Я живу в октябре - Максим Николаевич Лыков

всех рубля не напасёшься. Чего у меня в деревне поработать не хочешь?

– А чего там зимой делать? – дерзко ответил Гарик. Он знал, как действует этот аргумент.

Глаза у Федьки становятся круглыми, и в них кипит возмущение невежеством Гарика. Да зимой на печи только лодыри да алкаши лежат! Зимой самая работа! Мясо в цене – знай покупателя обеспечивай. Да ещё кроличьи клетки обновить, да дрова, да ещё…

Гарик кивал и уминал оливье. Рецепт у Алексеевой жены знатный – настоящая говядина вместо колбасы.

– Он тебя задорит, Федя, – унял наконец братца Алексей. – Гарик у нас умный, думает, можно в такое время руки не пачкать. Посмотрим, как в следующем году запоёт.

– Посмотрим, – согласился Гарик.

– Кстати, Игорь, – вступила в разговор Элла. – Когда ёлка-то у Сашки?

– У Капитана Пушистика? – переспросил Гарик, оттягивая неизбежное. – Не получилось у меня, Эллочка, виноват.

Он увидел, как злорадно загораются глаза у братьев, и поспешил добавить:

– Проси чего хочешь. Давай с ним посижу, погуляю, в цирк свожу, если представления есть. Ну не получилось, понимаешь?

– Я тебя одно дело попросила сделать! Неужели было так сложно?

– Извини, Элла, я…

– У нас планы были, между прочим!

– Далась тебе эта ёлка, – примирительно сказал Алексей. – Человек старался, подарки искал.

– За тобой должок! – предупредила Элла.

Начались долгие томительные разговоры о ёлках, которые бывали раньше, где кому какие подарки дарили. Чебоксарцы ударились в воспоминания о поездке в Венгрию. Гарик всё это слушал десятки раз. Он улучил момент и ушёл в детскую комнату, откуда неслись весёлые визги и мерный механический стрёкот игрушечного паровоза.

Племяшка тут же заставил Гарика играть пассажира, который опаздывает на поезд. Остальная детвора, насмотревшись на паровозик, увлечённо играла кто в солдатики, кто в куклы. Гарик, старательно изображая запыхавшегося бедолагу пассажира, подумал, что вот эти моменты и составляют его настоящую жизнь. Детская игра, сколько её ни переживай во временных петлях, всё равно оказывается неповторимой и захватывающей.

Он и не заметил, как пролетело время, пока они играли то в железную дорогу, то в перестрелки, то в кубики. Когда пришла Элла забирать малыша на сон, Гарик расстроился даже больше, чем Сашка.

– Спокойной ночи, Капитан Пушистик, – сказал он. – Мы ещё с тобой обязательно поиграем.

За столом были те же разговоры. Гарик терпеливо ждал боя курантов, после чего появлялась моральная возможность тихо уйти. Надо бы с Анькой как-нибудь договориться и собраться за новогодним столом. Она, конечно, тоже всё с родителями, и подступиться к ней сложно. Но можно ж раз в месяц встретиться неофициально. Новый год всё-таки.

– Ты смотри! – восхищённо ткнул вилкой с огурцом Федька. – Задорнов поздравляет!

– Иди ты?! – удивился Алексей, подсаживаясь к телевизору.

Гарик взялся за бутылку «Советского шампанского». Речь известного сатирика он мог произвести по памяти. Новое руководство России то ли не соизволило лично поздравить народ, то ли само увлеклось праздниками, и за это дело взялся лично Задорнов. Человек, конечно, известный и популярный, но… Впрочем, время такое, дикое. Приходится или плакать, или смеяться.

Проклятый Эч (I)

В глазах висела белёсая муть. Паша тряхнул головой, муть стала светлее. Над ним склонилось тёмное пятно.

– Имя помнишь? – мягко спросил женский голос.

– Паша… Павел.

– Ты стабилен?

– Что?

– Темпорально стабилен?

– Не понимаю. Я почти ничего не вижу.

– Сейчас.

Холодные пальцы обхватили его плечо.

