Виктор Пелевин - S.N.U.F.F.

Да-да. Ни больше и ни меньше. В CINEWS решили — фактически плюнув в лицо ГУЛАГУ, с которым не проводилось никаких консультаций, — открыть мемориал пупараса Трыга, умучанного в собственном доме оркской охранкой. И не просто памятник, а целый музей с экспонатами — об этом объявили по всем информационным каналам. ГУЛАГУ ничего не осталось, как сделать хорошую мину и подключиться в последний момент, оставив разборки на потом. А ребята из CINEWS, не будь дураками, тут же заставили ГУЛАГ оплатить мемориал из своей кассы.

«И вечный бой, покой нам только снится…» — совершенно точно подметил древний поэт. Он, кстати, тоже был пупарасом в душе. Не зря ведь писал всю жизнь про арлекинов да незнакомок в масках — сегодня любой психоаналитик понимает, что это значит.

Алена-Либертина, которая лично проводила церемонию открытия, потребовала, чтобы я пришел туда вместе с Каей. Это, как она объяснила, был не столько совет, сколько приказ.

— Вылазь из клозета, Дамилола, — сказала она игриво. — Мы все про тебя знаем.

— Я ничего и не скрываю, — огрызнулся я. — Просто моя девочка никогда раньше не выходила из дома.

— И ты боишься, что у нее пропадет молоко?

Я хотел было заметить, что предклимактериальной даме опасно шутить на постклимактериальные темы, но как всегда сдержался. В древности военного летчика мог спасти парашют, а в наши дни — только железная выдержка.

Алена-Либертина стала объяснять, что по линии CINEWS я буду сопровождать Грыма с Хлоей. Но я еще и член глуми-коммьюнити, а участие Каи — это просьба руководства ГУЛАГа, ибо ГУЛАГ хочет, чтобы народ наконец поверил, что суры сегмента «хай энд» доступны, пусть и с некоторыми оговорками, представителям среднего класса.

Постепенно от сердца у меня отлегло. Я, если честно, даже почувствовал укол тщеславия. Нельзя владеть бесценным сокровищем и всю жизнь прятать его от людей — желание похвастаться будет постоянно копиться в подсознании и в какой-то момент может выплеснуться самым безрассудным образом. Так что все, возможно, было к лучшему.

Надо было решить, как сказать об этом Кае. И здесь мне, конечно, помог мой служебный опыт.

Ведь в чем суть медиа-бизнеса? Когда к людям приходит горе, постарайтесь хорошенько его продать в виде новостей — и будет вам счастье. В этот раз проблемы появились у меня самого — но, похоже, вместе с ними приплыл и шанс трансмутировать свою головную боль в удовольствие. Достаточно было выдать приказ начальства за приступ личного благородства — и получить у Каи хороший допаминовый кредит.

Есть простое правило: когда вы проявляете великодушие, следует делать это безыскусно и просто — ибо, если вы произнесете слишком много слов, облагодетельствованный может случайно заглянуть вам в душу, и смажется весь эффект.

— Кая, — сказал я на следующее утро, — у меня для тебя хорошие новости.

— Какие? — спросила она.

— Ты просила, чтобы я снял пространственную блокировку. Я согласен. Ты сможешь выходить из дома. И еще я познакомлю тебя с Грымом.

Она подняла на меня очень внимательные глаза. То ли мне кажется, то ли это действительно так, но она совсем забывает, что надо моргать, когда что-то интересует ее по-настоящему.

— Сегодня мы пойдем на открытие одного мемориала, — продолжал я. — Там будут люди, которые могут с тобой заговорить. Поэтому запомни: все, что ты до сегодняшнего дня видела на моем боевом маниту — личная информация.

Кая кивнула. Я знал, что меня услышала подпрограмма, реагирующая на кодовые слова «личная информация», поэтому дальше можно не объяснять — никаких секретов она никому не выдаст.

— Там будет и Грым. Ты сможешь с ним познакомиться. Но за это…

Она подскочила ко мне и звучно чмокнула меня в рот.

— За это что хочешь, толстый…

Следующие два часа я не стану описывать.

Хотя бы потому, что любой рассказ о физической канве происходившего (а все подобные отчеты так или иначе сводятся к этому) создаст у читателя ложное ощущение, будто он все понимает — и мой опыт не так уж и отличается от того, что он проделывает со своим мешком картошки, обожравшись думедролом в субботний вечер.

Снимай нас камера, ничего особенного внешний наблюдатель не увидел бы. Возможно, наше соитие показалось бы ему похожим на брак двух ленивцев: вместо жизнеутверждающих движений, понятных любому доброжелателю, он увидел бы вялые поглаживания.

