Эфиоп, или Последний из КГБ - Борис Гедальевич Штерн

все-таки не хватило. Глухой вечер уже превращался в ночь, когда опять надо было идти за последней.

— Какой же русский не купит ночью бутылку водки? — уверенно сказал отец Павло.

— Я ук-краинец, — икнул Гайдамака.

— Люблю украинцев. Наши люди. Я знаю, где купить водку, — сказал Шепилов, надевая фуражку. — За мной!

Теперь они уже примкнули к Шепилову и ушли в ночь.

Дверь захлопнули, ключ забыли. Заблудились, долго бродили пьяненькие по Гуляй-граду.

— Посоветуйте, батюшка, — говорил Шепилов. — Меня переводят на партийную работу.

— Ну? — спрашивал поп.

— Первым.

— Что?

— Секретарем.

— Чего?

— Гуляйградского… райкома… партии.

— Ого! Так ты же дурак, от, — удивился поп.

— Зато молодой дурак, — не обиделся Шепилов. — Молодым везде у нас. Омоложение.

— Примкнуть тебя хотят. От.

— Так что же делать?

— Примыкай.

— Да? — с надеждой переспросил Шепилов.

Наконец нашли искомый овощной магазин, купили у сторожа Моргалыча последнюю бутылку за 25 рублей, по тут же вспомнили правило «плюс одна», вернулись и купили вторую, уже за 50, совсем уже последнюю, чтоб уж точно все было для того, чтобы утром опохмелиться.

Вернулись. Под домом поспорили на 100 шепиловских рублей: поп утверждал, что в один глоток выпьет бутылку, водки, вознесется на шестой этаж, войдет в открытое окно и откроет закрытую дверь. Шепилов вынул нежную светлокофейную банкноту с отцом-основателем в овале. Гайдамака сорвал с первой последней бутылки латунную бескозырку.

Поп крепко обнял кулаком бутылку, запрокинул голову, открыл рот и влил водку в глотку. Потом он взмахнул черными полами сутаны и, как стоял, так и взлетел на шестой этаж.

Гайдамака с Шепиловым раззявили рты.

Отец Павло помахал крылами перед окном, спустился вниз и доложил, что окно закрыто. Шепилов подумал-подумал и под впечатлением вознесения отдал попу сто рублей.

Вернулись к Моргалычу, купили за сто рублей третью последнюю бутылку, вернулись к дому, Гайдамака нашел на свалке злополучный топор, поднялись по лестнице на шестой этаж, взломали дверь и ввалились в квартиру. Окно было открыто. Ну и хрен с ним.

Продолжили пить в полвторого ночи. Выпили вторую последнюю бутылку, стали пить третью, совсем последнюю. Когда оставалось грамм двести, кто-то постучал в дверь. Подумали, что это Элка со спиртом, и закричали:

— Заходи, Элка!

Но вместо Элки в дверь вошел негр — но какой-то другой, незнакомый, новый, в джинсовом костюме, но тоже похожий на Гайдамаку. Тот негр был черный, как готовальня, а этот красно-шоколадный, окрашенный в «капут-мортуум». Гайдамака и поп негру не удивились, а Шепилов испугался и сказал:

— Ну вот, допились до чертиков.

Негр сказал:

— Извиняйте, пожалуйста, меня зовут Сашко Гайдамака, я из Офира.

Нет, это был не тот Сашко Гайдамака в десантном «листопаде», который прыгал в окно и ходил под облаками.

— Из ОВИРа? — не расслышал Шепилов.

— Из страны Офир. Не верите, вот паспорт.

— Ну вот, опять, — расстроился Гайдамака и потрогал негра за черный локоть и за металлическую пуговицу «Вранглер». Локоть был живой, теплый, а пуговица твердая, настоящая. — А ты почему не в окно, а в дверь?

— Почему в окно? — удивился негр. — Я водку искал. Ночью темно. Шел мимо, услышал — хорошие люди пьют. Вот и вошел в дверь.

