторан был эритрейским.

– Точно, – сказал я.

– Ага. В общем, Брукс, если пойдешь в миротворцы, то сам все поймешь. Ну, что это только начало. Дальше будет только