Говорящие памятники. Книга II. Проклятие - Филимон Иванович Сергеев

законопослушный, добрый, отзывчивый человек, желающий процветания всему миру, неистребимой доброжелательности, защитник общей радости, дружбы, к сожалению, становится обычным рабом изощрённых придурковатых советских перестроечных капиталистов, на уме у которых одно – нажива. Никакого сострадания, никакой взаимности, соучастия в новой машине перестроечного капитализма. Мы нахапали – другим не дадим! Если что, «пуля в лоб». Один триллер, одна детективная шоу-нажива. Свои тендеры, премии, свой домашний дядя Сэм, привезённый инвесторами из Америки и других стран. И все наши шоу – это праздничный, со шведским столом и подпольными, якобы спортивными играми с разбавленными допинговыми коктейлями влиятельных людей, захвативших власть. Урвать, выщипать, ухватить за больное место, разоблачить и слова Эзопа: «Плохо придётся всем людям, когда каждый потребует своего» – для него пустой звук. Потому как для другого человека нет ничего разрушительнее, как бездействие, ожидание. Мы не на охоте за животными. – Она внезапно обняла Настю, пытаясь успокоить, и ласково молвила: – Полюби чужую и свою кровь. Полюби шоу-реалитики и нарциссизм, высосанный из шизофрении, аморальность бездушных триллеров. Обожай пердячий китч и гендерную принадлежность, вонючий мусор кинофильма «Жопа», который получил восемь «Оскаров». В нашей, тем более подземельной жизни теперь так, а не иначе. Ты думаешь, Ромео Писюкастый счастливый человек, и все его мизансцены наполнены радостью, восторгом?! Как бы не так! Его чрево насыщено похотью, страстным желанием понравиться, обольстить, попраздновать и, по возможности, переспать. Он завидует изобретателю, у которого целый город-государство воспитанных, созданных им самим мумий. Среди них много прекрасных, красивых женщин, умеющих восхищаться не только ароматом «Ля Комю», но и негой мужчин, которые только зрительно, только исходя из своей личной фантазии, могут наслаждаться таинствами и природными данными той или иной мадонны. Но любить он не может – он умеет великолепно спать, шептать красивые слова, обещать золотые горы. Но слов Шиллера: «Любовь и голод правят миром» – он не понимает. Не понимает и таких простых слов: «Любовь – единственная в природе, где даже сила воображения не находит дна, не видит предела». Он лютый зверь в дорогом костюме. И все его присказки и словесомудрия – дешёвка, как телячьи хвосты на мясном прилавке. Может быть, у него есть талант организатора. Но талант без гения ненамного возвышается над уровнем голой виртуозности.

Настя слушала и ничего не понимала. Мужской надрыв безумного, почти нечеловеческого голоса звенел в её неискушённой душе: «Может, свою голову отрезать и к твоим сиськам пришить? В Китае это делают!», а потом талантливая певица падает на камни асфальта и в руке её умопомрачительный бизнес – мужское бильярдное яйцо. – Василёк мой сладкий, – с вытаращенными, почти безумными глазами шептала примадонна, – надо успокоиться. Папа-олигарх не поймёт твою девственную суть. Давай присядем у этого гранитного памятника Конфуцию и подумаем, как дальше жить. Иди сюда, крошка моя замороженная. – Анна Сволочкова постелила на гранит откуда-то взявшуюся газету «Будни подземелья», присела и усадила Настю рядом. – Не растеряй то, что в тебе есть. Мечту о счастье, радости. Расскажи, как ты появилась в этой удивительной темнице под названием «Чистилище»?

Настя смотрела на примадонну воспалёнными от ужаса глазами, а внутри гудели слова мужика: «Может, свою голову отрезать, а?!»

– Ну, что приуныла? Такова наша фантастическая реальность, от которой мир дрожит. А бизнес – как граната в стогу – когда жахнет, неизвестно. Расскажи, как ты попала сюда? – настаивала Сволочкова.

Словно жуткая буря блеснула в глазах Насти. В этой страшной, до ужаса безумной буре трудно было что-либо определить.

– Когда я оказалась среди волосатых, похожих на обезьян, обезумевших от страсти и бизнеса человекообразных, то поняла, что надо бежать куда угодно, лишь бы не видеть этих попугаев. Тогда на ум пришли слова, которые и сейчас во мне: «Любовь – Солнце для Земли и всей Вселенной». Только любовь соединяет лучшие качества человека… потому человеком мы называем того, чья душа дышит и радуется духовной взаимностью, счастьем от каждого касания с любимой или любимым, больше чем от сексуальных удовольствий, загнанного на край постели. Каждый из нас – сказочник в этом извращённом безумном мире, где человек ради своего успеха, ради личного тщеславия готов выпотрошить любого, вставшего на его безрадостном пути. И с такими людьми-людоедами мы хотим что-то построить? Построить мы можем: даже метро до Хабаровска. Но на рельсы, как в самую страшную смутную пору, будут падать бедные, загнанные в угол русские люди… Деньги, алчная праздность губят честных людей. Оружие противника порождает новое. Более квалифицированное оружие приводит к разработке ещё более нового. А если весь народ загнать в подземелье на вахту или в метро? Дать ему вместо денег продуктовые карточки и, как безмозглых рабов, поставить на коленопреклоненную пенсию, то можно для кого-то добиться больших успехов. Об этом мечтает вся Европа и Америка. Но ты всегда помни, Анюта, кто не любит своё Отечество, тот в человечестве – ноль. Конечно, любить свой край, своё диво, свою борозду, свою надежду на счастье – благо, самое великое, бесценное. Надо беречь его. Гонка нового строительства на старых, обруганных, оплёванных пнях не сулит добра. Дома возводят кто как хочет и кто как может, но в конечном счёте выстраиваются «кошкины» дома. Зимой холодно, а летом, как в затхлых церквах, надо ходить в валенках, в шапке, потому что не топят. Я многих любила неосознанно, и меня любили. Моя страсть в первые годы секс-созревания была неистребима, удивительна. Мне казалось, что весь мир смотрит на меня и рад моему появлению. Все мальчики были моими, и каждый по-своему хорош. Русские рясочные люди, как разноцветные бурундуки и белки, носились по бескрайним болотам Архангельской губернии и радовались весеннему солнцу. Наш светлый северный мир не знал закабаления, крепостного права, прогибаний, унижения, дурных законов, аморальных изворотов во благо. Спать мы ложились с заходом светила. Вставали с восходом его. И в этом была красота и великая мудрость. Мы не знали, что такое богатство или богатый человек. Хороший урожай был нашим богатством. С ним все были сыты и раскованны, как от вина. Радовались щедрости урожая: хлеб свой, картошка своя, и мясо, и рыба – всё своё. Но однажды в суземье…

– Прости, Настя, я не знаю, что такое «суземье»?

Настя развела дрожащими хваткими руками.

– А ещё примадонна! – возмутилась она. Примадонна должна много знать, потому что ей подражают тысячи подростков, тётенек.

– И всё-таки, что это такое – «суземье»?

– Это сказка! Сказка, лишённая злых проектов обогащения, развала диалектики духа. Каждый принадлежит самому себе! Не хану, не помещику, не местному начальнику, не президенту… – Настя вдруг вздрогнула,