Говорящие памятники. Книга II. Проклятие - Филимон Иванович Сергеев

перекрестилась. – Всем нужна власть, немереное богатство, западные и местные бойфренды, бонусы, действующая «фанера» – деньги. В суземье всё иначе. Каждая ряска, каждая сухара или болотинка принадлежит не коленопреклонённому чиновнику с деньгами, а Создателю. Он мудр, как вселенная! Многие спорят с Ним, превращая богатую землю в пышные дворцы, храмы, развлекательные и усладительные чрево-центры. Каждая власть строила на свой манер, но со временем всё рушилось, перелопачивалось и опять превращалось в суземье. Новая власть – новые порядки, новые войны, новое осмысление на свой чревоненасытный желудок великой истории России. Сейчас у нас нашли алмазы, и это катастрофа. Скольких богатых людей, одуревших от частнособственнической власти, накормят драгоценные камни, неизвестно. А сколько будет ссор и драк за каждый природный алмаз! Ужас, беда! Алмазы накормят прежде всего бизнес-шакалов с большими объёмами или обманами бездуховной индустрии. Они накормят… Но только не людей, живущих в суземье. Для суземья алмазы – беда, смерть. Варить их нельзя, солить – тоже, коптить невозможно. Только продавать и носить на себе. Работник имеет от их добычи жалкие капли, а плодородным лесам и драгоценной земле нанесут невосполнимый ущерб: перекопают, перероют, порушат памятники бессмертным людям, отдавшим жизнь за Россию! Ибо главное теперь – не Россия, её диалектический дух высокой нравственности! Главное – бонусы, умопомрачительные кредиты, биткоины, доллары, деньги! Напомаженные телевизионные фрейлины несут дикий заряд жестокого бизнеса, нарциссизма – бездуховного, страшного, или детской умалишённой глупости. И все играют! В какую игру? По-моему, она называется «Оторви голову!» Убей того, кто против тебя, или оторви свои яйца и отдай в беспроигрышный «Яйце-клуб». Спросите у замечательного бизнес-игрока Олега Кабакова. У него всё вторично, всё классически оправдано, всё имеет корни от Щепкина до Топоркова. Но тогда не знали, что такое бизнес, и многого стыдились, боялись за свою жизнь. Теперь этого нет. Теперь – ломи, прославляй псевдо-Россию, прикрываясь великим мастерством Константина Станиславского, Немировича-Данченко и его учеников, забыв о том, что тогда бизнеса, смертного пиара, крикливого фильма с восемью бодливыми «Оскарами» под названием «Жопа» в помине не было. Главной была глубинная органика великих душеборцев, душефакелов: Михаила Тарханова, Топоркова, Белокурова, Блинникова, Бориса Ливанова, Москвина. Павла Массальского и говорящих актёров, через алчную, замкнутую на прижимисто-плюшкинскую голливуд-губу, по большому счёту, не наблюдалось. Но в эпоху безрассудного рынка-бардака, когда по фильмам Хотиненко мы узнаём, что революцию сделал не Владимир Ленин, а Парвус, стыдиться и не хапать государственные деньги глупо, и «бизнес» государство этого не понимает или не хочет понять.

Жаль, что Конфуций молчит. Я бы, если бы была такая умная, как он, нашла бы слова радости, успеха.

– Эй, молчун, скажи, что-нибудь! – обратилась Сволочкова к памятнику. – Язык отсох? – А всё-таки мой Мардахай – гений! Открыть рот гранитным и металлическим изваяниям… Удивительно! Хотя Конфуций и так бессмертен. Он умница. Гегель говорил: «Человек бессмертен благодаря познанию». Познание, мышление – это корень его жизни, его бессмертия. Пока живёт человек на Земле – и мысли его живы. «Цифра» уплотняет их, делает доступными для каждого. Она изменяет их в зависимости от новых правил жизни, диких законов. Она – палач и хранитель непостижимо огромной информации в маленьком объёме. Но она с каждым днём становится слишком дорогим удовольствием. Человек не в силах купить всё новый и новый, на глазах меняющийся, переосмысленный гаджет. И в данной ситуации бедный человек всё равно остаётся бедным рабом новых изысканных технологий, которые принадлежат не ему, а его хозяину. Ты рабыня, Настя! Как ты припёрлась в этот купленный, дико расфасованный подземный город?

Настя долго молчала. В ушах звенел крик рассвирепевшего мужика.

– Милая Анюта, ты… для меня… – она неожиданно опустила голову на колени примадонны, хотела опять расплакаться, но, помолчав немного, сказала почти шёпотом: – Богиня мудрости, сестра, учитель безрассудной, никому не нужной обездоленной жизни. Тебе кажется, что я нецелованная девочка? Пусть тебе кажется… так лучше и спокойнее, но ты заметила, что я чуть-чуть прихрамываю и не могу быстро бегать?

– Ну и что?! Это поправимо. Сейчас кости меняют, штифты вставляют платиновые…

– Нет, это непоправимо, – с горечью сказала Настя. – У меня никогда не будет своих детей. И автор этого безумного проекта… твой гений…

– Постой, постой… Может, ко всему прочему, он у меня ещё и разрушитель чужих судеб, сексуальный монстр?

– Брось шутить! – Настя опять помолчала, потом сказала растерянно. – Он спит со мной более десяти лет… и всегда, как в первый раз. Неужели я создана только для этого?

Анюта задумалась.

– Но ведь он олигарх-миллиардер, а ты бедная девушка, никому не нужная, кроме его особы.

– Ну да, сеструшка, – неожиданно оборвала её Настя и, подняв голову, посмотрела прямо в красивые глаза примадонны. – Ты любишь его?

– Очень…

– А я ненавижу! – Настя помрачнела. – За то, что он приватизировал мой ваучер, меня. За то, что долго смеялся над моими ценными документами. За то, что он вырвал мою душу из деревни, в которой я была бы счастлива. Имела бы пусть некрасивого, но богатого мужа, который был бы всегда рядом, а не как твой гений – три раза в месяц, – она опять замолчала.

– Три раза? Для гения это немало, Настенька. Он любит тебя! – неожиданно сказала Анюта Сволочкова и снова замолчала, помрачнев до слёз.

– Почему ты так решила?! – растерянно спросила Настя.

– Можно я на этот раз промолчу. Но он тебя, милая моя, очень любит, – повторила Анна.

– Любит? Он признавался в своей любви? А? Ну что ты молчишь? Признавался? Скажи мне…

– Каждый раз… И чем дольше мы были вместе, тем больше шептал о своих чувствах, о счастье, о блаженстве на моей груди.

– Значит, у него есть настоящие чувства. Не цифровые, не отглянцованные компьютерной хренью. Раньше я только догадывалась…

– И у меня есть. Только он замечает их, когда он во мне, и у меня сердце выпрыгивает от его ласк.

– Бедная моя девочка. Хочешь жвачку? Она с мятой…

Настя никак не отреагировала. Она была в какой-то страшной, неопределённой задумчивости, и глаза её были мокрыми, обожжёнными, и, чтобы они не вспыхнули, она плакала.

– По моим наблюдениям, – вдруг тихо, даже с какой-то робкой растерянностью, сказала она. – У каждого человека своя судьба, своя стихия, своя немеркнущая вселенная. Я гибну здесь. Мудрость памятников стала утомлять меня. Циолковский утверждает, что помимо водорода и гелия в космосе содержатся другие массы частиц, а я голодаю, и лекарства не лечат, а травят меня. А там, наверху, совсем другая жизнь. И всё это не имеет никакого отношения к нашим взаимным небесным чувствам, к нашей любви… Ведь у него есть