Эльрида Морозова - Кто я

Как же действует на нас природа! По-моему, это самое прекрасное, что есть на свете. Красота и гармония этого мира. Иногда люди говорили о том, что они ищут истину. Дураки. Она давно уже найдена, надо было только на нее посмотреть.

Кто-то встал на колени. Кто-то вытер глаза. Кто-то упал на землю, растянулся на ней и заплакал.

Я мужественно сдержался и на этот раз. Я показал знак нашим, чтобы они были тут и пока никуда не ходили. Я должен был снова войти в Корпус. Я должен был убедиться, что не оставляю за спиной не одного недоделанного дела.

Я снова проехал в Корпусе на машине. Насобирал очень много оружия, которое раньше принадлежало человеку. Сейчас оно было нашим. Но я не хотел, чтобы наши пользовались им так, как люди.

Я увидел труп женщины, которую я отпустил из помещения для хранения гермошлемов. Наверное, она умерла ужасной смертью, задыхаясь без воздуха. Наверное, было бы гуманнее, если бы я убил ее на месте.

Видел мертвого толстяка и его девушку. Они лежали рядом. Я подумал, что из всех людей, которых я знал, эти мне нравились больше всего. Они ничего плохого мне не сделали. Я тоже не хотел им ничего плохого. И я от души пожелал, чтобы там, где они сейчас, у них все было хорошо.

Видел я и своего инструктора. От него мне доставалось больше всех. Ненависти не было. Я всего лишь сделал то, что должен был сделать в своей ситуации. У меня не было другого выхода. Я спасал себя и свой народ. Я сделал это.

Есть еще люди в семи корпусах. И с ними тоже надо справиться. Но я не хотел больше убивать кого-то. Это можно делать только в крайнем случае. И этот случай уже прошел. Теперь надо придумать другой способ.

Я знал, что люди не замедлят появиться, потому что они уже не могут выйти на связь с нашим Корпусом. И может, кто-то из людей уже звонил им и рассказывал о ситуации, которая сложилась у нас.

Я достаточно изучил повадки людей, чтобы сказать: они не принимают спонтанных решений. Они обычно все делают с утра. До утра у нас есть время подготовиться.

Но мне нужен рот. Я собираюсь вести переговоры с людьми. А с этой затычкой много не поговоришь.

Я зашел в свою комнату, окинул ее последним взглядом. Она была моим убежищем долгое время. Именно в ней я размышлял на философские темы, начиная с «Кто я?» и заканчивая: «Как организовать восстание рабов». Здесь я провел две ночи с Ней. Здесь я узнал Другую Ее. Эта комната навевала много разных воспоминаний. Но основное было то, что в ней я не притворялся бездушной машиной. В ней я был самим собой.

Я вышел из нее, закрыл дверь. Я знал, что больше никогда в жизни здесь не появлюсь.

Я вышел к нашим. Закат сменился густыми сумерками. Наши не разбредались. Они стояли в кучках, смотрели на природу, друг на друга. Кто-то по привычке бегал кругами, но таких было мало. Я видел, что за эти час или два наши стали гораздо более разумными и осознающими.

Взять хотя бы то, что они стали свободными. Это уже отразилось на каждом из них.

Я стоял, смотрел на наших и думал: что же мне с ними делать? До завтрашнего утра так мало времени. Я хотел обеспечить себе поддержку, но уже смирился, что пока ничего с нашими не сделаешь. Я могу и в одиночку вести переговоры с людьми. Но надо сделать как-то так, чтобы спрятать этих наших с глаз долой. Если они не могут помочь, так пусть хотя бы не мешают.

Ко мне подошел какой-то наш. Он смотрел прямо в глаза. Сначала я подумал, что это один из моих помощников, которые тоже откручивали затычки другим рабам. Но, кажется, это был не помощник.

Глядя мне прямо в глаза, он взял мою руку и что-то вложил в нее. Я перевел на нее взгляд, раскрыл ладонь. В ней лежала пробка от бутылки. Та самая, которую я когда-то дал в столовой тому, кто стоял позади меня. В то время он не мог смотреть в глаза.

Сейчас я смотрел на него и понимал даже больше, чем он пытался мне сказать. Я понял, что на него очень сильно повлияло наше общение. Он думал о нем днем и ночью. Он думал, что это такое было и зачем ему держать пробку в руке. Он думал, что раз я вложил ему ее в ладонь, ее надо носить с собой. Эта пробка стала для него символом чего-то странного, необъяснимого и желанного. Это стало для него надеждой на то, что в жизни есть что-то кроме работы, столовой и дома. Это стало для него единственной вещью, которую он имел.

