Нил Гейман - Все новые сказки

— То есть я не умру? — переспросил он.

— Такова судьба, написанная на левой руке. Я знаю только то, что сказала, не больше.

Она знала больше. Я понял это по ее лицу.

Больше ничего существенного на второй день не произошло.

В ту ночь мы легли спать под открытым небом. Ночь была ясной и холодной, на небе сияли звезды, так ярко и близко, что, казалось, протяни я руку — и могу собирать их, как ягоды.

Мы лежали бок о бок под звездами, и Калум Макиннес сказал:

— Она сказала, тебя ждет смерть. А меня нет. Моя судьба, кажется, счастливее.

— Возможно.

— А, — отмахнулся он от своих мыслей, — чепуха все это. Старушечьи бредни.

Я проснулся в утреннем тумане и увидел, что на нас с любопытством смотрит олень.

На третий день мы перевалили через горный хребет и двинулись вниз.

Мой спутник сказал:

— Когда я был мальчишкой, в очаг упал отцовский кинжал. Я выхватил его, но рукоять была горячей, как пламя. И хотя мне было очень больно, я не выпустил кинжала, а погрузил в воду. Пошел пар. Мою ладонь обожгло, а рука скрючилась, словно теперь до конца времен ей суждено было держать меч.

Я сказал:

— Ты со своей рукой, и я, крошечный человек… Мы — славные герои, что ищут счастья на Туманном острове.

Он засмеялся, коротко и невесело.

— Славные герои! — и больше ничего не сказал.

Снова пошел дождь и уже не переставал. Эту ночь мы провели в маленьком домишке. Из трубы поднималась струйка дыма, и мы позвали хозяина, но нам никто не ответил.

Я открыл дверь и снова крикнул. Было темно, но я учуял запах свечного жира, словно тут горела свеча, которую недавно затушили.

— Никого нет дома, — сказал Калум, но я покачал головой и наклонился, чтобы заглянуть под кровать.

— Может, вылезете? — спросил я. — Мы просто путники, ищем тепла, крова и приюта. Готовы поделиться овсом, солью и виски. И мы не причиним вам вреда.

Сначала женщина, спрятавшаяся под кроватью, молчала. Потом сказала:

— Муж ушел в горы и велел мне спрятаться, если придут чужие, чтобы со мной ничего не сотворили.

— Я всего лишь маленький человек, добрая госпожа, ростом не больше ребенка, вы повалите меня одним ударом. Мой спутник — обычного роста, но я клянусь, что ничего плохого он не сделает. Мы только воспользуемся вашим гостеприимством и просушим одежду. Вылезайте, прошу вас.

Она вылезла, вся в пыли и паутине, но даже с перепачканным лицом она оказалась красавицей, с длинными, густыми, золотисто-рыжими волосами. На миг она напомнила мне мою дочь, однако та смотрела людям в глаза, а эта испуганно уставилась в землю, словно ожидая побоев.

Я поделился с ней овсом, Калум достал из кармана полоски сушеного мяса. Женщина вышла и вернулась с парой вялых репок, а потом приготовила еду на троих.

Я наелся, женщина ужина почти не коснулась. Калум, который все подъел, наверняка остался голоден. Он налил всем виски. Женщина выпила совсем немного, разбавив виски водой. По крыше барабанил дождь, в углу капало с потолка. Хоть нам здесь были не рады, я был доволен, что на эту ночь у меня есть кров.

И тут в дверь вошел мужчина. Он ничего не сказал, лишь вперился в нас недоверчиво и зло. Потом снял плащ из промасленной дерюги и шапку, бросил на земляной пол. Повисла гнетущая тишина.

Калум Макиннес сказал:

— Ваша жена позволила нам здесь остановиться, когда мы ее нашли. Правда, это случилось далеко не сразу.

— Мы попросили ее о ночлеге, — добавил я. — И о том же просим вас.

Мужчина фыркнул.

На высокогорье люди на слова так же скупы, как на золотые монеты. Однако у них существует обычай: когда путник просится переночевать, ему нельзя отказать, даже если ты в кровной вражде с ним самим или его кланом.

Женщина — почти девчонка, а борода мужчины седая, и я было подумал, не дочь ли она ему, но нет, у них была всего одна кровать, где едва могли улечься двое, — она пошла в овечий загон, примыкавший к дому, и вернулась с овсяными лепешками и вяленой ветчиной, которые там спрятала. Порезала тонкими ломтями ветчину и поставила прямо на деревянной доске перед мужчиной.

Калум налил мужчине виски.

— Мы ищем Туманный остров. Вы не знаете, он на месте?

Мужчина взглянул на нас. На высокогорье горькие ветра, они выхлестыпают слова из человека. Поджав губы, он ответил:

— Ну. Сегодня утром я видел его с вершины. Сегодня на месте. А насчет завтра не знаю.

