Кана. В поисках монстра - Роман Романович Кожухаров


Кана. В поисках монстра читать книгу онлайн
Перед вами мифологический, политический и антиолигархический, роман. В книге сходятся разные времена: Великая Отечественная война открывается в житейских историях, среди которых ключевой становится сюжетная линия, воссозданная по документальным свидетельствам очевидцев массовых убийств и казней в Дубоссарском гетто осенью 1941 года. Время 1990-х отсылает к кровавой бойне в Бендерах, локальным войнам в «горячих точках». Смогут ли герои найти и обезвредить монстра? Смогут ли одержать верх в вечной борьбе со злом?
На самой вершине, на плечах, гнездится неиссякаемый — на ближайшие полвека, если верить оценкам геологоразведки, — источник блата, благ и могущества. Новый Уренгой изливается! Под эполетами, обе ключичные области венчают вентили — тщательно выделанные, с восьмиконечными ручками, неуловимо напоминающими воровскую «розу ветров». Или, может быть, звёзды невинности с Божественного омофора?
Нет, невинность исключалась предписанным матричными скрижалями ритуалом. Здесь полюс другой: разврат как завет изобилия. Кульминация мук, претерпеваемых за Систему, высшая точка игольчатого восхождения машинки — оргия. Дабы и впредь Уренгой изливался.
Коль вознесён на пик, причислен к сонму богов, блюди олимпийские принципы. С самого ещё октябрятского детства, с «Мифов Древней Греции» Куна, поражали эти скотство, и дрязги, и склоки, и козни, царившие на Олимпе. Упившись амброзией, боги, богини, без разбору, зазрений совести и передышки, наставляли друг другу рога с другими блатными — богами, богинями, и со смертными, простыми и непростыми — царями и человеками. Лепится, шевелясь и ворочаясь, нечто наподобие Панурговых стен, призванных защитить от нашествия быдла Лютецию.
Париж! Решительный Париж!.. Только в виде оргиастического клубка: гордиев узел, этакое совокупительное хитросплетение, рог изобилия, изливающий жрачку, питьё и страсти-мордасти. А, может быть, вместо конца света — бесконечные ряды буфетов?
На вопрос озорного Вась Васича ответ утвердительный. Так точно! Без тени сомнения слепились в снежок, заблистав ювелирной лампионией золотого миллиарда. Ибо нет здесь, среди куршавельского ледника, ни теней, ни сомнений. Во льдах пираньи тревог не плавают и, соответственно, не гложут. Пираньи не плавают и в чавкающей трясине болота, из допотопной грязи которого блат происходит.
«Санта-Барбара», сериал про блатных бесконечен, ибо первая серия покадрово идентична последней. Свальной, но не грех, ибо нет греха, как и времени. Чем ещё заниматься, коли ты вознесён, причислен к элитному сонму? Ведь всё, что у блатных и холуйски стремящихся к ним приблатнённых осталось, — плоть, и она должна быть прекрасна.
Таковы олимпийские принципы: чистая, рифенштальских снегов, эстетика, и пускай это будет туша в два центнера, или сухая доска без сисек и задницы. Карабкающиеся вверх априори, согласно пророчеству Венички, куются из сверхпроводимой стали, теряя на циклопических гранях калории, стыд, и страх, и упрёк.
От многого придётся отказаться. Бореи, норд-осты, царствующие на склонах, промораживают насквозь, избавляя от остатков теплившегося тепла. От всего, ибо, чтобы стать всем, исходить надо из ничего.
Свершилось: из грязи выбились в князи. Пурпур и горностай. А по сему остаётся одно: подобно манкуртам, прошедшим кастинг в «Дом–2», ширяться чистейшей колумбийской амброзией и в остервенелом раже дурной бесконечности лепиться к подобным себе, пытаясь достичь невозможного. Пытаясь согреться…
Цеаша подновляли в парной. Когда вводили в строй новую магистральную нитку или участок трубопровода, это требовало отображения на секретнейшем полотне — эпидермисе Обло. Как карта Ставки Верховного Главнокомандования, раскладывалась, как из паззлов, из избранных шкур членов Совета Директоров. Отдельное направление подробно наколото на отдельную шкуру отдельного члена. Обло одно, но сочленялось из многих. Так и его эпидермис.
