Млечный путь № 1 2018 - Песах Амнуэль

– Он так хотел, верно? Он уже принял решение, запустил процесс, понял, чем это грозит.

– Я должна была остаться, – упрямо повторила она.

– Вы не можете себя обвинять, – убеждал он. – Если бы вы не ушли, если бы ваше решение…

Он не нашел правильного слова – его не существовало в языке, никто его еще не придумал, но он знал, что она поняла.

– Я должна была остаться, – повторила Магда. – Но… гордость, ревность, что вы с людьми делаете?

Ревность? Она подумала о Лайзе? Были к тому основания? Неважно. Или важно? Смилович написал письмо Лайзе, а не ей. Но ведь у него не было выбора. Уже не было. Значит, что-то произошло раньше? Что-то, вызвавшее ревность Магды?

Трудно понять женщин. Но физику, как ему казалось, Розенфельд понял правильно.

– Я прочитал ваши совместные работы. Вы подошли к границе новой теории, у которой нет названия. Но не пошли дальше. Если не сопоставить ваши выводы с работой Тиллоя, вряд ли кто-нибудь из коллег пришел бы к решению, которое нашли вы.

Она не отреагировала на его слова. Но слышала и поняла.

– Можно еще кофе? – спросила Магда.

– Или что-нибудь покрепче?

Сейчас ей это не повредило бы.

– Нет.

Розенфельд пошел к барной стойке. Он не хотел звать официанта. Магде нужно хотя бы минуту побыть одной. Что-то для себя решить. Вернулся он с большой чашкой черного кофе и заварным пирожным на блюдце.

Он был почти уверен, что за время его отсутствия она примет решение и, начав уже говорить, расскажет остальное. О том, как переплелись любовь и физика. Свобода выбора и мироздание. Память о прошлом и знание будущего.

А письмо Любомир все-таки написал Лайзе.

Магда пила кофе маленькими глотками, пирожное отодвинула. Розенфельд ждал.

Магда сняла сумочку, висевшую на спинке стула, достала пятидолларовую бумажку, положила на стол и поднялась.

– Мне пора, – сказала она. – Извините, что отняла у вас время.

Розенфельду тоже пришлось встать. Она не должна уйти сейчас. Она сама его позвала. Ей было что сказать, но она решила… Он ошибся? В чем?

– Смилович не мог сделать это сам, верно?

Если он ошибся, она уйдет. Если прав – останется.

Магда аккуратно поставила на место стул, перекинула сумочку через плечо и пошла к выходу. Она не хотела, чтобы он ее проводил. Не попрощалась. Только на секунду взгляды их встретились. Он не успел спросить, она не сочла нужным ответить.

– Хорошо, – сказал он, обращаясь к пустому стулу. – Я все равно расскажу вам, а вы, если я в чем-то ошибусь, поправьте меня.

Он был уверен, что Магда его слышит.

***

– Это физика, – говорил Розенфельд Сильвербергу, сидя в его кабинете, где было гораздо больше места, чем в клетушке эксперта. Розенфельд смог вытянуть ноги без риска порушить стопки книг под столом. – Чистая физика и чистая любовь. Вот что это такое.

Сильверберг разглядывал фотографии, сменявшие друг друга на экране компьютера: нужно было выбрать одну, упражнение на внимательность – в рамках курса усовершенствования, куда старший инспектор вынужден был ходить раз в неделю, считая это занятие бесполезным, нудным, никому, кроме начальства, не нужным, отнимавшим время и попросту бездарным. Но упражнения требовалось сделать и отправить результат электронной почтой на адрес руководителя курса – милой женщины по имени Аделия Клунт, о которой Розенфельд сказал: «Ей в ювенальной юстиции трудиться – цены бы не было». Слушал Сильверберг друга внимательно, поскольку иного стиля разговора Розенфельд не терпел, но, отключив память, занятую подсчетом нужных фотографий.

– Чистая любовь, – сказал он, отметив очередное лицо, принадлежавшее серийному убийце, отправленному за решетку полгода назад, – это все равно, что сферический конь в вакууме, о котором ты любишь вспоминать, когда у тебя что-то не получается с конкретной экспертизой.

– Что? – споткнулся на слове Розенфельд, возмущенный не столько тем, что его перебили, сколько потому, что, ошибившись в выборе сравнения, по существу Сильверберг был прав, сам того не подозревая.

– Я хочу сказать… – Сильверберг отметил очередное лицо прежде, чем картинка успела смениться.

– Ты хочешь сказать, – перебил друга Розенфельд, – что любовь и физика – две вещи, мало друг с другом связанные. И я согласен. В нашем мире это так. Но послушай… Черт побери, Стив, я должен это сказать, даже если ты заткнешь уши. Смилович умер, потому что полюбил. И потому, что хотел любить всю жизнь. Возможно, так оно и было бы, но в неудачный день он и Магда прочитали статью физика из Германии… Ты будешь меня слушать или нет?

Сильверберг отметил последнюю фотографию (Нил Мортон, педофил, в прошлом году загремел на девять лет), отправил миссис Клунт составленный компьютером отчет, повернулся наконец к Розенфельду и сказал:

– Арик, это пустое дело отвлекает тебя от работы.

– Это убийство, Стив! Запланированное убийство первой степени.

– Можешь доказать?

– Я уже полчаса пытаюсь привлечь твое внимание, а ты не слушаешь!

– Слушаю. Только не понимаю, как можно намеренно вызвать у человека прогерию и еще кучу других болезней.

– Можно. Смилович и Фирман любили друг друга. Оба физики, работали над одной проблемой: происхождение гравитационного поля в квантовом вакууме.

Сильверберг поднял взгляд к потолку и сказал: «Уффф…» Выразить иначе свое отношение к происхождению гравитационного поля в квантовом вакууме он не мог.

– Тиллой, физик из Германии, не понял значения собственной работы, для него это было математическое лото, вариант того самого сферического коня в вакууме. Чистая физика. Модель. Смилович и Фирман занимались многомировыми теориями – расчетом возможных взаимодействий эвереттовских миров после их разделения. Что говорит многомировая физика? Каждое квантовое взаимодействие вызывает разделение мироздания минимум на две ветви. В одной ветви частица летит вверх, в другой – вниз. Физик наблюдает здесь, как частица летит вверх, а физик в другой ветви наблюдает, как частица летит вниз. Это верно всегда и на любом уровне. Если у тебя есть выбор – слушать меня или выставить из кабинета, – оба варианта осуществляются. Здесь ты слушаешь меня, но уже возникла ветвь, в которой ты меня выставил.

– Хотел бы я оказаться в той, другой ветви, – мечтательно проговорил Сильверберг. – Но это невозможно. Нет такой ветви в мироздании, где я сумел бы выставить тебя из кабинета.

– Ты