Эфиоп, или Последний из КГБ - Борис Гедальевич Штерн

ШКФОРЦОПФ.

ДОБРЫНЯ Никитич — русский богатырь.

ДОРОШЕНКО Михайло — український гетьман.

ДУДАЕВ Джохар — чеченский вождь.

ЖИРИНОВСКИЙ Вольдемар — боцман.

КАПИТОНОВ Виктор — русский велогонщик.

КАРЕЛ— ПАВЕЛ I — Папа Римский.

КИРОВ Сергей — 1-й Генсек ВКП(б).

КОЧЕРГА Iван — український драматург.

КУСТОДИЕВ Борис — русский художник.

КУСТОДИЕВА Элеонора — графиня.

КЮХЕЛЬБЕКЕР Вильгельм — русский поэт.

ЛИВИНГСТОН Давид — английский путешественник.

ЛУКИН Евгений — русский поэт, переводчик с офирского.

ЛЮСИ, Лиульта — офирская принцесса.

МАККОННЕН XII — офирский Pohouyam.

МАХНО Нестор — батька, главком украинской крестьянской армии.

МЕНДЕЙЛА Алемайеху — офирский колдун.

МЕНДЕЛЕЕВ Дмитрий — русский ученый.

МЕНДЕЛЬ Грегор — австрийский генетик.

МЕЧНИКОВ Илья — русский биолог.

МОЛОТОВ Вячеслав — министр иностранных дел СССР.

МУРОМЕЦ Илья — русский богатырь.

МУССОЛИНИ Бенито — дуче.

НЕИЗВЕСТНЫЙ Эрнст — скульптор.

НИКИФОРОВА Мария — анархистка, махновка.

НУРАЗБЕКОВ Нураз — Вечный следователь. -

ОКУДЖАВА Булат — русский поэт.

ПАВЛО, отец — священнослужитель.

ПЕТАЧЧИ Кларетта — любовница МУССОЛИНИ.

ПЕТР ВЕЛИКИЙ — русский царь.

ПОПОВИЧ Александр — русский богатырь.

ПРЖЕВАЛЬСКИЙ Николай — русский путешественник.

ПУШКИН Александр — русский поэт.

РЖЕВСКИЙ — поручик.

РУЗВЕЛЬТ Франклин — американский президент.

РЯЗАНОВ Эльдар — кинорежиссер.

САВИНКОВ Борис — эсер-террорист.

САГАЙДАЧНИЙ Петро — український гетьман.

САЛМАН (СОЛОМОН) — древнееврейский царь.

СВЕРДЛОВА-ЕКАТЕРИНБУРГ Люсьена — дама, приятная во всех отношениях.

СКОВОРОДА Григорiй — український поет i философ.

СТАЙН Гертруда — американская писательница.

СУВОРОВ Александр — русский полководец.

ТОЛСТОЙ Лев — русский писатель.

ТУРГЕНЕВ Иван — русский писатель.

УЛЬЯНОВ (ЛЕНИН) Владимир — литератор, вождь мирового пролетариата.

УТОЧКИН Сергей — первый российский спортсмен-профессионал.

ФИТАУРАРИ I — офирский Pohouyam.

ФИЦДЖЕРАЛЬД Скотт — американский писатель.

ФРЕЙД Зигмунд — основатель психоанализа.

ХАЙЛЕ СЕЛАССИЕ I — император Эфиопии.

ХОДАСЕВИЧ Владислав — русский поэт.

ХРУЩЕВ Никита — 2-й Генсек ЦК КПСС.

ХЕМИНГУЭЙ Эрнест — американский писатель.

ЧАПАЕВ Василий — красный командир.

ЧЕРЧИЛЛЬ Уиистон — премьер-министр Великобритании.

ЧЕХОВ Антон — русский писатель.

ШЕВЧЕНКО Тарас — украинский поэт.

ШТЕРН (СТЕРН) Лоуренс — английский писатель.

ШУРКОВСКИЙ Рышард — польский велогонщик.

ЩОРС Николай — красный командир.

ЭЙНШТЕЙН Альберт — немецкий ученый еврейского происхождения.

И многие другие.

Евгений ЛУКИН{264}

Про Штерна

Не представляю себе мемуаров о Боре Штерне. Боря — это легенда, фольклор. Он требует живой устной речи. И даже её порой оказывается недостаточно. Когда рассказываю о нём (а случается это сплошь и рядом), то вскакиваю, начинаю изображать случившееся в лицах: пытаюсь копировать Борину речь, походку, мимику — короче говоря, театр одного актёра.

