Говорящие памятники. Книга II. Проклятие - Филимон Иванович Сергеев

две с лишним тысячи лет человек станет ещё безжалостнее, вульгарнее, подлее. Жизнь будет не настоящей, цифро-аморальной, и жуткий разврат под названием «Жопа», с семью «Оскарами», заменит истинный человеческий талант. Всякая роковая хрень будет пытаться стать фильтром великого национального голоса, противостоять его страданиям, воле,… безнравственный нарциссизм, где уродство почитается как красота, погрузит Иисуса Христа в пердящий китч, в подростковую мочу новой современной цивилизации. Человек будет иметь не одну жену, а десятки, сотни жён, и каждой обещать золотые горы. Потомство его, как жуткий рок, создаст новые неизлечимые болезни. Я был наивен и глуп, полагая, что через две тысячи лет люди будут чаще улыбаться друг другу и дарить полевые цветы. Мраморные фонтаны зашумят во всех городах государства, и женщины, словно Афродиты и Венеры, будут нежить своих Аполлонов сказочными, добрыми улыбками. Люди будут прятать свои гениталии как сокровище счастья, радости, вдохновения. И любовь будет святым благом. Платон был такой же дурачок. Но любовь к идее, этой побудительной причине духовного возрождения, сделает его интересным философом. Однажды в Афинах, на стадионе, он мне сказал: «Много знать – не значит быть умным. Умный идею нравственности поднимает до таких высот, что сгорает в лучах Солнца. Но ты, парень, ограничивай свой ум, особо среди невежд… Помни, умнее тебя в тюрьме сидят». Люди возомнили, что с большими деньгами можно построить новую цивилизацию (и довольно быстро) и создать новую вселенную. Это не люди, это жуткие бесы, идиоты, безмозглые шакалы, сволочи.

Олигарх внимательно слушал и на пустую чашку, из которой только что пил Гиппократ, покосился другими глазами.

– Вы посмотрите, что там, наверху, делается! – продолжал возмущаться врач. – Обещают многое. Развлекают, как могут. И без конца врут, врут, врут… А страна-то на одном денежном бугре держится. Диалектика русской души отсутствует. Олимпом счастья стал не нравственный прогресс, а дохлые деньги. Олимп-то пророс горе-изобретателями типа Березовского, Абрамовича, Ходорковского. Деньги качают изо всего, забыв о том, что процесс выкачивания не является народной идеей, о которой помышлял Платон. Весь мир состоит из идей, но деньги, затуманившие людям мозги, – это не идея, это смерть, коллапс. Идея – это жизнь, ползущий трактор, машина. Мы вам трактор, сенокосилку, квантовый невод, а вы нам масло без гербицидов, натуральное мясо и натуральную, естественную рыбу. Вот это настоящий обмен идеями.

Олигарх слушал, восхищался и думал о том, что не зря создал Чистилище! «Если Гиппократ дружил с Платоном и Сократом, то для него Лев Николаевич Толстой – гимназист. И если он утверждает, что мы морально и эстетически не доросли ещё до его пятого века до новой эры, в котором он жил, то мы полные дураки, беспомощные люди» – размышлял он.

– Давай ещё про идеи, дорогой мой, необыкновенный! Про Платона, Аристотеля, – разжигал свой дух обеспокоенный олигарх.

– Идея – это то, что конкретно, реально укрепляет жизнь человека, делает красивой, светлой: кресло, стол, крепкая кровать, качели, которые помогают думать и лететь, как птица. Но воровство, подкарауливание друг друга, запутанная месть, убийство, продажа женщин за деньги создают неуверенность в завтрашнем дне. Это – к разрыву между людьми – смертной войне. Ваши информационные войны страшнее любой физической, потому что они выжигают душу человека, вытравливают, превращают его в животное, в раба абсурда, безумия, – возмущался Гиппократ. – Компьютерные люди научились говорить и привязались к компьютеру, но их сленг – мёртвый, жёсткий, цифровой: патология, как фетиш, гендерная принадлежность отсутствует. Он страшно далёк от реальной жизни наших рабов. Может, с биокомпьютерами будет всё иначе. Ближе всего к идеям – литература. Но она стала игрушкой для искушённых в цирке, в кино, в театре, в фото, в сексе она – забава. На этой денежной потребности, на этой забаве вы построили пресыщенные капиталистические отношения в Москве, в Питере, в Екатеринбурге, но не в России. Россия, господа-товарищи, живёт совсем другими законами. – Гиппократ неожиданно замолчал, задумался. Может, он вспомнил слова друга Платона: «Не умничай среди невежд. Умнее тебя в тюрьме сидит».

– Но мы не Россия. Мы ООО «Чистилище», которое географически находится пока в России, – подметил олигарх.

– Мы тоже город-государство, в котором свои порядки, свои законы… – поддержал его Гиппократ.

– У нас должна быть своя мудрость, эстетика. Прежде чем что-то сделать, надо посоветоваться с памятниками, с их мудростью…

– Правильно, мастер, и с этим нельзя спорить. Мой друг Платон неоднократно говорил мне: «Существует лишь одна правильная монета – разум, и лишь в обмен на неё должны всё отдавать, лишь в этом случае будут неподдельны и мужество, и рассудительность, и справедливость, – одним словом, подлинная добродетель, она сопряжена с разумом, всё равно, сопутствуют ли ей удовольствия, страхи и всё иное, тому подобное, или не сопутствуют». Такие рассуждения есть среди вас, олигархов, а? Или вы живёте, как жрецы до новой эры в Египте. «Начинай с духа, а кончай брюхом». В таком случае вам долго придётся ждать истинного Возрождения.

– Милый, дорогой философ, это не ко мне. Я сторонник гелиоцентрической системы мира. Всё в движении, это прекрасно! Только со смертью догмы начинается наука. А это уж не Сократ, не Демокрит из Абдеры, не Платон, не Аристотель… сторонники вечного неподвижного ума, который имеется в каждой идее. Знали бы они, что в атомах ДНК есть частицы – так называемые фотоны. Они не исчезают, а если беда, то передают свою информацию другому фотону со скоростью, которая пока существует только теоретически, но она намного больше скорости света. Вероятно, на таких скоростях работает вся волновая и дискретная система космоса. Я пользуюсь ею для оживления человеческих душ в земном формате. Но владеть ею может только тот, кто знает код бессмертия земных людей. – Олигарх опять достал рацию, чтобы связаться с Головастиковым, но безуспешно. – Надо удержать вора в Чистилище.

– Но посудите сами, мастер. Аристотель мог ошибаться в наличии вечного неподвижного ума, который имеется в каждой идее, но в подлинности неразвращённых он не ошибся: «Кто двигается вперёд в науках, но отстаёт в нравственности, – часто повторял он, – тот больше идёт назад, чем вперёд». Ваш друг и уважаемый в Чистилище писатель Толстой через две тысячи лет сказал проще: «Знание без нравственной основы ничего не значит».

– Но требовать, чтобы люди отказывались от собственных суждений о понятиях человеческой любви, подчинялись суждениям других, незначащих в науке или искусстве, совершенно невежественных судей… – это такие новшества, которые способны довести до гибели и разрушить государство.

– Но, мастер, порочный человек, попавший в сферу науки или искусства, натворит в тысячу раз больше зла, чем зверь.

Глаза Гиппократа опять