Роберт Хайнлайн - Дорога Славы

Мы находились там тридцать семь часов. И прошло двадцать четыре часа, прежде чем нам дали хоть чего-то поесть.

И все это выглядело так: металлический ангар, служивший лагерем для переселенцев, устоял. Устояли также немногие каменные дома. Энергостанция была повреждена, и выработка тепла прекратилась. Мне никто ничего не объяснил, и я знал только, что ее сейчас ремонтируют.

Тем временем мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, так тесно, как только было возможно. Мы согревали зал теплом наших собственных тел. Здесь даже была пара обогревателей, которые включались тогда, когда температура падала ниже нуля. Я был далеко от них, и мне не верилось, что температура здесь когда-нибудь поднимается выше нуля градусов.

Я сидел, спрятав руки в колени, и клевал носом. Потом просыпался от какого-нибудь кошмара, вставал и бродил по залу. Через некоторое время я снова садился и опять начинал дремать.

Припоминаю, что отыскал в толпе Олуха Эдвардса и пообещал когда-нибудь набить ему морду. Он уставился, словно не узнал меня. Но, может быть, это мне только приснилось. Я также помню, что встретил Хэнка Джонса и долго разговаривал с ним, но потом он сказал, что вообще тогда не видел меня.

Спустя бесконечно долгое время — мне показалось, что прошла уже неделя, но на самом деле было утро воскресенья, около восьми часов, — нам дали чуть теплого супа. Он показался мне необычайно вкусным. Затем я хотел покинуть лагерь, чтобы пойти в госпиталь и осведомиться там о состоянии Молли и Пегги.

Но меня не пустили. Снаружи было минус семьдесят градусов, и температура все еще падала.

Около двадцати двух часов светильники зажглись снова, и самое худшее осталось позади.

Потом мы получили достаточно еды — сэндвичей и супа, и, когда солнце в полночь взошло, нам сообщили, что люди, которым необходимо выйти наружу, могут это сделать. Температура поднялась до минус двадцати градусов, и я отважился пойти в госпиталь.

Пегги стало лучше. Молли оставалась с ней и спала на ее постели, чтобы согреть дочь своим телом. Хотя в госпитале и была аварийная энергоустановка, она не была рассчитана на подобную катастрофу. Здесь было почти так же холодно, как и в лагере для переселенцев. Но Пегги большую часть времени спала и ничего не замечала. Она даже улыбнулась мне и сказала:

— Хэлло!

Левая рука Молли находилась в гипсовой шине и висела на подвязке. Я спросил ее, как это произошло, — а потом мне стало стыдно. Само собой разумеется, это произошло во время землетрясения, но я ничего не заметил, и Джорджу тоже еще не было известно сб этом. Никто из инженеров пока не вернулся в город.

Казалось невозможным, чтобы можно было так держаться со сломанной рукой, а тут я еще вспомнил, что она несла барокамеру, пока папа сооружал хомуты.

Меня выгнали из госпиталя, и я вернулся назад, в лагерь переселенцев, где я обнаружил Сергея. Он подозвал меня. У него был список и карандаш, а вокруг собралась его группа скаутов.

— Что такое? — спросив я.

— Именно ты нам и нужен, — объяснил он. — Я уж думал, что ты мертв. Это отряд по спасению. Ты идешь с нами?

Конечно, я пошел с ними. Отрядов было несколько, и все они состояли из скаутов старше шестнадцати лет. К ним присоединились ребята помладше, которым в данное время нечего было делать. Нас распределили по двое на каждый трактор колонии и отправили вдоль дороги, чтобы мы обследовали все дома и фермы. Незадолго до отправления я обнаружил Хэнка Джонса и сделал так, чтобы мы вместе с ним составили одну команду.

Это была жуткая работа. У нас были лопаты и списки — списки с фамилиями фермеров. Иногда возле имени стояла пометка “жив”, но это происходило нечасто. Трактор вывез нас из города и у каждых трех-четырех ферм высаживал по паре человек. На обратном пути он по очереди заберет их.

Нашим заданием было найти отсутствующих и спасти их, если они были еще живы.

Мы не нашли ни одного живого человека.

Тем, кому повезло больше, были убиты во время землетрясения. Другие ждали слишком долго и не смогли преодолеть путь до города. Некоторых мы нашли на дороге. Они пытались добраться до города, но вышли слишком поздно. Но хуже всего было тем, кто остался в своих домах, пытаясь спастись таким образом. Хэнк и я нашли мужчину и женщину, которые, обнявшись, сидели друг возле друга. Тела их были тверды, как камень.

