Павел Молитвин - Возвращение Ктулху

— Вы произвели удивительное впечатление, господин барон. В который раз плыву «Новой Атлантидой», но этих птиц вижу впервые. Я думаю, господин барон, мы все погибнем. Потому что мы прокляты. Наш лайнер плывет… в ад! — Стюард испугался своих слов и поспешно убежал.

— Знал бы ты, насколько ты прав, стюард по имени Пьер Лармю, — тихо произнес Вилдфанг.

Барон держал на коленях ноутбук, на экран был выведен список пассажиров и команды «Марии Селесты». Как-то так выходило, что все они имели общих предков. Точнее, их предками были всего несколько человек из числа слуг барона Вилдфанга и самого барона, загубивших в 1199 году от Рождества Христова семейство герцога Шварценбюргского. Побуждаемый странным, маниакальным интересом к страшной родовой легенде, барон много лет собирал сведения обо всех участниках того страшного преступления и их потомках. Оказалось, что всем им и во все времена чрезвычайно везло. Никто не умер насильственной смертью, не испытал нищеты или тяжелой мучительной болезни. Даже чума тринадцатого века, опустошившая пол-Европы, не тронула потомков предателей. И нынешняя планетарная катастрофа миновала их стороной. Когда барон, сверившись со списком, обнаружил, что все известные ему ныне здравствующие потомки собрались на борту «Марии Селесты», он испытал ощущение, подобное падению в бездну.

В полночь громаду океанского лайнера сотрясли три глухих удара, разбудив пассажиров и команду. Испуганные люди бросились на палубы — им казалось, корабль тонет. Внезапно четвертый, самый сильный удар потряс защитный экран лайнера, глубокая трещина от борта до борта прорезала толстый освинцованный колпак. Все огни погасли. Лишь окно капитанской рубки источало мертвенно-голубоватое свечение. С десяток пассажиров, что смогли разобраться в сплетении коридоров и трапов, добрались туда вместе с офицерами корабля. Когда же вошли, обнаружили посреди рубки сияющий гроб. И в нем лежал человек в старинном камзоле, а рядом стояла медсестра.

— Что это, что это такое? — ужаснулся старший помощник. — Где капитан?

— Я ваш капитан! — раздалось из гроба.

Человек в старинном камзоле стал медленно подниматься. Подниматься так, будто земное притяжение не властно над ним.

После этих слов все, кто в панике толпился на палубах или обливался ледяным потом в каютах, замерли. В невозможной тишине послышалось пение. Женский голос выводил тоскливую, заунывную мелодию, в которой можно было понять лишь немногие слова — язык был старогерманский. Бледная звездочка опустилась на «Марию Селесту», проникла сквозь экран и повисла над палубами.

— А вот и недостающее звено, — еле слышно пробормотал барон Вилдфанг, стоявший в дверях рубки.

Бледная звездочка увеличилась, приняла сперва очертания древней руны наутиз, скошенного креста, — руна поворачивалась вокруг своей оси, так что крест косил то вправо, то влево, — а затем превратилась в женскую фигуру в развевающихся, словно на ветру, одеждах. Человек из гроба указал на нее рукой:

— Вот ваша хозяйка. Вы сделаете то, что она вам прикажет.

Медсестра, стоявшая в изголовье гроба, согласно кивнула.

Барон шептал:

— Вильгельмина, невеста молодого Гюнтера Шварценбюргского, оказалась бесплодной и не оставила потомков. Казалось, из всех убийц злой рок настиг только ее. И вот она пришла за нами… пришла за нами…

— Что вы говорите? — расслышал его стоявший рядом Вальтер. — Человек из гроба — мой старый приятель, Гюнтер. Все это восхитительный аттракцион. Гюнтер! — позвал он. — Узнаешь ли своего друга Вальтера? Вспомни нашу службу в госпитале… наши вечерние беседы!

Но Гюнтер лишь покачал головой и ничего не ответил.

В это время раздался всепроникающий голос призрака Вильгельмины, низкий, холодный, как смерть:

— Убийцы, потомки убийц! Проклятые! Мои рабы, следуйте за мной.

Призрак колыхнулся и медленно поплыл прочь. Люди на палубе зашевелились, двинулись следом. Они кричали, они сыпали проклятиями, они цеплялись за поручни, но руки скользили, словно поручни сделались призрачными. Как и всё на корабле, за что можно было бы ухватиться, где можно было бы спрятаться. И, дойдя до стеклянного колпака, на котором треугольным флагом багровела руна турисаз, исчезали бесследно.