Мы легли спать на твердом земляном полу. Огонь потух, и от очага не было тепла. Мужчина и его женщина спали на кровати, за занавеской. Он воспользовался женой прямо под овечьей шкурой, прикрывавшей кровать, а прежде прибил за то, что накормила нас и впустила в дом. Я все слышал, не мог не слышать, сон ко мне не шел.

Мне доводилось ночевать в бедняцких лачугах, я спал во дворцах и под звездами, и до той ночи я бы вам сказал, что мне все равно, где спать. Но тут я проснулся до рассвета, уверенный, что пора уходить, хоть и не знал почему, и разбудил Калума, приложив палец к его губам. Мы неслышно покинули дом на горном склоне, не попрощавшись, и я никогда еще так не радовался тому, что ухожу.

Мы отошли на милю, когда я сказал:

— Остров. Ты спрашивал, будет ли он на месте. А ведь остров или есть, или его нет.

Калум долго взвешивал слова и только потом ответил:

— Туманный остров не такой, как остальные. А туман, который его окружает, не такой, как другие туманы.

Мы спускались по тропе, за сотни лет протоптанной овцами, оленями и немногими людьми.

— Его еще называют Крылатым островом — некоторые говорят, что сверху он похож на крылья бабочки. Не знаю, правда ли это. А Пилат еще шутил, мол, что есть истина?

Спускаться было сложнее, чем подниматься.

Я обдумал его слова.

— Иногда мне кажется, истина — это просто место. Мне кажется, она как город: к нему тянутся сотни дорог, тысячи троп, которые в конце концов приведут туда же. Не имеет значения, откуда ты. Если идешь к истине, ты достигнешь ее, по какому бы пути ни шел.

Калум Макиннес молча посмотрел на меня сверху вниз. А потом сказал:

— Ты ошибаешься. Истина — это пещера в Черных горах. Туда один путь, только один, он опасен и тяжел, а если выберешь неверную тропу, — умрешь в одиночестве на склоне.

Мы перевалили через гору и посмотрели вниз, на побережье. У воды виднелись селения. А прямо передо мной, по другую сторону моря, из тумана выступали высокие черные горы.

— Там твоя пещера, — сказал Калум. — В тех горах.

Это кости земли, подумал я. Но от этой мысли мне стало не по себе, и, чтобы отвлечься, я спросил:

— Сколько раз ты там бывал?

— Лишь однажды. — Калум помолчал. — Я искал пещеру весь свой шестнадцатый год, потому что слышал легенды и верил: если буду искать ее, то найду. В семнадцать я до нее добрался и вынес столько золота, сколько смог.

— Ты не испугался проклятия?

— В юности я ничего не боялся.

— И что ты сделал со своим золотом?

— Часть закопал в одному мне известном месте. Остальным заплатил за женщину, которую любил, и построил хороший дом.

Он замолчал, словно и так сказал слишком много.

На берегу не было перевозчика. Только лодчонка, в которой едва могли поместиться трое рослых мужчин, причаленная к кривому мертвому стволу, рядом — колокол.

Я позвонил в колокол, и вскоре к нам подошел какой-то толстяк.

Он сказал Калуму:

— Вам переправа будет стоить шиллинг, а за мальчика платите три пенни.

Я выпрямился. Я не столь высок, как другие мужчины, но гордости у меня не меньше, чем у них.

— Я тоже мужчина. И заплачу шиллинг.

Перевозчик смерил меня взглядом и поскреб в бороде.

— Прошу прощения! Глаза уже не те… Я отвезу вас на остров.

Я протянул ему шиллинг. Он взвесил монету в руке.

— Вы не обманули меня на девять пенсов. Большие деньги в наши трудные времена.

Вода была цвета сланца, хоть небо и синело над головами, а волны гонялись друг за другом в белых шапках. Перевозчик отвязал лодку и с грохотом протащил ее по гальке. Мы вошли в холодную воду и залезли в лодку.

Плеск весел, лодка легко заскользила вперед. Я сел ближе к лодочнику.

— Девять пенни, может, и хорошие деньги. Но я слышал о пещере в горах Туманного острова, где полно золотых монет и древних сокровищ.

Он пренебрежительно качнул головой.

Калум пристально посмотрел на меня, сжав губы так, что они побелели. Я, не обращая внимания, вновь заговорил:

— Пещера, полная золотых монет. Наследие норманнов, южан или тех, кто, говорят, был тут задолго до всех нас. Тех, кто скрылся на Западе, когда пришли люди.

— Слышал, — кивнул лодочник. — И слышал также, что на золоте лежит проклятие. Вот одно о другом и позаботилось. — Он сплюнул в море и добавил: — Ты честный человек, карлик. Вижу по твоему лицу. Не ищи пещеру, добра из этого не выйдет.