Когда мы находили кого-то, мы пытались его опознать, а потом забрасывали снегом, чтобы хотя бы на некоторое время защитить его труп. Как только мы кончали хоронить людей с этой фермы, мы разыскивали домашних животных и оттаскивали их к дороге, где их потом заберет трактор. Казалось, обирать мертвецов было грязным делом, но Хэнк сказал мне, что это все же лучше, чем подыхать с голоду.

Хэнк почти не причинял мне особого беспокойства. Он легко смотрел на все. Я считаю, что намного лучше воспринимать все это именно так, и через некоторое время я делал то же самое. Разразившаяся трагедия была так велика, что мы были просто не в состоянии осознать ее всю целиком.

Но ради истины я должен заметить, что мы не пошли на его собственную ферму.

— Мы можем пропустить ее, — сказал он и поставил в списке пару закорючек.

— Разве нам не надо искать там домашних животных?

— Нет. Времени слишком мало. Идем дальше, к Милдерсам.

— Разве они не ушли?

— Я не знаю. В городе я их не видел.

Милдерсы действительно не ушли. У нас едва хватило времени, чтобы позаботиться о них, когда трактор вернулся снова. Только неделю спустя я узнал, что родители Хэнка погибли при землетрясении. У него было время, чтобы вытащить их из-под обломков и положить в погреб со льдом, прежде чем самому отправиться в город.

Как и я сам, Хэнк во время землетрясения был снаружи и наблюдал за противостоянием. Тот факт, что катастрофа произошла сразу же за этим небесным представлением, воспрепятствовал тому, чтобы погибло еще больше людей. И это значило, что землетрясение было вызвано именно этим противостоянием лун и планет — или, точнее сказать, приливными силами. Конечно, противостояние было последней каплей, приведшей к ужасным событиям. Силовые сдвиги, приведшие к землетрясению, зародились в самом начале проекта “Атмосфера”.

В колонии насчитывалось тридцать семь тысяч жителей, когда произошло это землетрясение. Теперь их осталось только тринадцать тысяч.

Кроме того, погиб весь урожай и почти все домашние животные. Хэнк был не так уж и не прав, когда сказал, что нам грозит голод.

Нас высадили у лагеря для переселенцев, и на тракторах отправилась вторая группа. Я попытался отыскать местечко потише, потому что мне надо было поспать.

Я только что задремал — во всяком случае, мне так показалось, — как кто-то потряс меня за плечо и разбудил. Это был папа.

— Все в порядке, Билл?

— Ты где-нибудь видел Шульцев?

Я встал. Только сейчас я, полностью проснулся.

— Я — нет. А ты?

— Нет.

Я рассказал ему, чем мы занимались, и он кивнул.

— Спи дальше, Билл. Я пойду посмотрю, не могу ли я что-нибудь сделать для Шульцев.

Но я не стал больше спать. Через некоторое время папа вернулся и сказал, что он нигде не смог их найти.

— Я боюсь за них, Билл.

— Я тоже.

— Я должен проверить.

— Я иду с тобой.

Папа покачал головой.

— Это не нужно. Ты должен выспаться.

Но я все же пошел с ним.

Нам повезло. Команда спасателей двинулась по нашей дороге, и мы могли отправиться вместе с ними. Во время этой поездки мы должны были навестить ферму Шульцев и нашу собственную ферму. Папа объяснил водителю, что мы возьмем на себя обе эти фермы, и тот согласился с этим.

Они высадили нас у поворота, и мы направились к дому Шульцев. По телу у меня пробежали мурашки. Было сравнительно легко закапывать в снег трупы незнакомых тебе людей. Но мне не хотелось видеть маму Шульц и Гретхен мертвыми и окоченевшими.

Папашу Шульца я не мог представить себе мертвым. Такие люди, как папаша Шульц, не умирают — они живут вечно. По крайней мере, мне так казалось.

Но я совершенно не был готов к тому, что мне предстояло увидеть.

Мы перевалили через маленький холмик, который отделял их дом от дороги. Джордж остановился и сказал:

— Ну, дом еще стоит. Он у них сейсмоустойчивый.

Я осмотрелся и замер.

— Эй, Джордж! — крикнул я. — Дерево исчезло!

Дом стоял на месте, но яблоня — самое прекрасное дерево на Ганимеде — исчезла. Просто исчезла. Я помчался вперед.

Мы почти уже достигли дома, когда дверь открылась. В дверном проеме стоял папаша Шульц.

Все они были живы и здоровы. От дерева осталась только зола в камине. Папаша Шульц спилил яблоню сразу же, как только прекратилась подача энергии и температура стала падать, — и он медленно, ветка за веткой, сжигал ее.