— Гюнтер, дружище! — отчаянно взывал Вальтер к старому другу. — Перестань! Не надо! Ты же знаешь, я ни в чем не виноват! Я всего лишь дурак-философ! Ну, пощади же. Я никого не убивал! Даже если я потомок, сам я никого не убивал! Так не должно быть, в этом нет справедливости!

— Прощай, Вальтер, — ответил человек в камзоле. — Ни ты, ни я не в силах ничего изменить. И разве не твой прадед, проведя в далеком военном году магический обряд, пробудил к жизни заклятие возмездия?

— Не знаю никакого прадеда! — кричал Вальтер. — Да, говорят, он был эсэсовцем. Но я, при чем здесь я? Почему я?!

Ноги уже несли Вальтера вниз по трапу, рядом спокойно шагал барон Вилдфанг.

— Не разменивайтесь на истерику, молодой человек, — говорил барон. — Наслаждайтесь мистерией смерти. Кому еще, как не вам, человеку, объяснившему высший смысл цивилизации, должно быть доступно наслаждение собственной смертью!

— Вы издеваетесь, — процедил сквозь зубы Вальтер.

Его сердце обмирало от страха и ужаса, зубы лязгали, тело сотрясала дрожь.

— Простите, если обидел, — успел сказать барон, прежде чем его тело растаяло.

И ветер, ударивший в лицо Вальтеру, когда он каким-то непостижимым образом пересек стеклянный колпак, донес конец фразы:

— Только ждет нас совсем не та смерть…

Гюнтер проводил взглядом последнего участника процессии и вернулся в гроб. Теперь надобности ложиться не было, он просто сел.

— Мою собаку звали Ирма, — обернулся он к медсестре.

— Это я, мой господин, — ответила фройлян Ирма. — Не хотела бы я даже заглянуть туда, куда отправились твои губители, вослед за безумной Вильгельминой.

В следующий миг она, превратившись в большую рыжую собаку, запрыгнула в гроб. И гроб исчез.

Одинокий тоскливый вопль черной птицы донесся из полыхающего холодным сиянием неба. Огромный покинутый лайнер медленно рассекал океанские воды.

Леонид Смирнов

Высшая справедливость

1

Парфенов довольно улыбался, облокотившись о стол. Сейчас он напоминал кота, приготовившегося съесть банку деревенской сметаны. Рядом сидел сухопарый председатель экспертной комиссии с желчным, вечно недовольным лицом. Перед ними стояли два полупустых стакана с холодным чаем и ломтиками лимона. Большой плоский монитор на столе транслировал изображение с четырех видеокамер, развешанных по углам тюремной камеры. Остальные эксперты прильнули к окошечкам, прорезанным в бетонной стене. Броневое стекло надежно отгораживало их от камеры Наказания.

— Неужели эта смерть может вас радовать? — после долгого молчания осведомился председатель и пристально посмотрел на Парфенова.

Генный инженер Парфенов — «настоящий гений в своей области», как писали газеты, — почесал темечко, не спеша отвечать на вопрос. До начала экзекуции оставалось пять минут.

— Видите ли, Сергей Эдуардович… Я вовсе не склонен радоваться чьим бы то ни было мукам. Меня восхищает лишь одно: наконец-то — впервые за тысячелетнюю историю человечества — появилась возможность реализовать принцип Высшей Справедливости. То есть воздать преступнику строго по его деяниям. Не будет больше ни слишком суровых, ни слишком мягких приговоров, что крайне важно для торжества Закона, к тому же… — Он недоговорил, потому что зазвенел первый звонок.

В доселе темной камере вспыхнул яркий свет. Лысые и волосатые затылки экспертов зашевелились, их шепот уже нельзя было назвать негромким. Председатель комиссии недовольно постучал карандашом по столу.

— Внимание, господа! — Его пронзительный голос царапал перепонки. — Напоминаю, что от нашего решения зависит судьба коренной реформы в системе наказаний особо тяжких преступлений.

Разговоры моментально смолкли, и воцарилась тишина, прерванная лишь вторым звонком.

Преступник, приговоренный к смертной казни — за зверское изнасилование малолетней — и добровольно согласившийся заменить расстрел на процедуру «Око за око», медленно вошел в камеру. Обритая голова его была опущена. Конвоир развязал заключенному руки и поспешно захлопнул стальную дверь. Заскрежетали, защелкали многочисленные внешние запоры. Охранник вовсе не жаждал встретиться с Наказателем, который появится здесь ровно через минуту.

В камере не было никакой мебели; серые гладкие стены без единой ниши или выступа и столь же ровный бетонный пол с единственным круглым отверстием посредине — очевидно, для стока воды при уборке.