Но внутренняя реальность часто отличается от внешней. Через пять минут этого медленного танца я чувствовал себя бурлящим чайником, у которого сорвало крышку — и то, что было раньше моей личностью, превращалось на огне невыносимого наслаждения в облако пара, в одну из тех выкипевших душ, что плывут в синей пустоте неба под видом облаков…

Когда я пришел в себя, Каи уже не было рядом — она деловито одевалась.

Я наконец увидел, что за одежду она себе купила.

— Ты хочешь вот в этом…

— Хоть сюда ты не суйся, — наморщилась она. — Неужели ты думаешь, что и в этом понимаешь?

Она надела мешковатое черное платье с огромным «смайлом» — двумя белыми точками глаз и полукругом улыбающегося рта, из которого вдобавок торчал красный высунутый язык. Приглядевшись, я понял, что это даже не платье. Это была мужская майка большого размера.

Вообще в жару так ходят многие оркские девчонки. А наша молодежь часто перенимает их моду — как говорят дискурсмонгеры, в знак протеста против менеджмента.

Такое «платье» выглядит своеобразно. Самое интересное, конечно, происходит с грудью, потому что лямки майки не столько скрывают ее, сколько дают формальный повод считать приличия соблюденными.

Кае это ужасно шло.

Еще она подкрасила зеленым одну бровь — опять по последней оркской контркультурной моде.

— Еще синяк нарисуй, — сказал я.

— Ты лучше на себя посмотри.

Оказалось, девочка была права.

Когда я зашел в комнату счастья и поглядел в зеркало, я увидел под своими глазами темные круги. Не очень заметные — такие могли появиться после бессонной ночи. Но раньше у меня их никогда не было. Я наскоро привел себя в порядок, надел парадную форму CINEWS INC, и мы под руку с Каей вышли из дома.

Я, если честно, чувствовал себя немного дико — но Кая вела себя так, словно для нее это самое привычное дело. Собственно, вести себя так, словно все это для нее самое привычное дело, и было для нее самым привычным делом.

Через пять минут труба выплюнула нас на заполненную людьми эспланаду, где был оборудован этот самый пленэр-мемориал.

Под него выделили стандартный стометровый бокс с прямым выходом из трубы, что указывало на высокий статус происходящего.

Фуршет уже начался, и было довольно много народу. Вокруг Алены-Либертины, надевшей по такому случаю серебристый хитон и большие рубиновые сережки, кучковались люди из нашего отдела новостей. ГУЛАГ представляли несколько известных пупарасов со своими сурами.

От дружественных секс-меньшинств пришли звезды первой величины — дыб-триэт «Лес Три»: трое стриженных наголо девчонок в кожаных фартуках (точь-в-точь как в своем предвоенном клипе «Оркское Мясо Rare»). До этого я их видел только на маниту. В реальности они были так же обворожительны — только раньше мне казалось, что они намного выше ростом.

Девочки уже раздали автографы и явно скучали — их пригнали сюда из-за хита «Пупарас Трыг — Мое Сердце Прыг», который они имели неосторожность исполнить месяц назад, и теперь им приходилось отрабатывать карму. По тому, как они стояли и в какую сторону улыбались, сразу можно было определить, где над залом висят микрокамеры. «Пупараса Трыга» заводили раз за разом, и, когда стоявший в стороне сомелье поднимал руку, девочки начинали приплясывать и подпевать собственной записи.

Большое количество секьюрити в неброских синих и серых тогах свидетельствовало о присутствии кого-то очень важного. Но я глазам своим не поверил, когда понял, что приближающийся ко мне усталый немолодой человек в черном кавалерийском плаще — это Давид-Голиаф Арафат Цукербергер.

Может быть, он и не самый известный пупарас, но самый богатый — точно. Он один из попечителей Резерва Маниту, а этих ребят даже нет смысла называть богачами, потому что на них, как на китах, держится чужое богатство и бедность. Живут они там же, где звезды снафов — в огромных виллах в верхней части офшара, куда камерам запрещено подниматься. Летчик может посмотреть на их жилища, только если его наймут устраивать фейерверки во время их вечеринок. У них там открытые сады с невидимыми кондиционными экранами. Райские кущи. Но если подлететь к такому саду слишком близко, собьют без предупреждения.

Давид-Голиаф не самая большая величина в Резерве, но для всех остальных смертных он божество. И вот теперь этот бог шел ко мне, улыбаясь как равному, — а рядом с ним шагал его новый сур. Я даже вздрогнул, когда его увидел.