Новые миры. Ежеквартальное издание. ВЫПУСК 1 - Баррингтон Дж. Бейли

я невольно присматривался к ним. Однажды ночью я услышал, как извозчик произнес что-то вроде "рис-сталь", точь-в-точь как Пемберли, и понял, что вид старого друга, впавшего в нищету, стал для меня навязчивой идеей.

  Наконец я снова увидел Пемберли на улице, и на сей раз ошибки быть не могло. Я подошел прямо к нему и протянул руку.

  - Боже милостивый! - начал он, задрожав всем телом. - Фотерингейл! Это ты? - Он схватил меня за руку и, к моему ужасу, заплакал.

  - Послушай, так дело не пойдет, - сказал я. - Тебе лучше зайти ко мне в приемную и выпить виски; там мы поболтаем.

  Я втолкнул его в кэб, и мы поехали. Пемберли вообще не вступал в разговор и все время вытягивал шею, пытаясь выглянуть в заднее стекло. Поскольку это было крошечное овальное окошко, тусклое и грязное, вдобавок расположенное невероятно высоко, я решил, что его бессмысленные жесты - нечто вроде судорог, как метания дикого животного в клетке. Может быть, трагедия с "Паровым цирюльником" повлияла на рассудок Пемберли? Я начал опасаться, что так оно и есть.

  Когда мы прибыли, Пемберли отказался выходить из кэба.

  - Ты садился первым! - воскликнул он. - Посмотри, чисто ли на горизонте.

  Изрядно удивившись, я спросил, что, черт возьми, мне нужно высматривать.

  - Что-нибудь необычное. Например, завтраки. Или каллиопы.

  Опасаясь самого худшего, я удовлетворил просьбу друга и притворился, что осматриваюсь по сторонам.

  - Никаких признаков еды, - заверил я его. - И никаких органов, кроме нескольких жалких древностей, но их давно законсервировали.

  Эта незатейливая шутка вызвала у него такой бурный приступ смеха, что мне пришлось дать ему пощечину - вот так!

  С этими словами хирург протянул руку и отвесил пощечину все еще лежащему без сознания лорду Саффилду! Я в изумлении вскочил на ноги и спросил, что значит этот поступок.

  - Надеюсь, его светлость простит меня, - сказал хирург, по-видимому, удивленный не меньше моего. - Я... я сегодня сам не свой. Но позвольте мне продолжить...

  Я согласился, видя, что лорд Саффилд, похоже, практически не почувствовал удара. На самом деле этот субъект просто поерзал в кресле, пробормотал "три банки варенья и письмо" и продолжал похрапывать, пока хирург продолжал свой рассказ.

  Заманив Пемберли в приемную моей клиники и предложив ему выпить стакан виски, я прямо спросил своего друга, кого же он так сильно опасается.

  - Не "кого", - мрачно ответил Пемберли. - А "чего".

  - Надеюсь, вы, человек науки, не станете утверждать, будто видели привидение? - спросил я.

  - Привидение? Хотел бы я, чтобы было так. - Пемберли содрогнулся. - Боже мой, Фотерингейл! Меня преследуют - с утра вторника!

  Здесь я должен упомянуть, что Пемберли всегда отличался своеобразной манерой выражаться. Я всегда считал его странные высказывания слегка эксцентричными и даже свидетельствующими о гениальности. Теперь мне казалось, что я наблюдаю последствия поражения головного мозга, которые стали необратимыми и привели к безумию. Я решил заняться этим случаем и в качестве первого шага вытянул из Пемберли историю последних семи лет.

  Как он жил? Как ни странно, он продал "Парового цирюльника". В качестве бритвенного прибора устройство не нашло спроса, но в одной южноамериканской республике его охотно использовали для казней. Похоже, платили Пемберли сдельно, а поскольку республике угрожало подавление многих реальных или воображаемых революций и уничтожение мятежников, изобретатель получал неплохой доход.

  Причина, по которой он оказался без средств, заключалась в том, что все деньги до последнего пенни шли на разработку нового изобретения - Каллиопы "Начни сначала".

  - С тех пор, как случилась история с "Паровым цирюльником", - сказал Пемберли, - я мечтал очистить свою жизнь, как грифельную доску, и начать все сначала, став новым человеком. Я мог бы сделаться кем угодно - генералом, человеком Божьим, успешным адвокатом, - но нет. Жребий, как мы часто говорим, был брошен. Неужели так оно и было? Я начал изучать философию, астрономию, логику, монады - и чем больше я читал, тем больше убеждался, что все не является необходимым. Я с головой ушел в работу и начал создавать машину, которая могла бы исполнить эту работу!

  - Боюсь, что не совсем понимаю, - сказал я с улыбкой.

  - Тогда ты такой же дурак, как и все остальные! - воскликнул он. Я не осмелился спросить, кто эти остальные. - Ну зачем я трачу время на разговоры с идиотами?

  Я попросил его объяснить еще раз.

  - Я обнаружил, что мы можем пойти по неизведанному пути, - страстно сказал Пемберли. - Как и ты, я прежде думал, что реальность - это некая жесткая истина, неизменная, как ложка. Но теперь нет ничего проще, чем изменить факты. Жизнь - это множественность! Реальность - это не истина, это полуправда, просто случайное открытие!

  Эти необычные рассуждения, как всегда, оставили меня в полном недоумении, хотя я и не осмеливался этого показать.

  - Понятно, - сказал я, делая вид, будто улавливаю смысл его слов. - И что, твое изобретение оказалось успешным?

  - О да, конечно. Физическая машина была простой. Но научиться играть на ней было мучительной пыткой. Ошибки продолжают преследовать меня, и им нет числа. Например, сейчас я здесь, чтобы спасти тебе жизнь.

  С этими словами он схватил меня за плечо и грубо швырнул на пол. Прежде чем я успел спросить, почему, раздался выстрел! Я посмотрел в окно, увидел странное ухмыляющееся лицо - и оно исчезло.

  - Прости, - сказал Пемберли, помогая мне подняться на ноги.

  - Все в порядке, старина. - Я взглянул туда, куда попала пуля. - Ты действительно спас мне жизнь.

  - Я извинялся не за то, что столкнул тебя на пол, дурак! Я извинялся за то, что пытался застрелить тебя!

  Именно в этот момент я начал отчасти верить в новое изобретение Пемберли и понимать, о чем он бредил. Очевидно, хитроумное устройство позволило ему каким-то образом разделить свое тело. Очевидно, некоторые из его "я" были менее устойчивы, чем другие, - это были его "ошибки". Его настоящее "я" - если оно реально - должно было устранить причиненный вред.

  Как раз в этот момент пришли полицейские, которые услышали выстрел. Мне пришлось выйти из комнаты, чтобы поговорить с ними. Когда я вернулся, Пемберли там не было.

  Прошел час или даже больше, прежде чем я заметил на своем письменном столе толстый конверт, адресованный мне и надписанный рукой Пемберли.

  "Мой дорогой Фотерингейл,

  Как мне