Хоррормейкеры - Пол Дж. Тремблей

пиццы и пива. Может, даже сбросить пять-десять фунтов, тогда будет вообще идеально.

– Боже, Валентина! – воскликнула Клео.

– Что? Я просто говорю. Не на всю оставшуюся жизнь, а только на время съемок. На эту роль чем худее, тем лучше.

Я понятия не имел, что ждет меня на встрече с Валентиной, но представить себе не мог, что меня попросят похудеть. При росте шесть футов четыре дюйма[2] я весил около ста семидесяти пяти фунтов[3] и стеснялся своей вечной худобы. А стеснение – признак слабости. Я ненавидел свое тело за недоразвитость. Даже вспоминать не хочу травлю в школе и гору прозвищ, которые приходилось терпеть. Казалось, я обречен всю жизнь иметь прозвища типа «Чудик».

Конкретно это прозвище мне нравилось, но было сложно забить на остальные и не принимать их близко к сердцу. Имя моего персонажа было не то чтобы прозвищем, но очень похоже. Именно таким люди знали меня тогда и знают сейчас.

Мне снова захотелось встать из-за стола, убежать, не брать трубку, может даже отключить телефон, переехать и сменить имя. Но вместо этого я сказал:

– Пицца – это своего рода комплексный обед.

– Не слушай ее, – заявила Клео. В ее голосе было еще больше ужаса, чем в моем.

– Эй, я просто пошутила, – сказала Валентина. Но произнесла она это так, что я понял: ни черта она не шутила.

Повисло неловкое молчание. Валентина рассказала о фильме еще немного. По ее словам, мне нужно будет приходить на съемки в течение четырех недель. Максимум шести, если будут форс-мажоры.

– Сможешь взять отпуск? – спросила она. – Кстати, ты кем сейчас работаешь? Прости, наверное, стоило раньше уточнить.

Окончив школу, я уехал домой в Беверли. Родители развелись, и мама весной съехала в квартиру на другом конце города. Дом, в котором я вырос, был пропитан злобой и тоской, там постоянно ругались, ссорились, упрекали друг друга. И за четыре года моего отсутствия ситуация только усугубилась. Мне надо было уехать как можно скорее, а для этого нужна была работа. Последний семестр в колледже я не тратил на резюме и собеседования, соответственно, у меня не было ни зацепок, ни идей, чем заниматься по жизни. Печально, но никто не собирался платить мне за игры в Nintendo целыми днями. В итоге я обратился в службу поиска работы с просьбой подобрать что-нибудь связанное с физическим трудом, вроде упаковки и укладки обуви. Я уже четыре года подрабатывал каждое лето на обувной фабрике и пошел бы туда снова, если бы они не закрылись.

В этот раз меня назначили на продуктовый склад, и первую неделю я выгружал из грузовиков стофунтовые куски замороженной говядины и раскладывал по поддонам. Я не справился (точнее, подвела больная поясница), и меня перевели на маленькие склады в магазинах. Худшая работа, что у меня была, говорю на голубом глазу. Сборщикам платили не по часам, а сдельно. Мы бегали в лабиринте из холодильников, таская с собой поддоны на постоянно разряжающихся погрузчиках. Может прозвучать забавно, но нет. Это было похоже на «Дженгу» наоборот: мы забирали добычу, складывали на деревянный поддон, лепили этикетки, упаковывали шатающуюся «башню» в специальную пленку, привозили поддон в зону выдачи курьерам и отправлялись за следующим заказом. Приходилось биться за место под солнцем. Перерывы теоретически разрешались, но за них не платили денег. Другие сборщики были – или хотя бы выглядели – старше меня. Им не нравился тощий студентик, неуклюже ворошащий товар. Всякий раз, оказываясь на пути другого сборщика (что бывало очень часто), я видел в их глазах картинку: мое тело, нанизанное на вилы погрузчика. Я проработал на складе две недели. Зарабатывал при этом меньше установленного минимума, так как не выполнял норму по сборке и не ладил с коллективом. Затем вернулся в службу поиска работы, успешно сдал тест на машинопись, и меня назначили наборщиком в компанию по недвижимости. Я вбивал в их новую базу данных номера служб листинга и другую информацию, и на момент первой встречи с Валентиной и Клео отработал там около полутора лет. Я уже прошел стажировку, но все-таки недостаточно долго был зачислен в штат, чтобы просить об отпуске даже на две недели, не говоря уже про три или четыре. Но я сказал:

– Могу попросить длительный отпуск. Ну или уволиться. – Вот так я согласился сниматься в фильме, не давая прямого согласия.

– Уверен? – спросила Клео. – Не надо увольняться из-за этого проекта.

– А узнать, сколько мы заплатим, ты не хочешь? – добавила Валентина.

– Э… ну да, было бы неплохо знать.

– Две с половиной тысячи долларов.

Она говорила еще про какой-то процент, если удастся заключить контракт с дистрибьютором, но мне были важны только реальные деньги, первая цифра. За четыре недели работы наборщиком я получал меньше. Но хватит ли этого, чтобы уволиться и иметь финансовую подушку для оплаты аренды, пока я не устроюсь куда-то еще? Скорее всего, нет.

Тогда я мыслил максимум неделями и полагал, что в далеком будущем стану ответственным и опытным взрослым человеком, который сможет найти выход из любой передряги, куда способен угодить я теперешний.

Валентина и Клео говорили больше друг с другом, чем со мной, – в основном о декорациях, которые будут использоваться на съемках. Ничего такого они не сказали, но я вдруг подумал, что время для предложения девушки выбрали странное.

– Не то чтобы это важно, но я первый претендую на роль Глиста?

– Нет, – ответила Валентина. – Не первый. Пару месяцев назад у нас было прослушивание, и парень, которого мы утвердили, ушел… скажем так, по обоюдному согласию.

– Можно узнать почему?

Валентина и Клео переглянулись. Скрывать от меня что-то было бы западло. В конце концов Валентина сказала:

– У нас бы ничего не вышло. Возникли…

– …творческие разногласия, – закончила за нее Клео.

– Это вежливая формулировка, – заметила Валентина. – Я в курсе, что мы с Клео новички в этом деле. Мы знаем, что фильм понравится не всем, не говоря уже о том, чтобы сделать его идеально. Но это наше видение, и мы стремимся воплотить его в жизнь как умеем.

– Он хотел переписать целый ворох сцен со своим участием, – сказала Клео. – Его не… не совсем устраивали роль и сюжет.

– Ты слишком высокого о нем мнения. – Валентина закатила глаза. – Ему было некомфортно, что фильмом руководят две женщины. Он делал пометки в сценарии Клео, словно учитель английского. Дерьмовый учитель.

– Да, это был перебор, – сказала Клео. – Я перечитала кучу сценариев, ходила на курсы для сценаристов. Не говорю, что я эксперт, но