Гиблое дело - Кори Доктороу

Фыонг обняла меня – тепло, дружелюбно и не только, и на мгновение я забыл обо всем, кроме ее потрясающе пряного запаха и гладкости блестящих волос у меня на щеке. Потом она чмокнула меня в щеку, чмокнула в губы, и я…

Ох.

Я расстелил покрывало, неловко болтая о том и о сем – увы, гениальных мыслей, которые скрыли бы мою нелепую натуру, в голову не приходило. Но потом я достал фриттату, и все изменилось, потому что уж что-что, а фриттаты – моя тема. Секрет – каперсы. И карамелизированный лук, запеченный дважды – сначала с бататом, потом в составе самой фриттаты. И орегано. И потом подрумянить все это. В общем, я шарю.

– Обалденно вкусно, – сказала она.

– Знаю.

– И правильно. Ненавижу ложную скромность. Дай-ка еще кусок.

Доев и вытерев губы салфеткой, она посмотрела мне прямо в глаза.

– Как же славно, – сказала она.

– Знаю, – повторил я.

– Да я не про еду. – Она махнула рукой, охватывая и парк, и меня, и себя. – По факту, конечно, ситуация аховая, но с тобой очень приятно идти ко дну.

– Кхм. – Я набрал воздуха в грудь. – Фыонг, пожалуйста, не сочти меня бешеным чудиком, но я сейчас очень счастлив.

– Ты не бешеный.

– Но чудик?

– Еще какой, – сказала она.

Последние три (четыре? пять?) раза она сама делала первый шаг. Пришло мое время.

– Можно взять тебя за руку?

– Можно.

У нее была теплая, живая, крепкая и мозолистая ладонь.

– Можно поцеловать?

– Можно.

Мы долго, очень долго сидели так.

– Ох, – сказал я.

– Знаешь, как раз на ум пришло то же самое. Мои соседи сегодня дома, – сказала она и посмотрела на меня очень серьезно.

– А мои – нет.

– Что ж, – сказала она. – Это славно.

* * *

С ней было так хорошо. Конечно, в новых отношениях всегда было хорошо, да и в целом приятно было сбросить напряжение, которое не отпускало меня в последние дни, попутно насладившись изучением незнакомого тела.

Но Фыонг объективно была хороша: спортивная, энергичная, готовая удивлять и смеяться – мы постоянно хохотали, иногда вместе, но не всегда. А самое приятное, что она точно знала, чего хочет, и командовала:

– Здесь.

– Лизни там.

– Укуси тут.

– Сильнее.

– Нежнее.

– Не останавливайся.

Ох.

У меня с откровенностью всегда были проблемы. Да, в школе нам говорили, что в сексе нет ничего постыдного, зато дома дедушка постоянно отвешивал одновременно брезгливые и сальные сексистские шутки, и я попросту не знал, как сказать партнерам, чего хочу.

Возможно, потому что и сами они не были настолько откровенны. Постепенно я начал следовать ее примеру – сначала робко, потом все увереннее, и Фыонг реагировала с таким энтузиазмом, что вскоре стыд был забыт. Сказать, что мне понравилось, – ничего не сказать. Секс с ней был запредельным.

– Ох.

– Ты часто вздыхаешь. – Я принес нам из холодильника холодной воды, и ее холодные губы касались кожи под ухом.

– Да нет, – отозвался я. – Просто… – Я скользнул пальцем по ее боку, и она вздрогнула. – Ох.

Вздох перешел в зевок. Затем еще один.

Она куснула меня там, где только что целовала.

– Я такая скучная?

Я вскрикнул.

– Нет, извини. Просто не выспался.

– У-у, обо мне думал?

– Э-э, если честно, то нет. – Я рассказал ей о Кеннете и Деррике и о том, как в бешенстве читал «Ступающих сквозь скот».

– Обалдеть, за один присест прочитал?

– Да уж, знаю. Такая мерзость. Но, знаешь, затягивает. Ну, недаром она такая успешная.

– Да, – согласилась Фыонг. – Это ж типичная третьесортная фэнтезятина: главные герои лучше остальных просто по факту существования, а добиться успеха им не дают тупые мерзкие хейтеры, которые отказываются признавать, что все бы разом наладилось, окажись власть в руках этих гениев.

– И что, вся третьесортная фэнтезятина такая?

– Дык да. «Король Артур» этот сраный. «Властелин колец». «Игра Эндера». «Звездные войны». «Основание»…

– Чую, сюда затесалась научная фантастика.

– Скорость света преодолевают? Значит, фэнтезятина, – парировала она. Потом приподнялась на локте, и я завороженно уставился на игру света на ее коже. Она щелкнула пальцами у меня под носом. – Алло, слышишь меня? Глазки повыше.

– Прости.

– Да ничего. Просто на тебя сейчас снизойдет откровение. Знаешь, что лежит в основе консерватизма? Никогда не задумывался, как белые националисты, империалисты, женоненавистники, христиане и мамкины инвесторы уживаются в одной политкатегории? Что между ними общего?

– Э… – Я никогда не задумывался об этом, но идеи на первый взгляд казались довольно разными. Тогда откуда единая идеология? – Блин, не знаю. Как-то странно.

– Да нет, вполне объяснимо. Вспоминай, что я говорила про третьесортную фэнтезятину.

– А! Хм. – Я задумался. Блин, как же хотелось показать Фыонг, что мы с ней на одном уровне, хотя я только окончил школу, а она три года общалась с умнейшими людьми, спасающими затопленный Лондон. – Э…

– Ничего, поймешь. – Она потянулась, как кошка, и тут же больно меня ущипнула. – Глаза выше!

– Кхм. – Соображать было трудно, но я старался изо всех сил. – Все они думают, что во главе должен стоять кто-то определенный.

– Какой умный мальчик, – сказала она и поцеловала меня. – Именно. Мы считаем, что люди не рождаются правителями. Они считают наоборот: одни рождены, чтобы править, другие – чтобы подчиняться. В этом вся разница. Именно эту перемену и представляла собой Увайни. Проблема ведь вовсе не в том, что сто пятьдесят белых мужиков правят миром. Заменить половину из них на женщин и темнокожих – все равно что менять шило на мыло. Проблема изначально в том, что миром не должна править маленькая группа людей. Точка.

– Никогда об этом не задумывался.

– Ну, вот тебе пища для размышлений. Поэтому вся научная фантастика и фэнтези – просто бредни правых. Гарри Поттер, все эти книжки про избранных – просто евгеника, приправленная воображением. Избранными не рождаются, и у людей нет конкретной «второй половинки», с которой им суждено встретиться. Все люди разные, и в какой-то мере они могут совершенствоваться, но никто не рожден, чтобы править, и никто не рожден, чтобы быть слугой.

– Ох.

Она куснула меня, но не сильно.

– Слишком часто вздыхаешь.

– Я не специально. Просто ты меня поражаешь. Прости.

– Не слышу искренности в словах.

– Видишь? Ты такая умная.

Она притворно фыркнула, а потом мы снова отвлеклись друг на друга.

– Ох.

– Дурень.

– Прости, просто… ну… ох.

– Это все конфетно-букетный период. Подожди пару месяцев, пройдет.

– А что, у нас есть пара месяцев?

Она прикрыла рот ладонью.

– Блин, – сказала она. – Прости, не хотела тебя отпугнуть.

– Отпугнуть? Да я в восторге.

– Теперь ты меня отпугиваешь.

По ней было