Степь и Империя. Книга III. Фракталы - Балтийский Отшельник

рабыня, которая должна погрузиться в самую бездну своего подчинения. Погрузиться и там переродиться. Это слишком просто, на взгляд истинных ценителей. И, наверное, именно поэтому я никогда не поднимусь до подлинных вершин этого искусства. Я не понимаю вычурной красоты обвязки ради обвязки. Я люблю простоту. Простоту и ясность. Ясность и симметрию. Контроль и надежность. Веревка должна быть сутью рабства, держать и подавлять. Рабыня должна чувствовать веревку каждый миг, когда она лежит на ее теле. Когда веревка держит рабыню, та должна ощущать весь смысл своего рабства – не вольна ни в чем и полна желания. Переполнена желанием. Разрывается от желания. И тогда рабыня постигает не правила поведение, а всем телом запоминает ощущение своей несвободы, всю полноту власти господина, всю горькую сладость собственной покорности. А потом поднимается темная кипящая волна желания и все это сплавляется воедино. В истинную рабыню. Покорную и жаждущую. А красота обязательно возникнет, если веревка красиво держит красивое тело. Правильно держит. Вот так в меня проникла идея амаро о порядке и правильности.

- Смотри, для зрителя все просто, не надо ни в чем разбираться. Вот простая крученая веревка. В меру мягкая, и в меру жесткая. Обычно я беру куски в три северных сажени или в пятнадцать локтей и толщиной в мизинец. Складываем пополам. И никаких скользящих петель – только честные узлы. Настоящие, простые и надежные. Кладем первый узел на предплечья, – говоря это, хозяин неторопливо вывязывал узел сдвоенной веревкой на предплечьях рабыни, сложенные навстречу друг другу. Затянул. Расправил витки, придирчиво посмотрел на них, оценивая внешний вид. – Часто отсюда веревку по спине запускают на шею. Петля на шее отлично смотрится, и отлично действует на рабыню. Избавляет от последних, неразумных, животных порывов сопротивления. И создает замечательный вид. Вот, взгляни!

И хозяин двумя свободными оборотами накинул грубую веревку на тоненькую шею. Девушка невольно вскинула подбородок, и стало видно, как между петлями бьётся под кожей тоненькая жилка.

‘Жк издал стон, который пробился даже сквозь кляп.

- Я же и говорю, очень впечатляет! – хозяин рассмеялся. – И рабыню тоже. Руки, туго притянутые к петле вокруг шее, быстро вразумляют самых диких самок. Но мы пойдем другим путем. У меня другие планы на ее шейку.

- Сейчас я сделаю два витка вокруг плеч, чуть ниже подмышек и закреплю узлом посередине, над лопатками. Теперь два витка под грудью, над самыми локтями. И закрепляем вторым узлом, под лопатками. Теперь еще один узел на предплечья и мы разделяем сдвоенную веревку на усы. Правый ус первым узлом прихватывает запястье к предплечью, теперь поднимается вверх, и между локтем рабыни и ее боком стягивает витки, которые шли под грудью. Теперь осталось стянуть под подмышкой витки, которые шли над грудью – и справа у нас все готово. Теперь сделаем все то же слева и – гляди! Как тебе?

Даже если бы ‘Жк мог сейчас говорить, вряд ли бы он издал что-то, кроме рычания.

Невероятно, но обнаженная рабыня стала еще обнаженнее, еще беззащитнее, еще соблазнительнее. Грудь, подчеркнутая веревками сверху и снизу, стала казаться больше. Совершенство стало еще совершеннее.

- О, я вижу, ты все оценил! – хозяин рассмеялся. – Согласись, эта веревка натурального цвета идеально подходит для ее кожи, а грубое кручение и торчащие волокна фантастически контрастируют с шелковой гладкостью тела! Вот за это я люблю искусство амаро: естественность и самый минимум средств – а какая красота!

- А еще это замечательное средство раскрытия рабского предназначения женщины, которая еще совсем недавно была свободной. Рабская горечь и веревка – и истинная сущность рабыни раздувается, как бурдюк с молодым вином, которое бурлит и пузырится!

Он встал и одним движением опрокинул хрупкую рабыню на лавку, развел ее бедра.

- Посмотри на ее орхидею! Посмотри! Мало того, что она раскрылась и сочится влагой! Взгляни, как набухли и расправились складки. Сейчас ее чувственность постепенно закипает, подогретая рабским вином. Тело горит, соски каменеют, рот наполняется слюной, а ноги мечутся в нерешительность – то ли призывно раскинуться еще шире, то ли сжать напряженные бедра, зажав ими зудящую щель, истекающую уже не росой, а крупными каплями буйного ливня. Пальчик тянется к жемчужине страсти… Но нет! Руки скованы, колени не сдвинуть! Вот от этих бессмысленных метаний рук и ног ее избавляет веревка. Не остается никакой двойственности, никаких колебаний – лишь бурлящее внутри желание, и воля господина, выраженная твердо и безусловно. Поэтому никаких скользящих петель, никакой иллюзии перемен или выбора. Только честные узлы. И тогда матка берет власть над телом и подчиняет себе разум. Рабыня, хотя бы раз захлебнувшаяся своими желаниями в плену веревки, даже двигаться начинает по-другому, каждым своим движением источая призыв. Такую рабыню можно выводить на продажу даже одетой. Ей достаточно пройтись по помосту, чтобы принести высшую цену.

- А еще запах! - он вновь обернулся к 'Жку. - Ты замечал, что девственницы пахнут по-особому? Мне кажется, в этом запахе что-то напоминает о пепле. Словно мускусом сбрызнули пепел сандала...

Судя по тому, как дыбилось мужское достоинство 'Жка, он видел и замечал.

Но хозяину показалось мало такого ответа. Внезапно он ладонью зачерпнул обильно сочащуюся влагу и с хохотом растер по лицу пленника густой женский сок.

- Наслаждайся! Божественный аромат! – рассмеялся он и с явным удовольствием облизал пальцы. – И вкус.

Девчонка рефлекторно дернулась от неожиданного прикосновения, но тут же покорно замерла в неудобной позе, опираясь на связанные руки и перегнувшись через них.

Но долго ей не пришлось страдать от неудобства.

Удовлетворившись зрелищем налитых кровью глаз безумствующего ‘Жка, хозяин вновь вернулся к юной рабыне.

Двумя белыми шнурами он привязал ее лодыжки к массивным ножкам лавки. Крепко, крест-накрест, заставив полностью раскрыться и раздвинуть колени на всю немалую ширину лавки. Под ягодицы подсунул жесткий валик, подняв живот и лоно, заставив еще сильнее прогнуться. Но на лице рабыни отразилось облегчение – теперь тяжесть тела приходилась не на руки, а на плечи и поясницу.

- Ну, что ж, приступим! - провозгласил хозяин и сбросил свое черное одеяние...

***

У него была фигура воина. Почти идеальная – если рассуждать в земных понятиях и брать за идеал не «греческий» вариант атлетической фигуры, «конической», с массивными плечами и тонкой талией, а ориентироваться на азиатский образец богатыря, где средоточием физической силы считают живот и поясницу, а идеальная мужская