А вот изложить то же самое буковками… Не уверен, что удастся, но попробую.

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

1982 год, февраль. Неуверенный в себе, робко приближаюсь к воротам особняка на Воровского (ныне Поварская) 2, где должны собраться будущие участники первого Малеевского семинара. У ворот небольшая толпа. Они? Да нет, непохоже… Ну какие же это к чёрту фантасты! Вон тот — откровенный бандеровец: высокая смушковая шапка набекрень, нервно подергивающийся пшеничный ус, из-под короткого полушубка что-то выпинается — вероятно, обрез. А тот — и вовсе явное лицо кавказской национальности: низенький, плотный, черноусый.

Прикинувшись случайным прохожим, миную странную компанию, но дальше улица, можно сказать, пуста. Останавливаюсь в сомнении. В конце концов кавказцы тоже люди — почему бы им не писать фантастику? Возвращаюсь с независимо-рассеянным видом (я здесь, знаете ли, прогуливаюсь). Собираю волю в кулак:

— Э-э… будьте любезны… Тут где-то… мнэ-э… по идее… собираются фантасты…

— Это мы, — отвечает мне лицо кавказской национальности, оказавшееся впоследствии Борисом Штерном.

НИ СЛОВА ПО ЛАТЫНИ

А как, кстати, должен выглядеть писатель-фантаст? Чем он вообще отличается с виду от сермяжного реалиста? Ну, понятно, перво-наперво интеллектом! Поэтому, оказавшись в Малеевке, участники семинара поначалу ходили осанистые, выкатив грудь, а уж изъяснялись исключительно с помощью латинских цитат и слова «инфернальный». Матерки в речи начали пропархивать лишь на второй-третий день. (То ли дело братья по разуму — писатели-приключенцы! Эти надрались в первый же вечер и пели со слезой под гитару: «Сидел я в тихознайке, ждал от силы пятерик…»)

Так вот, на этом высокоинтеллектуально-рафинированом фоне Боря Штерн просто не мог не броситься в глаза. Он никогда ничего из себя не строил. Никаких латинских цитат, никаких выкаченных грудей. Цены себе не набивал: «Принимайте меня таким, каков я есть». И это при том, что уже тогда равных ему авторов в нашей юмористической фантастике не было. Да и сейчас тоже. Разве что Миша Успенский.

ЗАДОЛГО ДО ГЛАСНОСТИ

Наставник группы Евгений Львович Войскунский (военная выправка, тёмный клубный пиджак с металлическими пуговицами, низкий глубокий голос капитана дальнего плавания):

— Боря, вы уже выбрали, что будете читать?

Боря (сияя):

— «Производственный рассказ номер один»!

Евгений Львович озадачен:

— Зачем же производственный? У нас семинар фантастики…

Боря (в восторге):

— Называется так!

(Господи, как он радовался каждой своей находке!)

Неловко вспоминать, но среди моих малеевских страхов был и такой: а не слишком ли мы с Любовью Лукиной того… смелы… Сатиру ведь пишем, основы подрываем…

Но вот настал день Штерна — и «Производственный рассказ номер один» в авторском исполнении меня, мягко говоря, сразил. Выяснилось, что творчество Лукиных в сравнении с творчеством Штерна — цветы невинного юмора. В 1982 году осмеять портрет дедушки Ленина — на это, знаете, еще решиться надо!

Вот говорят: цензура, цензура! Свободы слова не было!.. Да, наверное, не было. Для многих. Только не для Бори. Он и не задумывался над тем, что можно, чего нельзя, — просто писал, как Бог на душу положит. А когда я выразил ему свое восхищение, он уставился недоумённо и сказал:

— Ну а что? В крайнем случае не напечатают…

И крайних случаев хватало. Например, хотелось бы знать, какой доброхот в 1985 году растолковал редактору значение слова «фаллос», которое тот, исходя из контекста, счёл геологическим термином, ибо на него (на фаллос, естественно, не на редактора) в Борином рассказе карабкались два астронавта! Редактор прозрел, ужаснулся и выкинул рассказ из сборника «Снежный август» — туда, на что карабкались.

КСТАТИ, О ФАЛЛОСЕ

Дубулты, 1985 год. Обсуждаем рассказы Штерна. Слово берет известный писатель Б., руководитель группы. Не глядя на Борю, неприятным скрипучим голосом он начинает говорить о том, что не знает, чему больше удивляться: способности Штерна набредать на смешные ситуации или же его дару превращать эти находки в анекдоты, в плоские карикатуры. Впрочем, (тут голос мэтра наливается