Прежде чем кольщик приступал к таинству — нанесению нитки — узорчатую кожу Цеаша требовалось хорошенько распарить. Как будто это была шкура мамонта, выдолбленного из вечной мерзлоты Кольского полуострова.
Только совлекши с плоти и чресел галантерейный глянец, голый король являл свою венценосную гжель. Его пурпур и горностай были цвета венозной лазури. Закутанный в невод, которым ловцы человеков собирали корм для аквариума, будто бы абориген Океании, прошедший инициацию и сподобленный таинств глаголицы «кохау-ронго-ронго», Цеаш весь был покрыт царственной вязью.
Новый Уренгой — Ижевск — Казань — Елец — Курск — Харьков — Ананьев — Парадизовск — Измаил — Констанца — Стамбул.
Щит набит на ворота Царьграда. Таковое предписывал ритуал каждому члену Совета Директоров. Это всё трудности перевода. Оденьтесь червями и пыльными струпами, никчёмные толмачи! Шейте вретище на вашу кожу, драгоманы! Трепещи, гундосый Гоблин! Руно ли овна? Shit — дерьмо, в переводе с пацанско-английского. Сколь умащены этим щи-и-итом голливудские кина! Babel — ворота Бога, Вавилон, в переводе с арамейского. Что там, на царских воротах? Баба, настежь расставивши ляжки, оседлала поверженный город. Так точно или никак нет? Да или нет, перевод с армейского, а прочее — от лукавого.
Нам ли знать? Знати, начальникам жизни, по мановению длани которых вершатся судьбы земель и народов. Откроется вентиль — перезимуешь, не откроется — обрушатся на тебя и хлад, и мраз.
Или и глад, и мразь… Не помню уже, что бормотал там Арнольдыч. Да только я всё не верил. А он тогда и говорит: «Увидишь и поверишь…» А я заартачился. Почуял, что лучше такого не знать и не видеть. Для спокойного сна. Чтобы не потерять, как Бендер, веру во всё человечество.
Тогда он и достал из рукава своего туза краплёного. Обло Корейко, стозевно и лайяй. До последнего, сволочь, прятал свой козырь. «А вот, Тая, — говорит. — Так та совсем не против. И даже очень за…» «Что, значит, за?» «А то и значит… За участие в ритуале. Будет на что посмотреть!.. Верно я говорю?» А эти, блин, акульи детёныши, пакостники с глазами клоунов и ухватками мокрушников, хихикаю мерзко, кивают головками, а хватки своей клыкастой ни на гран не сбавляют. «Увидишь, увидишь… Тебе, знаешь ли, великая милость оказана».
«Не надо нам милостей…» Но говорю уже неуверенно. Можно сказать, мямлю. Этим Таиным «за» они меня наотмашь нокаутировали. «Не спорь, оказана…» Чую, включаться начинает многомудрое USB Алины Эдмундовны. «Нет уж, мы подальше от начальства, поближе к кухне… а то как тот брадобрей…» «Какой брадобрей?» «Да тот брадобрей…»
Не знаю, чего тогда брякнул про брадобрея. Вернее, знаю. В своё время вышла забавная история с этим брадобреем. Так называлась песня, открывавшая альбом «Металлики» «Кукловод». Альбом вышел в восемьдесят шестом, в год моего рождения. Его открывал «Брадобрей». Вернее, никакой альбом «Металлики» никакой «Брадобрей» не открывал. Песня, открывавшая альбом «Кукловод», на самом деле называлась по-другому: «Бэтери»[25]. Но звуковой тайфун сорвал мне крышу именно под именем «Брадобрея».
Нет тут никакой путаницы. Вроде, и внутренняя готовность к мозгодробительной