Полдень XXI век, 2009 № 8 - Андрей Нариманович Измайлов

впервые служебное положение в личных целях использую. Тебя наши орлы быстро нашли, а вот Степанов пропал, как в воду канул. Его семья со старой квартиры переехала, а куда — неизвестно. В их жилконторе десять лет назад пожар случился, весь архив сгорел. Ты, часом, не знаешь, куда он деться мог? Вы, вроде, с ним корешились?

Марат сглотнул и постарался вложить в свой ответ как можно больше убежденности:

— Нет, не знаю. С тех пор, как он в другую школу перевелся, я его всего один раз видел. На улице случайно столкнулись.

— Это когда было?

— Дай подумать... В восемьдесят девятом. Точно, тогда. Мне как раз весенний призыв светил.

— А на какой улице встретились, — теперь разговор напоминал скорее допрос, Сафонов уже не пытался скрыть звеневшие в его голосе профессиональные нотки.

— На Думской. Напротив булочной. Он за хлебом шел.

— Что-нибудь о себе рассказывал?

— Ага. Сказал, что жениться собирается, а невеста в Москве живет. Еще сказал, что там и осядет. Да мы совсем немного поговорили. Я спешил очень, и он был не в настроении о себе рассказывать. Так, перекинулись парой фраз и разбежались.

— В Москву, значит... Понятно. Ну, прям не знаю, смогу ли я его в Москве за оставшиеся две недели отыскать. Может, и не успею. Ну а ты приходи обязательно! Без тебя, гордости нашего выпуска, вся встреча коту под хвост пойдет. Адрес записывай...

Марат механически записал адрес и повесил трубку. «Дырку ты от бублика получишь, а не Шарапова! — со злой радостью подумал он. — Можешь меня на изнанку вывернуть, но ничего я тебе не скажу, товарищ сексот. Ищи теперь со своими орлами Боримэшку хоть по всей России. Только искать-то вы будете среди тридцатипятилетних!»

Он действительно видел Боримэ последний раз в восемьдесят девятом. Столкнулся с ним на улице и глазам своим не поверил. Боримэ с момента их последней встречи нисколько не изменился: как был ростом с шестилетнего ребенка, так и остался. И в булочную шел так, словно его мама за хлебом послала: зажав в кулаке мелочь и волоча по земле длиннющую авоську. Поговорили они и правда недолго, но после этого разговора осталось на душе у Марата мутное пятно, как на сетчатке глаз, когда смотришь на фотовспышку. Оттого, что, глядя на неизменившегося Боримэ, Марат снова почувствовал, как его логичный и стройный мир снова начинает поворачиваться вверх осями.

А вчера (вот ведь совпадения!) Боримэ позвонил в лабораторию. Марат сперва подумал, что это жена, и испугался, не случилось ли чего дома. Она никогда не звонит по пустякам. А услышав в трубке детский голос, сразу же понял, кто еще мог вспомнить о нем среди ночи.

— Привет, Марат.

— Привет, Боримэ.

— Ты все ищешь?

— Почти нашел...

— А скажи, сколько сейчас в твоей лаборатории кроликов?

— Восемь.

— А хомяков?

— Шестнадцать хомяков и еще пять крыс.

— А сколько пуговиц на твоем халате?

Марат посчитал:

— Шесть.

— Все на месте?

— Все на месте. У меня уже давно не отрываются пуговицы, Боримэ. Жена крепко пришивает.

— А на прошлой неделе ты ничего не терял?

— Действительно, терял, — Марат, как и в детстве, нисколько не удивился странному вопросу. — Ключи от квартиры посеял. Ох, и всыпала мне Надька!

— Я очень рад за тебя, Марат, — Боримэ вздохнул с облегчением. — Ты все сделаешь правильно. И не грусти, что жизнь, как тебе кажется, прожита зря. На таких, как ты, земля держится.

Марат слушал короткие гудки и чувствовал, как снова наползает на него со всех сторон душевная муть. Ну, уж нет! Его жизнь не прожита зря! Ему ли этого не знать? Он в двух шагах от великого открытия. Он станет знаменит, и Надя больше не будет плакать по ночам и раздраженно хлопать обшарпанной дверью, уходя на работу. И никогда больше теща не станет шипеть за спиной: «Неудачник», а молоденькие лаборантки хихикать над его замотанными изолентой очками. Он, Марат Краснов, избавит людей от ночных кошмаров и страха перед будущим. И все же... Почему невзрослеющий ребенок спешит его утешить? Неужели он все-таки это сделает...

Марат закрыл глаза руками. А впрочем, он всегда в глубине души знал, что сделает. И пластиковая канистра с керосином была забыта в кабинете не случайно. Он усмехнулся, вспомнив, как пилила его за эту канистру Надежда, вынужденная целых две недели на даче варить суп в электрочайнике. Она звонила, напоминала, грозила разводом, а он все равно, торопясь на последнюю электричку, хватал портфель, торопливо переобувался и выбегал из лаборатории, забыв злополучную канистру под столом. И смутно догадывался, отчего забывал. Догадывался, но дальше и думать боялся. Тогда боялся. Сейчас, после звонка Сафонова, он понял, что бояться нужно совсем не этого.

Марат решительно отодвинул стол и достал из-за стенной панели папку. Вот она, золотая мечта, стоившая ему двадцати лет работы и разрушенной семейной жизни. Мечта, почти ставшая реальностью. А может, самая главная прелесть мечты в том, что она недостижима?

Он чиркнул спичкой и поджег первый лист. Бумага скорчилась, как от боли, и жадная чернота начала пожирать торопливые строчки. Марат потянулся за очередным листком, зацепился халатом за край стола и — хрясь! — нижняя пуговица со стуком отскочила на пол, разорвав ткань. Марат несколько секунд недоуменно смотрел на дырку, а потом начал торопливо кидать в раковину исписанную бумагу уже не по листочку, а плотными пачками, щедро поливая пламя керосином.

Красные отблески плясали по белому кафелю, превращая унылую лабораторию в замок волшебника из сказок Боримэшкиной бабушки. Только Марат был в этом замке не волшебником, как ему казалось раньше, и не рыцарем, а лысеющим мужчиной под сорок, угробившим свою жизнь на глупую затею.

— Прости меня, Надюша, — прошептал сам себе Марат. — Но ты все-таки вышла замуж за неудачника.

А когда Марат сидел на полу возле раковины, наполненной почти до краев черным пеплом, и думал о самоубийстве, телефон задребезжал снова.

— Марат? Мне показалось, тебе сейчас очень нужно, чтобы я позвонил.

— Я все уничтожил, Боримэ...

— Я знаю, — Боримэ помолчал. — Прости, Марат, любые слова сейчас были бы банальностью. Давай просто поболтаем, как в детстве. И я опять отвечу на все твои вопросы, хочешь?

— Да, — Марат почувствовал, как слезы встали комом в горле. Он отбросил ложный стыд и