журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №0 1994 г. - Татьяна Янушевич

Ничего у него не вышло, ибо я в неосознанной гордыне пренебрег волей Божьей. Единственное мне оправдание — глупость.

А когда тетка удалилась, мой добрый друг Илья, сирота и оптимист, который делил свою пайку со мной и не помнил зла, сказал:

— За такие дела морду бить надо!

— Я нечаянно, ребята. Я не хотел...

А Володя Кочнев сильно обматерил меня. И тоже был прав.

Может стожиться впечатление, что я недолюбливаю торговых работников. Нет, конечно, и среди них есть честные люди. Я, например, в 1982 году встретил такого. Он был барменом на туристском теплоходе „Одесса", том самом, что возил Галину Брежневу туда и обратно. Он наливал коньяк с пипеточной точностью. Заинтригованные, мы деликатно поинтересовались у стюарда: с чего бы это человек так себя изнуряет?

— У бармена заработок — вам и не снился. Да и шмотки в каждом порту покупает. А при первой жалобе на недолив сразу с корабля списывают.

Угнанные

В Николаеве мы восстанавливали железную дорогу. Немцы, отступая, каждый рельс разрывали толом на пятиметровые куски, а каждую шпалу на четыре части. Для этого применялась специальная техника — крюк, буксируемый двумя паровозами. Крюком зацепляли шпалы между рельсами и, при движении, ломали их. Ну, а мы разбирали завалы, сортировали рельсы и занимались на станции прочей работой.

И помню там молчаливых, как тени, изможденных мужчин в зеленой немецкой суконной форме. Почти все в темных очках и словно с перебитым}! ногами. Они группами по четыре-пять человек состояли при молодой хорошо одетой женщине лет так двадцати или чуть больше, с детской коляской и киндером, ребенком, прижитым в неметчине. Они двигались из Германии куда-то вглубь страны. На вокзале мужчины молча сторожили красивые чемоданы и ребенка, пока женщина пробивала билеты на поезд.

С жителями они совсем не общались, так и держались своей страшноватой кучкой. Люди их обтекали, словно не замечая, словно вокруг них некая зона неприкосновенности. Вообще, это свойство видеть и не замечать присуще нам: сейчас мы не замечаем беженцев таджиков, живущих на подаяние по всей России. Это, видите ли, спокойнее, не замечать. А то от нашей действительности можно сойти с ума, если воспринимать ее во всей наготе и ужасе. Особенно на фоне весьма упитанных начальников, столь душевно радеющих о нашем благе с экранов телевизоров.

Может быть, не к месту пришла мысль, но пришла. Великие страны — это Швеция, Австрия, Люксембург, Франция, Финляндия. Великая — это страна, где человеку жить хорошо и удобно, независимо, на каком месте б мире она по производству цемента на душу населения.

А этим, в зеленом сукне, никто не задавал вопросов, не делал попыток вступить в беседу. Я видел, как они сидели возле разрушенного здания вокзала на чемоданах, а женщина разрезала буханку, подавала им куски, и они сосредоточенно жевали. Пленные? Невольники? Куда они ехали, где пропали, не знаю. Но в памяти это ознобное зрелище осталось.

Я назвал эту главку „Угнанные". Правильно было бы „Загнанные".

Септическая ангина.

Кого ни спрашиваю теперь, об этой болезни никто не слышал. А я помню. В 1942 году из деревень пошли в Оренбург голодающие. Мы, городские. стояли в очередях за хлебом, на груди мелом номер. Неизвестно, когда хлеб подвезут, но все же подвезут — это мы точно знали. А второй очередью, маленькой, в один ряд, стояли возле нас женщины и дети с опухшими, словно погасшими от голода лицами. Они были из деревень, без паспорта, им карточек не положено и одна надежда, что кто-то подаст кусочек из своей небогатой пайки. И люди давали...

А в техникуме нам раздали листовки и велели клеить на стенах. В листовках было написано, что нельзя есть зерно, перезимовавшее под снегом, в нем развивается грибок, вызывающий септическую ангину. Такое зерне нужно сдавать государству в обмен килограмм на килограмм хорошего зерна.

Дело в том, что урожай 41 года был убран не весь, а что убрали, то в порядке реализации первой колхозной заповеди отобрало государство. В колхозах на трудодни вообще ничего не давали и люди по весне собирали на полях колоски, сушили и вымолачивали зерно, которое уже было заражено. При септической ангине, рассказывали, тело покрывалось пятнами, язык желтел и опухал, изо рта текла слизь. Три дня и конец. Медикаменты от этой болезни не помогали. Лечение одно; яйца, сливочное масло, хорошая еда.

Официальных сведений о том, сколько народа умерло тогда в Оренбуржье от септической ангины, я не знаю. По сути это ведь тоже смерть от голода.

Черные пятна

Сразу после войны, в 45-47 годах, еще встречались женщины с черными пятнами на запястьях, икрах и щиколотках. Пятна не имели формы, так, что-то овальное, длиной три-четыре сантиметра. Они уродовали ноги и женские руки как пятна проказы. Их стеснялись, их прятали. У детей эти пятна встречались реже, у взрослых мужчин я их почти не видел. И не носили пятен торговые работники, к ним эта зараза не приставала.

В соседнем доме на кухне жила эвакуированная женщина с двумя детьми. Днем, когда все были на работе, она ухитрялась принимать мужчин, а дети ее в это время играли во дворе. Ухоженные дети и сытые. А это главное!

Женщины в войну питались хуже всех, ведь большинство делили свою малую пайку с детьми. От голода и холода на руках и ногах появлялись болячки, десятки покрытых серыми струпьями плоских гнойников. К ним прилипали чулки и белье, а бинты только ухудшали положение. Я говорю это со знанием дела, ибо в зиму с 42 на 43 год на ногах и предплечьях я у себя насчитал более семидесяти струпьев...

Обычно летом струпья отпадали, но оставшиеся на их месте черные следы войны держались по нескольку лет.

Екатеринбург. На дворе февраль 94. Стоят бабуси у витрины комка, рассматривают свежие помидоры по 6 тысяч за кило.

— Пенсия сорок тысяч, — вздыхает старушка лет этак шестидесяти. — Не могу купить. Вот до чего демократы довели. Голодом голодаем.

Это, бабуся, у вас не голод, это тоска по вкусненькому. Законная тоска, ну, а при коммунистах вы зимой свежие помидоры ели? И вообще, с чего это мы все взяли, что нам сладкий кусок положен? Мы и выжили-то по недосмотру начальства.

Говорят, коммунизм прекрасен, это руководители исказили идею. Я бы согласился, когда б в нашем веке был хоть один пример из множества, только один пример, когда приход коммунистов к власти не