Заглянули в паспорт, убедились, все правильно: Александр Александрович Гайдамака, родился в Офире. На Гайдамаку похож, как вылитое лицо, только черное и более молодое.

Паспорт подписан Шепиловым. Подпись подлинная, но Шепилов уже не помнил своей подписи.

— Допились до негров, — сказал он. — Почему ты здесь?

— Учусь я здесь в театральном институте. Я водку хочу, — объяснил негр.

— А ты hu ne ho? — в шутку спросил отец Павло.

К неграм в России всегда относились хорошо, с уважением, потому что негров в России мало, да еще с таким именем: Сашко Гайдамака.

— Ладно, пей, дорогой Сашко!

Вылили негру в стакан последнюю водку, негр выпил ее вполне по-русски сплошным медленным глотком, занюхал джинсовым рукавом и сказал:

— Теперь спасибо на этом, а я пошел спать.

И ушел. Нормально ушел, не в окно, а в дверь.

— Хороший негр. Люблю, — похвалил Шепилов. — В окно не прыгает.

— Он еврей, — сказал Сашко.

— Не может быть!

— Иудей он, — подтвердил отец Павло. — В паспорте записано: «фалаша». От.

— Этакий некультурный негр! Не люблю! — возмутился Шепилов. — Выпил чужую водку и ушел. А поговорить? (Было сказано ненормативное слово.) А рассказать о своей стране?

— Ничего, ничего, хороший негр, — примиряюще сказал отец Павло. — От лучше объясните мне, Шепилов, — от ты все говоришь «люблю — не люблю». Это у тебя присказка такая?

— Люблю.

— Или это философская категория? Или вы в самом деле кого-то любите, кого-то не любите?

— Не люблю.

— От! Любите кого или нет, спрашиваю? Если затрудняетесь объяснить, что вы любите, тогда объясните то, что не любите, — оставшееся будет понятно.

— А, понял! Люблю! — просиял Шепилов. — Вот, не угодно ли, батюшка, прочитать вот этот список о еврейском вопросе. — Он вытащил из-под себя кожаную милицейскую папку, вынул несколько страниц на скрепке и положил на стол.

Гайдамака с попом принялись читать.{70}

ГЛАВА 5

УВЕРЕННЫЕ В СВОЕЙ ПОГИБЕЛИ

…арабские купцы стали читать предсмертные молитвы.

Графиня тянула время и никак не могла стащить трусы (автор точно не уверен, что именно стаскивала с себя в той реальности графиня Л. К. — трусы или панталоны? — наверно, все-таки длинные панталоны с рюшечками, потому что их трудней стащить), а Гамилькар деликатно не торопил ее и продолжал свой рассказ:

"Местный негус по имени Логон оказался молодым негром с привлекательным лицом и отлично сложенным. Его юная сестра Лагане была еще прекрасней, а непоседливый маленький брат сразу принялся дергать купцов за бороды и колоть сабелькой в задницы. На расспросы негуса арабский шкипер ответил, что они приплыли в Офир торговать.

— Лжете, — сурово сказала сестра Лагане. — Вы плыли в Канбалу, но ветер занес вас в Офир. Убей их".

Негр увлекся и рассказывал в лицах — то шептал, то повышал голос, менял интонации, входил в образ. Графиня наконец-то стащила панталоны, закрыла глаза и присела на край дивана.

"— Ты права, — признался шкипер. — Но я солгал только для того, чтобы заслужить царскую милость. Не убивай нас.

— Не убивай их, — сказал очаровательный малыш Арам. — Они старые и невкусные.

— Разгрузите товары и торгуйте, — решил Логон. Никто не сделает вам зла.

Купцы поднесли подарки негусу, его красавице сестре и маленькому Араму, а Логон в ответ одарил их еще богаче. Торговля шла прекрасно, без пошлин, акцизов и налогов.