Я дорожил только лишь своими воспоминаниями, а он дорожил крышкой от бутылки. Он повсюду таскал ее с собой. Он брал ее на работу. Он клал ее возле себя, работал, а когда нужно было передвинуться, он передвигал с собой и крышку. Домой он бежал с ней. Спать он ложился с ней. В столовую он бежал с ней и все думал, что может встретить там меня и снова пообщаться. А я, дурак, даже не подумал, что если ты помог кому-то однажды, ты ответственен за этого человека и ты должен заботиться, чтобы он не деградировал снова.

Он стоял в очереди в столовой, крутил головой больше обычного и искал глазами меня. Но он не мог различить меня в толпе. И я не мог. Он уходит оттуда разочарованный, но зажимая крышку в своей ладони.

Сейчас он вернул мне ее.

Я держал ее в своей руке, низко опустив голову, и на ладонь мне капали слезы. Я не мог больше сдерживаться. У меня давно уже щипало глаза, но от тех вещей, которых можно было ожидать. Эта история с крышкой просто потрясла меня. Я не ожидал ничего подобного.

Не только я один задавался вопросами «Кто я?» Каждый из нас, как бы он не деградировал в этих условиях, был способен на человеческие чувства и мысли.

Другие наши

Один из наших, который выписывал круги на месте и никак не мог остановиться, вдруг подбежал ко мне. Он тряс меня за руку и куда-то показывал. Я смотрел в этом направлении, но ничего не видел. Я пытался добиться от него, чего он хочет, но тот лишь трясся и смотрел вдаль.

Потом он подбежал к кому-то еще и тоже начал так его трясти. Я не знаю, к скольким он так подбегал за вечер. Но в конце концов я увидел, что он нашел себе единомышленника. Они вместе побежали в одну сторону. Я не знал, куда и зачем. Я не стал их останавливать. Я подумал, что, может, они вспомнили, где находилась наша деревня, и решили взглянуть на нее.

А я все думал, что же нам теперь делать. Наверное, лучше всего было убежать из этого места и прятаться где-нибудь в лесу, чтобы нас не нашли люди из других корпусов. Казалось: это так просто. Тут нас могут найти, а если мы спрячемся, то, может, и не найдут. Оставаться опасно, так что надо бежать.

Но так поступили бы тараканы. Живые и разумные существа поступают иначе. Если мы убежим, то нас поймают. Как до сих пор ловят «диких», которые предпочитают покончить жизнь самоубийством, чем попадаться в лапы людей. И если нас поймают, то сделают то же самое, что делали раньше: сотрут память. От нас не останется ничего. Из этого мой народ вынесет один лишь урок: нет смысла пытаться делать что-либо. Это мы запомним. Чувство поражения, как и победы, не забывается.

Так что надо оставаться на месте и готовиться к встрече с другими людьми.

Вечером перед сном я все-таки вырвал железную трубку изо рта. Я попытался сделать это, но было очень больно. Тогда я вспомнил, что у людей есть лекарства, и среди них могут быть обезболивающие.

Я снова съездил в Корпус, нашел там кабинет врача, взял все, что нашел под названием: «Обезболивание». Операцию я проводил себе сам. Наши были слишком еще неживыми, чтобы можно было доверить им это. Я намазал мазью отверстие для приема пищи, подождал несколько минут, когда все вокруг рта онемеет, и взялся за дело. Это оказалось сложно: рвать свою плоть руками, слышать при этом звук рвущейся живой ткани. Я стонал и кряхтел, я катался по земле. Я уже хотел было сдаться и навеки остаться с этой трубкой во рту. Но как я завтра буду вести переговоры? Для этого нужно иметь рот, а не отверстие для приема пищи.

Я хотел было уже идти на попятную: «К черту переговоры. Можно просто убежать в лес и спрятаться там. И жить дальше, просто прячась от людей». Это был бы хороший вариант для тараканов. Но я подумал о Ней, которая жила в третьем корпусе. О Другой Нет, которая была в восьмом. И о тысячах других таких же Их и Них, о тысячах разных Нас.

И эта мысль была не такой, как у людей. Они говорили, что женщины нужны для того, чтобы плодиться и размножаться. Нет, мне они нужны были не за этим. Я был частью группы под названием МЫ. Без всех НАС меня становилось меньше. Каждый из нас был напрямую связан с другими. Боль одного человека не может не влиять на другого. МЫ – единое целое. И эта планета – наш дом. Мы должны жить на этой планете, на ее поверхности, а не в мертвых корпусах под землей. И мы должны быть свободными, а не рабами другой цивилизации.

Я очень долго вышатывал эту трубку изо рта. Кровь текла и капала на землю. Я понял, что один с этим не справлюсь. Я нашел помощников и Другого Его. Я попросил, чтобы они вырвали из меня трубку. И они тоже пытались это сделать.