Я живу в октябре - Максим Николаевич Лыков

– Не знал, что я настолько важная персона.

– Ты, голубчик, даже не представляешь насколько, – серьёзно заметила Власова, и Паше это очень не понравилось. – Ты же был в 2012-м?

– Откуда вы знаете?

– Мы, к сожалению, поздно поняли, что ты искал контакт. Где ты ещё был?

– Больше нигде.

– Расскажи поподробнее, как это происходит. Когда, какие физические ощущения, какое психологическое состояние?

Видя, что Паша колеблется, майор Власова смягчила тон:

– Пожалуйста.

* * *

История Паше не понравилась. В полупустом дорогом кафе они заняли отдельную кабинку с круглым столиком. И пока Паша уплетал сытный завтрак, майор Власова «вводила его в курс дела», как она выражалась.

Хорошая новость заключалась в том, что Дозору феномен Паши был известен. А плохая – в том, что лишь по легендам. То тут, то там по временам человеческой истории возникали юроды. По каким-то причинам они темпорально нестабильны – их бросает по времени в хаотичном порядке. Почему происходит мутация, в каком возрасте, что ждёт юрода дальше – никто не знает.

– Юрод – это урод? – мрачно спросил Паша.

– Это сокращение от юродивых, – пояснила Вера. – Их появление впервые зафиксировали в Средневековье, отсюда и название. Но юродивые – это в определённом смысле действительно уроды.

– Если бы тебя назвали мутантом, стало бы легче? – отмахнулась Власова.

– То есть я – юродивый? – медленно уточнил Паша.

– По тому, что с тобой происходит, – однозначно. Но не бойся, Сергей Евгеньевич, у Дозора большие возможности, мы можем помочь.

Власова упорно называла его по паспорту, и Пашу это раздражало. Свою лепту вносила и усталость.

– Что за противник? О ком вы говорили?

– Это плохая новость номер два, – сказала Власова. – За тобой охотится Паутина. Дело не в тебе как в личности, а в тебе как единственном известном на двадцать первый век юроде. Если бы мы знали о твоём качестве раньше, то приняли бы более строгие меры…

– Погодите… – Паша нахмурился, вспоминая уроки. – Это же те, кто хочет написать историю человечества? Или изменить? Я не очень помню.

– Официально они именуют себя Орденом скарабея, но все называют их Паутиной. Так привычнее. Но они ни разу не безобидные, поверь.

– И что им от меня надо?

– Вскрыть твою черепушку, – постучала по голове майор Власова. – Препарировать, исследовать – в общем, всё, что захотят.

– Но зачем?

На грубоватом лице майора проступило недоумение. Видимо, она полагала, что все вокруг понимают, что Паутина – зло, а этот юнец ещё требует каких-то пояснений.

– Паутина верит, что может создать экстракт, позволяющий свободно перемещаться во времени, – вмешалась Вера. – А добыть его можно только из живого юрода. То есть из тебя.

– Но…

– Это власть, Паша, – закончила Вера. – Власть над всеми.

– Откуда вы знаете?

– Они давно проводят эксперименты, – заявила Власова. – Отвратительные, грязные эксперименты над людьми. Но чего они точно добились, никому не ведомо.

– Что вы хотите от меня?

– Этот месяц ты проживёшь под нашей защитой. Сдашь анализы, прогоним тебя через тесты, нужно понять твоё заболевание.

Паша отодвинул тарелку.

– То есть вы сделаете то же самое, что Паутина?

Власова закашлялась.

– Мы хотим тебя защитить!

– Да, конечно. А заодно и выпотрошить.

– Молчать! – рявкнула Власова, покрываясь красными пятнами. – Как ты не понимаешь, щенок, если Паутина победит, то вы все окажетесь под каблуком! Поедешь с нами!

– У меня другие планы!

Паша вскочил. Он ждал какого-то подвоха от Власовой, но та, зло глядя на него, не пошевелилась.

– Я хочу во всём разобраться, – сказал он. – Сам разобраться. А пока никому не дам себя запирать.

– К сожалению, мы не можем себе этого позволить, – развела руками майор.

Паша краем глаза успел лишь заметить стремительное, как бросок мурены, движение. Вера, до этого смирно сидевшая за столом, оказалась рядом и впилась железными пальцами в основание шеи.

– Придержи его, упадёт! – услышал он предупреждающий возглас Власовой, прежде чем окончательно отключиться.

* * *

Три недели он провёл в заключении. Большая комната, обитая светло-серыми панелями, была лишена окон. Из-за стен, как и из-за плотной двери, не доносилось ни звука, телефон у него отобрали. В комнате было минимум мебели: кровать, письменный стол с двумя стульями, книжный шкаф, забитый сплошь развлекательной литературой. Был закуток с небольшим санузлом и умывальником, но дверь в него не закрывалась.

Еду приносили два дюжих охранника. Один открывал дверь и внимательно следил за заключённым. Второй ставил поднос на письменный стол и тут же уходил. Попытки с ними заговорить успеха не имели. Паша даже подозревал, что они не были хомо новусами. Они же выводили Пашу на процедуры. У него брали бесчисленные анализы, подключали к каким-то приборам, исследовали глазное дно – в общем, делали всё, что могли придумать медики к двадцать первому веку. Для некоторых, особо сложных, исследований его несколько раз вывозили за пределы тюрьмы, предварительно накачав снотворным. Он тяжело, сквозь сон, чувствовал, как его целиком погружали в шумные аппараты.

Своих похитительниц Паша видел всего несколько раз. Точнее, даже не видел, а слышал, как Власова отдаёт приказы специалистам или как невнятно что-то бубнит во время процедур. Всё время, когда его выводили за пределы комнаты, Пашу старались держать в маске-балаклаве.

У него сложилось впечатление, что, как и охранники, большинство специалистов были обычными людьми. Исключение явно составлял приглашённый психиатр, который заставил сопровождающих снять с головы Паши балаклаву. После обследования Паша слышал, как он ругался с Власовой на равных.

Впрочем, последствий это не имело. На следующий день мероприятия возобновились, но вместо Власовой руководила Вера. В один момент она лично пришла за Пашей.

– У нас есть результаты, – сказала она.

– Когда меня выпустят?

– Тебя надо стабилизировать, – ответила Вера.

– Я здоров.

– Темпорально стабилизировать, – уточнила Вера. – У нас есть несколько версий, связанных с изменениями в головном мозге и с аномалиями гормонального фона. Перед полнолунием нужно успеть провести генеральную репетицию. Конечно, если мы ошиблись, то препараты не остановят твою болезнь. Но если всё удастся, то ты перейдёшь в следующий месяц как обычник, своим ходом, так сказать.

– Я вас ненавижу.

– И зря, – спокойно сказала Вера. – Мы спасаем тебе жизнь. Если бы ты добровольно согласился, было бы проще. Ты при определённой доле везенья сможешь от нас сбежать. Но подумай хорошенько: надо ли тебе попадаться в руки нашим конкурентам, чтобы всё проходить заново?

Не дождавшись ответа, она заключила:

– Завтра поедем на первый тест. Необходима детальная нейровизуализация. Поэтому снотворного не будет. Но придётся тебя обездвижить, уж извини.

«Осталось продержаться ещё неделю», – подумал Паша, провожая взглядом Веру. Интересно, куда его забросит