Малахитовый бегемот. Фантастические повести (сборник) - Алексей Константинович Смирнов

- Мы перекрасим, - зловеще усмехнулся Маат.

...Они шли мимо трубопроводов и балок, бетонных конструкций, блоков и строительных барабанов; повсюду каплями ударялась вода. Многие трубы основательно проржавели, и вентили закручивались не до конца; там и тут торчали клочья войлока, кем-то изъеденные. Высились краны, а вскорости прошел и сам обещанный робот: бочкообразное непрезентабельное изделие с бицепсами культуриста.

В далеком далеке искрилась сварка.

Они спотыкались о шланги и шнуры; против собственной воли Мента медленно проводила ладошкой по тянувшимся вдоль стены угольно-черным кабелям.

- Здесь живут? - спросила она.

- А как же. Не очень долго, но пару ночей им удается перетерпеть. Ты с некоторыми, судя по твоему виду, повстречалась... Здесь многие упростились самостоятельно, навсегда, а некоторые - частично, в них что-то мутировало или свихнулось в голове. Здесь есть бароны и парии, некоторое подобие законов - всему этому скоро наступит конец... Никакое общественное сознание не приведет к так понимаемому добру, ибо означает понижение градуса сложности...

Он остановился, продолжая гипнотизировать:

- Потому что закон. Город был, окружил себя кладбищем, город снялся и двинулся прочь, в направлении сложной и безопасной жизни. Мы выполняем полезное дело, уничтожая мир во имя Небесного Царства. Твои пациенты в итоге придут ко мне...

- Ко мне приходят с цветами.

- А ко мне без цветов. Иногда я сам приношу им цветы - лютик или ромашку. Но в основном - лебеду и лопухи...

Стучало и грохотало; подземелье готовилось в путь.

- Все посмотрела, - Маат тронул Менту за локоть, и ему пришлось для этого присесть. - На погост не желаешь сходить? На папашину могилку? Довольно аккуратный холмик, он пышно порос всякой порослью и недорослью. Я там при случае справляю нужду.

В Менте Пиперите боролись два чувства.

- Нет, я не хочу на погост, - решительно отказалась она, и сразу же очнулась в горнице, за столом, напротив Маата.

Тот перегнулся, вцепился в ее спутанные волосы и потянул на себя.

6

- Много, много недель без женщин, - приговаривал он. - И месяцев, и лет - не вести же мне счет кладбищенским бабкам... и малолеткам с лукошками... И ты не женщина, ты черт-те что, но ты хоть похожа, и это смогли оценить упрощенные... Я посложнее...

- Ты проще всех, - простонала Мента Пиперита.

- Да, - это так, - пыхтел Маат. - Ты убеждала меня в обратном, но ты намного сложнее, простенькая, ибо творишь... Готовишь пути к последнему уравнению... Но энтропия заложена в толпе, и толпы вокруг тебя...

Он перетянул ее через стол и швырнул на лежак.

- Я все равно не стану перекрашивать Плетни, - угрюмо предупредил Маат. - Меня не берут твои географические приемы. Я буду убивать дальше, я буду упрощать.

- И не надо, - Мента, намереваясь затянуть время, немедленно согласилась. - Люди сами умрут и сделаются проще некуда. Ты только не убивай... оставь родителю...

- Я уже слышал, что там бывает совсем хитромудро...

Подушка вдруг изошла соком васильков и анютиных глазок.

Маат дотянулся ногой до швабры и толчком опрокинул несколько ведер, стоявших в углу. Те опрокинулись, по полу растеклись неожиданно яркие, жестокие краски.

- Я сразу в тебя влюбился, а это плохо, - приговаривал Маат, сдирая с Менты одежду, доламывая китовые усы и швыряя все это в скорлупки и семечки-шелуху. - Любовь - понижение энтропии. Прекрасную, восторженную жизнь не вдруг упростишь...

Мента Пиперита сопротивлялась из последних карликовых сил. Ее противоестественно тянуло к Маату, и он опять оказывался прав, это было исключительно плохо, ибо всю жизнь она старалась украсить жизнь никоим образом не так, иначе.

"Я не сложнее, я много проще бабьей простотой", - она про себя повторила маатову мысль.

- Мы послужим распаду, - прохрипел Маат, вторгаясь в нее так, что внутри Менты Пипериты сразу же начало рождаться и расти что-то постороннее, самостоятельное. Он узнавал в ней свое незнакомое женское, то есть себя самого; он упивался собой совокупным, как упивался оплодотворенным яйцом.

Яйцо между тем - уже их общее, оплодотворенное - стремительно увеличивалось, и оба на миг отвалились друг от друга: что это? Возможно, так происходит потому, что оба они родились стариками?

Между обоими нарастало и укреплялось странное чувство сродни недолговечной любви. "Любовь это плохо, - вновь и вновь подумывал Маат. - Любовь это снижение энтропии".

Он накрыл Менту Пипериту всей своей тушей, колотя ногами в резиновых сапогах. Протискиваясь в нее и уже, собственно говоря, разрядившись, он продолжал трудиться, и орган, который порождал неимоверно сложное и неимоверное простое, все больше наталкивался на растущее сопротивление.

Захрипела и Мента. Еле державшийся стилет вывалился и звякнул.

- Мы старые, - еле выговорила она. - У нас почему-то быстрее. Он уже зреет и бьет ногой в печень, он скоро родится на свет.

Маат лежал на ней, ритмично двигая тазом, и не произносил ни слова.

Мента купалась в крови, которая исторглась вдруг отовсюду. Она была уже не проста, она была пуста.

Что-то с недюжинной силой ударило Маата в пах; кровосмеситель отшатнулся, взирая на улыбающееся лицо, показавшееся из Менты. Высунулась пара маленьких еще ручек, но и они не рвали промежность, они разорвали карлицу на две полые части, которые сразу же начали подсыхать, и в них застрекотали откуда-то явившиеся сверчки.

- Однако же и приплод, - пробормотал отец. - Да он растет!

Младенец соскочил со стола, оглядываясь на темные углы.

Мента Пиперита была еще жива и помнила о Географическом Обществе. Она нашарила оставленный на столе крошечный пистолет, о котором напрочь забыла, прицелилась и выстрелила Маату в лоб.

- Ты тяжелый клиент, а мне тоже хочется простоты, больше - легкости...

Соломенные пряди распались, показывая дырочку в копейку величиной. Сзади брызнуло чернилами.

Мента попыталась спрыгнуть на шершавые половицы, но тут же умерла.

Младенец с любопытством подошел к Маату, обнюхал его, сунул палец в отверстие облизнул. Лицо Маата смялось в газетный комок вроде тех, что он скатывал в нужнике, пропитываясь Прустом, Хайдеггером и Священным Писанием..

Новорожденный умел говорить.

- А-а-а-а, - залепетал он. - Оба стараются все упростить, но для каждого жизнь прекрасна, и для меня она будет прекрасна, и я ее проживу.

Голый, уже похожий на пятилетнего, он шагнул на крыльцо, где его встретил погост.

... Его воспитали волки и даже дурные люди, но он выучился играть на скрипке и брал призы. Снились ему черно-белые сны,