– Будет немного больно.

В плечо впилась игла. Снадобье жгуче полилось по жилам.

– Фр-р… – прошипел Паша. – Что за дрянь?

– Потерпи…

В голове появилась странная звенящая пустота, но глаза прояснились. Он лежал на широкой кровати, в изголовье полукругом нависали неизвестные приборы. Комната напоминала больничную палату: светлые стены, матово-белые дверцы шкафчиков, дурацкое холодное освещение. Окон не было. Над ним вновь склонилась медсестра, озабоченно заглядывая в глаза. По зрачкам резанул свет фонарика.

– Хватит!

– Есть реакция, – сказала медсестра.

В комнате был ещё один человек – сидел на стуле, закинув ногу за ногу. Он был одет в деловой костюм с небрежно наброшенным на плечи медицинским халатом. Паша разглядел аккуратную чёрную бородку-эспаньолку.

– Вы кто?

Обладатель эспаньолки поднялся и подошёл поближе. Паша разглядел лицо – с тонкими чертами, такое же аристократичное, как и бородка.

– Не узнаёшь? – спросил аристократ.

– Не очень.

– А что вообще помнишь? Откуда ты прибыл только что?

Звон в голове усилился.

– Не напрягайся так, – попросила медсестра. – Давление поднимается. Аслан, не напирай.

Аристократ вскинул вверх ладони, не возражая. Халат сполз с плеч. Аслан машинально попытался его удержать, но промахнулся и, потеряв равновесие, чуть не упал.

– Ле… – невнятно вырвалось у него.

Паша засмеялся.

– Смешно ему, – обиженно проворчал Аслан.

– Мы точно встречались, – сказал Паша. – Вы не первый раз так кувыркаетесь.

– На «ты», Паша, на «ты», – легонько похлопал его по руке Аслан. – Мы успели задружиться, вспоминай давай.

– Давление, – укоризненно напомнила медсестра.

– Алёна, не мороси, – отмахнулся Аслан.

Алёна положила Паше на лоб прохладную ладонь.

– Ты недавно переместился. Амнезия временная.

– Тогда зачем эти расспросы?

– Так больше шансов, что ты вспомнишь о своих перемещениях, – заявил Аслан.

Они явно говорили о чём-то, что Паша знал или должен был знать. Звон в голове усилился. Видимо, это отразилось на приборах, поскольку Алёна заволновалась и вколола Паше ещё какой-то препарат. Но ему сейчас было не до этого.

– Я кое-что вспомнил, – хрипло сказал он. – Пустыня, луна…

Картинка вспыхнула перед глазами, затмевая больничный свет. Чёрные отроги гор, обрезанные лунным светом. Песок, ещё хранящий дневной жар, хрустит под ногами. Паша выходит из жалких кустов саксаула на пустынную проплешину, и на него оборачиваются странные, одинаково одетые люди, что заполонили этот участок пустыни. Паша вскрикивает от страха, но замечает, что люди боятся его не меньше – ближние отступают назад, невнятно шевеля губами. До Паши доходит, что у них не просто одинаковая одежда – они сами неотличимы друг от друга, как песчинки под ногами.

– Клоны? – переспросил Аслан.

Оказывается, Паша говорил вслух.

– Нет, – качнул он головой. – Кажется. Нет.

– Луна была полной? – озабоченно уточнил Аслан.

– Кажется, да. Да! Точно! Она была огромна.

– Она была целой? Как обычно?

– Не понимаю.

– Луна круглая, без деформаций?

– Луна обычная. Просто казалась гигантской.

Аслан с Алёной переглянулись. Паша догадался, что они не понимают, о чём он.

– А никаких дорожных знаков? Указателей? Может, номера машин? – закидал вопросами Аслан.

Но Паше ответить было нечего. Только пустыня и люди.

– Мне показалось, что эти люди очень испуганы, – добавил он. – Они не могли покинуть это место.

– Понятно. – Аслан вновь успокаивающе похлопал его по руке. – Тебе нужно немного отдохнуть.

– Ты обещал мне защиту, –