Малахитовый бегемот. Фантастические повести (сборник) - Алексей Константинович Смирнов

иных волокли на улицу, иные сами, тихо и беззвучно, валились под лавки. Всепроникающий шансон накладывался на гармошкины хрипы, и это создавало особую жирноватую хрипотцу. Мелькали грязно-белые тени, летали сковороды, визжали далекие поросята, и воздух, казалось, был переполнен липким перцем. Издалека доносился детский горшечный плач.

Палочки были разложены в ряд: разноцветные и монотонные.

Егор, позабыв о пиве, не мог отвести от них глаз.

- Ведь было же что-то хорошее? - вкрадчиво спрашивал его Маат, ерзая на лавке, ибо у него зудело в заду. - Ну, например.

Поколебавшись, Егор вытянул длинную красную палочку и осторожно положил перед собой.

- Что это? - в голосе Маата проступило нетерпение.

- Зоопарк, - ответил Егор.

- Тебя водили в зоопарк? - уточнил Маат.

- Да. Водили. Очень давно, мальчишкой малым. Там гуси, слоны и жирафы.

- И было хорошо?

- Да, было очень хорошо. Погожий день, майское воскресенье. Третье воскресенье мая, - вспомнил он, направляемый гайкой.

- Теперь гляди внимательнее и выбери еще один хороший день.

Хорошенько подумав, полупьяный Егор вытянул желтую.

- Что это?

- Велосипед. Тогда мне купили велосипед.

- Когда это произошло?

- Давно.

- Когда это произошло? - повторил Маат, глядя в упор.

- 24 августа 1979 года.

- Отлично. Клади его рядышком с зоопарком. А что для тебя было важнее - зоопарк или велосипед?

В этом гадком угаре, супротив соломенного верзилы, разговор принимал неприятный и непонятный оборот.

Подумав немного, полувековой Егор остановился на велосипеде.

- Тогда мы чуть выдвинем желтую палочку вверх. Еще что вспомнишь?

- Маму, - выдавил Егор.

- Еще бы. Конечно, маму. Синяя палочка, рядом с желтой. Ты согласен? Выше других. Ну, а еще? Аквариум? Футбольный мяч?

Егор уже не ходил к стойке и не добавлял соточку. Он глубоко задумался, и это занятие было ему непривычно. Дандер, усевшийся по соседству, вдруг понял, что наблюдает нечто крайне важное, хотя в этих двух мужиках, степенно беседующих, не было ровным счетом ничего особенного. Разве что палочки. Фигура, которая выстраивалась на липком столе, уже что-то напоминала ему; рука невольно потянулась за датчиком.

- Но аквариум не настолько важен, как мама и велосипед, - уверенно прохрипел Маат. И приспустил зеленую палочку. И рядом - футбольный мячик. Гляди - уже пять составляющих! Немного напоминает радугу... Папа?

Лицо мужика потемнело.

- Черная палочка. Пил мертвую и бросил нас, когда мне и двух не было...

- Значит, не помнишь его вовсе?

- К несчастью, помню.

- Черная палочка, ниже других. Рядом с синей.

- Зачем это все? - вдруг взбунтовался Егор. Он ударил бокалом по столу, и Маат поспешно вывесил гайку поближе к нему.

Дандер, едва увидел этот предмет, понял все и собрался бежать, но Маат наполовину развернулся к нему, и гайка закачалась перед ассистентом, убеждая вернуться на место.

Маат уже понял, что ему наступают на пятки, но решился докончить начатое.

Дандер сидел с разинутым ртом, и Маат с удовлетворением отметил укрепление своих гипнотических сил. Он вновь повернулся к Егору, на вопрос отвечать не стал.

- У нас вышел целый Плетень! - Маат в притворном удивлении развел руками. - Смотри, сколько цветов! И все по-своему торчат, высовываются, обозначая значимость. Что выше, то и главнее. Красный, желтый, синий, черный, зеленый... Знаешь, что это такое? Это твоя жизнь.

Егор уже больше не перебивал его.

- Это твои воспоминания. Запоминается яркое, оно и есть жизнь, а прочее - шелуха, - Маат сплюнул. - Хорошо бы еще каких-нибудь красок. Вот у меня есть фиолетовая палочка, а вот сиреневая. Вот голубая. Ничего не приходит в голову?

- Рыбалка, - пробормотал Егор. - Баня. - Девушка, давным-давно.

- Ну, мало ли что давно! Девушку на первое место! - Маат положил фиолетовую палочку вровень с синей и черной.

"Штрих-код", - подумал Дандер.

- Подсаживайтесь, - позвал его Маат. Юноша пересел, не сводя глаз с разноцветных палочек.

- Это целая жизнь, - серьезно повторил Маат. - Смотрите... Дандер? Очень приятно, Николай... Это Егор... Смотрите: егорова жизнь наполнена красками. Ему есть, о чем вспомнить и пожалеть, случись неприятность.

В этом пункте он осклабился.

- Это симфония, буйство цвета...

Дандер не верил ушам: Маат почти слово в слово повторял то, что он ежедневно выслушивал от Менты Пипериты. Оборванец и забулдыга на глазах оборачивался просвещенным суъектом. Но Мента гонялась за призраками, а перед Дандером сидел живой человек.

- Это Прустов Плетень, - сообщил прилично начитанный Маат, и лицо его на миг исказилось по причине отвращения к сложному писателю: Пруст был крайне замысловат, с Маатом у него не сложилось, и жаль, что он уже переселился на небеса, хотя никаких небес нет, и никакой преисподней тоже нет, есть только вечное, ровное, утробно-теплое, бесконечно простое, которому мешают всякие умники с богатыми воспоминаниями и уникальным опытом бытия. Но это не мешает небесам существовать.

Плетень был собственно временем, набором разноцветных памятных впечатлений разнообразной продолжительности; ершистый; по сути Прустов Плетень являлся самим личным временем, доступным человеческому постижению.

Кроме этих отпечатков-впечатлений не остается ничего, и память похожа на человеческий геном, где больше девяноста процентов - малопонятные шлаки, таинственный мусор, и только считанные единицы отвечают за развитие носов, ушей и ногтей.

Маат поначалу не думал подробно знакомиться с Прустом, он никогда его не читал прежде, он просто прочел о нем в местной газете, редактор которой сошел с ума и напечатал юбилейную статью, аккурат десятого июля; никто ничего не понял, редактору простили запой, а про статью забыли. Однако Маат хорошо запомнил про субъективное восприятие времени и понял, что сумма впечатлений - она и есть самая сложность, то есть жизнь. Пришлось ознакомиться после...

- А теперь посмотри, Егор, - Маат вынул красную палочку и заменил серой. Потом он то же самое проделал с синей и зеленой, потом - с остальными. Черную он оставил на месте. У собеседника отвисла челюсть, глаза впились в неровную серую изгородь.

- Ничего такого светлого, Егор, - улыбнулся Маат, вновь принимаясь за гайку. - Сплошные будни. Ведь ты умрешь. Ты знаешь это? И что тебе велосипед? Ты умрешь.

- Прекратите, - голос Дандера зазвенел от гнева. - Вы же сейчас лишите его последнего. Верните краски.

- Вам, юноша, я кое-что покажу и объясню, - железные зубы Маата сверкнули среди соломенного снопа. - Но вам для этого придется навестить меня дома. Вы просвещенный